Сицилийский специалист - Льюис Норман (книги полностью бесплатно .TXT) 📗

Глава 10

Еще подростком Виктор всерьез занялся изучением теории и освоением техники насилия. Первое нападение он совершил, еще будучи учеником Фримонтской средней школы. Объектом нападения обычно становились служанки, а стратегия основывалась на удобном расположении комнат в доме. Служанке, как правило, отводили мансарду во флигеле, отделенном от остальных помещений темными лестницами и мрачными коридорами, а спальня Виктора находилась на пути туда. Лет в пятнадцать Виктор, выждав случай, подсыпал девушке в еду сильнодействующее снотворное и получил возможность не торопясь надругаться над ее бесчувственным телом. Позже, с ростом уверенности и потенции, он потерял вкус к полной пассивности и придумал новый способ вынуждать девушек к капитуляции. В балках мансарды он укрепил маленький динамик, из которого вдруг раздавались страшные звуки, записанные на спрятанном в шкафу магнитофоне. Затем, когда, по его мнению, процесс устрашения достигал цели, он стучался в дверь и предлагал свою защиту. Служанки обычно были из бедных семей латиноамериканских эмигрантов, а иногда и сироты, которых католическое общество оказания помощи поставляло в семьи, чья добропорядочность не вызывала сомнений.

Нынешней служанке, Эльвире, заменившей прежнюю, которая месяц назад вдруг ушла в слезах, но не проронив ни слова, было всего пятнадцать лет. Через неделю после своего появления в доме Эльвира проснулась от раздававшихся в комнате странных звуков. Она натянула себе на голову одеяло и несколько минут лежала неподвижно, умирая от страха. Потом, когда воцарилась тишина, она встала, чтобы включить крохотную лампу, которой снабдила ее Донна Карлотта. Но Виктор заблаговременно вывернул пробки, поэтому в комнате по-прежнему было темно. Вдруг что-то невидимое забулькало, заухало у нее над головой, и Эльвира, бросившись к двери, отодвинула задвижку и выбежала в коридор, где ее поджидал Виктор.

К несчастью, на этот раз Виктор был порядком пьян, и, пытаясь преодолеть сопротивление Эльвиры, он забыл о страхе перед возможными последствиями и окончательно обезумел. Когда он, наконец, отпустил Эльвиру, девушка, совершенно обнаженная и окровавленная, в ужасе бросилась вниз по лестнице. На ее крик прибежал Дон Винченте; предпочитая не вызывать карету «скорой помощи», он завернул девушку в одеяло и сам отвез ее в больницу, где принялся совать налево и направо сотенные купюры.

На следующий день царившее в доме безмолвие было нарушено появлением начальника полиции Генри Уайсмена, который, не говоря ни слова, подал Дону Винченте пачку фотографий. Уайсмен пятнадцать лет пробыл в патрульной службе, как вдруг новый мэр Джордж Грабчек назначил его начальником полиции.

Дон Винченте уставился на скручивавшиеся в трубку глянцевитые снимки: крупным планом, не правдоподобно отчетливо были сфотографированы разрывы тканей, царапины от ногтей на животе и ягодицах, полукружья укусов на груди. Рот его наполнился слюной, и он не сразу смог заговорить.

— Мэр сумеет с этим справиться? — наконец спросил он. Уайсмен покачал головой.

— Не уверен. В больнице один доктор прямо на стенку лезет. Если мы не примем мер, он вызовет полицию штата.

— Каких мер?

Уайсмен пожал плечами и отвел взгляд.

— Кто делал эти фотографии?

— Наш фотограф. Он не знает, кто в этом замешан.

— Негативы можно достать?

— Конечно, но если появится фотограф из полиции штата, то снимки будут та кие же.

— Разве нет договоренности, что полиция штата не вмешивается в дела нашего города?

— Только в случаях мелких нарушений закона. А это — крупное дело, мистер Стивенс. В некоторых штатах за такое можно попасть на электрический стул. Любой судья, увидев эти фото, посадит вашего сына на десять лет.

— Послушай, Уайсмен, кто тебе сказал, что это сделал мой сын? Мой сын этого не делал. Тут какая-то фальсификация. — Гнев его рос. Дон Винченте почти верил собственным словам. Да, Виктор изнасиловал несовершеннолетнюю девушку, но пусть еще докажут, что он нанес ей все эти раны, которые зафиксированы на снимках. Чего они добиваются? Что могло помешать им, например, взять из архивов полиции любой набор фотографий по делу об изнасиловании и использовать нынешние неприятности для шантажа? Дону Винченте было известно про Уайсмена все, в частности, то, что он еженедельно берет по пять долларов с каждой проститутки в Солсбери. Он был из тех, кого Дон Винченте не слишком жаловал, хотя и пользовался их услугами.

— Возьми свои фотографии и убирайся, — сказал он. — Если мой сын попадет на скамью подсудимых и такие вот фотографии будут предъявлены кому-нибудь, на другой же день ты вернешься туда, откуда начинал, в патруль.

Дон Винченте позвонил мэру Грабчеку.

— Джордж, у меня был этот прохвост Уайсмен с пачкой фотографий. Тебе известно, что произошло?

— Слышал, — ответил Грабчек. — Выглядит это не очень приятно. Насчет вашего сына к несовершеннолетней девчонки.

— У Виктора получилась неприятность с девушкой, которая работала у нас в доме. Она из Пуэрто-Рико. Ты ведь знаешь, как бывает у молодежи. Говорят, они теперь все наркоманы. Если она или ее семья хотят жаловаться, я готов их выслушать. Может, ты с ними поговоришь, Джордж? Я бы хотел предоставить это тебе. Ну, а Уайсмен — знаешь, что-то он мне не нравится. Может, вернуться ему в патруль, а? Хорошо бы ты поскорее сходил к ее родным, Джордж, и уладил это дело так, как сочтешь разумным, А потом дай мне знать, чем все кончилось.

— Обязательно, Винсент. Я позвоню тебе, как только что-нибудь выясню.

— И скажи Уайсмену, что, если я еще раз услышу про эти фотографии, я лично всыплю ему по первое число.

— Обязательно, — повторил Грабчек. И, словно вспомнив, спросил:

— А где Виктор сейчас?

— Поехал кататься на машине, — ответил Дон Винченте. — Он ужасно разволновался после всей этой истории. Я велел ему поехать покататься, съездить куда-нибудь подальше и успокоиться.

— Лучше бы ему несколько дней не показываться в городе, — посоветовал Грабчек. — Земляки девочки очень расстроены. У нее, наверное, есть братья, а некоторые из этих пуэрториканцев отличаются горячим нравом.

Грабчек пребывал в состоянии крайней нерешительности. Слухи и собственное чутье подсказывали ему, что Дон Винченте как сила доживает последние дни. Говорили, что он торопится распродать свои владения в Солсбери и перевести капитал за границу, а люди, прикрывавшие подлинных хозяев заведений на Дуайт-стрит, в частной беседе признавались, что больше не получают указаний от Дона. С другой стороны, никак не удавалось выяснить, в какой мере Дон Винченте еще держит в руках механизм выборов, а Грабчек опасался, что если в нынешней ситуации он не поможет самому выдающемуся гражданину города, то вряд ли у него будут хорошие шансы на переизбрание.

Семья Казальсов жила на верхнем этаже многоквартирного дома на Сорок третьей улице. Муж с женой и двое детей занимали одну комнату с двумя матрасами на полу, тремя стульями, комодом, плитой и кучей поломанных игрушек. Когда Грабчек начал объяснять причину своего визита, Казальс поспешно выставил всех домочадцев за дверь и, придвинув драное кресло, предложил мэру сесть. К удивлению Грабчека, Казальс оказался еще совсем молодым человеком с гладким лицом, умными глазами и огромным лбом, над которым торчали пучки преждевременно поседевших волос.

— Я буду говорить с вами не как мужчина с мужчиной, — начал Грабчек, — а как отец с отцом. У меня самого пятеро детей. — Он засмеялся глубоким, грудным смехом, усовершенствованным в центре постановки голоса. — И шестой на подходе.

Казальс слушал с мрачным, напряженным вниманием, не произнося ни слова. Он часто подносил ко рту сложенную лодочкой руку, словно ожидая приступа кашля, — здоровье его явно оставляло желать лучшего.

— Мое появление здесь как мэра, — продолжал Грабчек, — свидетельствует об озабоченности граждан нашего города случившимся, не говоря уже о том, в каком ужасе и горе находятся люди, имеющие непосредственное отношение к этой истории.