...Начинают и проигрывают - Квин Лев Израилевич (книги онлайн полностью .txt) 📗
Или вот еще такое. Были у меня в роте два брата-близнеца. Похожи — не отличишь. Над ними смеялись, что они сами себя путают. Служат в одном расчете, всегда неразлучны. А тут случилось, что одного послали в штаб с донесением, другого — в санвзвод за индивидуальными пакетами. В это время фрицы начинают садить из орудий, мы тоже не молчим. Словом, кутерьма часа на полтора. Потом хватились: а близнецов-то ведь нет. Стали искать… Только к вечеру выяснилось: оба ранены чуть ли не в одну и ту же минуту, оба в левое плечо, только один осколком снаряда, другой миной, оба в медсанбате лежат.
Случай…
Вот и Мигаи, если разобраться, в большой степени дело случая. Не приди я к Арвиду и не начни писать под его диктовку, кто знает, обратил ли кто-нибудь внимание на такое совпадение. Ведь дела велись разными людьми в разных отделениях милиции. Кому бы могло прийти в голову сопоставлять?
Ну, а если все-таки исключить случайность и посмотреть, что получится?
Этим мы как раз и занялись. Версия возникала за версией, то у меня, то у Арвида. Мы их критиковали, разбивали, отбрасывали. Сочиняли новые, опять разбивали. В итоге, когда уже совсем изнемогли, от разгрома уцелели лишь две версии, казавшиеся наиболее правдоподобными.
Версия первая:
Кто-то, назовем его Икс, был на Васина по какой-то неизвестной еще причине смертельно обижен и готовил на него покушение. Об этом случайно, или, может быть, не случайно, узнал земляк Васина Клименко и, таким образом, тоже обрек себя на смерть.
Версия вторая:
Оба они, Васин и Клименко, знали что-то компрометирующее Икса, возможно, тоже их земляка. До поры до времени это его не беспокоило. Но вот произошло какое-то событие, то ли ссора, то ли еще что-нибудь, и оба они стали для Икса опасны.
Уже лежа на нарах, я вдруг подумал, что обе наши версии решительно никуда не годны. Ведь Икс не мог знать, что буквально в последнюю минуту Степан Олеша будет снят с машины и ее поведет Васин!
Точнее, Икс мог об этом знать только в одном случае: если он сам собирался произвести такую замену.
Другими словами, если диспетчер Тиунов и есть Икс!
С такой мыслью я заснул. И не удивительно, что всю ночь меня трепали кошмарные сны, в которых роль главного отрицательного героя играл, конечно, Тиунов. Он то бежал за мной, кровожадно размахивая гаечным ключом, а я, обливаясь потом, с трудом передвигал непослушные ноги, то наваливался на меня и душил.
Утром я сам смеялся над своей несообразительностью, из-за которой поднялся с гудящей головой. Ведь кошмаров могло бы не быть, стоило только мне, засыпая, подумать, что калека-диспетчер на своем бухающем самодельном протезе едва ли смог бы неслышно спуститься в гулкий гараж по деревянной лестнице, да еще забраться под автомобиль. Если только у него был сообщник…
Разделив между собой обязанности, мы с Арвидом, позавтракав, отправились в разные стороны: он — снова в дом, где жил повесившийся, я — к себе в отделение доложить начальнику.
Я очень рассчитывал на помощь и совет Антонова и огорчился, узнав, что его по неизвестной причине нет и, вероятно, сегодня не будет.
Сообщить о странном совпадении Ухарь-купцу? Поднимет меня на смех со всеми моими версиями.
Волей-неволей пришлось обращаться к Фролу Моисеевичу; надо же известить хоть кого-нибудь из начальства, чем собираюсь сегодня заняться.
Я обнаружил Фрола Моисеевича в укромном уголке коридора, увлеченным беседой с каким-то подозрительного вида субъектом с мешком за плечами. Они говорили так тихо, уткнувшись нос в нос, что у меня закопошились неприятные мыслишки. Отдали же недавно под суд во втором отделении участкового уполномоченного — брал дань натурой у вороватого завстоловой. Тем более, что у Фрола Моисеевича в руках был какой-то сверток, явно полученный от собеседника.
Мешочник поспешно удалился, натянув на голую, как у Фрола Моисеевича, голову огурцом лопухастую ушанку, а Фрол Моисеевич, стеснительно пряча возле бока сверток, чем навлекал на себя еще большие подозрения, повел меня в свой кабинет.
— Кто это был? — спросил я.
Покосился на меня:
— Так, человек один.
— Друг? — Я, нисколько не таясь, глазел на сверток — пусть Фрол знает: вижу.
— Никакой не друг! Просто знакомый. Сосед — до войны рядом жили. — И неожиданно стал сдирать со свертка газетные шкуры. — Вот!
Передо мной на столе, рядом с замызганной чернильницей и продавленным пресс-папье без промокательной бумаги, лежали два ярких, пестрых праздничных шарика с белыми изогнутыми ручками.
— Что такое? — не понял я.
— Как что? — в свою очередь удивился Фрол Моисеевич и потряс шариками перед самым моим носом; в них что-то застучало, пересыпаясь. — Разве не понятно?
— Погремушки?!
— Ну… Алексей Васильевич родился у меня, внучок. Вот человек и принес в подарок — он большой мастер на такие штуки. На, глянь-ка. Верно, здорово?
Я неловко вертел в руках веселые шарики, не решаясь поднять на него глаза…
Фрола Моисеевича долго убеждать не пришлось. Вопреки моим ожиданиям, он сразу признал возможность связи между обоими происшествиями. На мое осторожное, больше для перестраховки, замечание насчет всяких забавных случайностей сказал:
— Случайности у нас, верно, бывают. Но, я так считаю, процентов десять, не более. На них списывать нельзя. — И тут же принялся уговаривать: — Только не по нашим с тобой зубам орешек. Отдай лучше, у кого зубы покрепче. — Но тут же безнадежно махнул рукой: — Да вас разве убедишь, пока сами себе лоб не расшибете.
Посоветовал:
— Начни с васинской вдовы. Только пообходительней с ней, травма у женщины какая, понимать надо.
Васиной дома не оказалось. На двери, продетый в тоненькие медные колечки, висел старинный амбарный замок.
Соседка сказала:
— На работу ушла Матрена Назаровна, еще с самого ранья. И сынок ейный тоже.
Я разыскал Васину в шумном, насыщенном терпкими парами цехе. Начальник, совсем еще молодой парень, пожалуй, помоложе меня, предоставил в мое распоряжение свою комнату, а сам пошел, как он сказал, «на обход огневых позиций» — цех считался фронтовым.
— Что ж вы сегодня не дома, Матрена Назаровна? — я разглядывал крепкую еще, широкую в кости женщину. — Вам ведь до завтра разрешили.
— А что дома-то? Только сердце пущее болит в одиночку. На людях оно лучше — хоть забудешься на время.
— А сын?
— Стасик-то? Так ведь он тоже работает. На Колино место попросился, шофером. Такой же беспокойный, как…
Она не договорила, отвернулась, вытерла глаза уголком головного платка.
Я рассказал ей о цели прихода. Мне нужно побольше знать о Васине, о его жизни.
— А что вам сказать-то? — спросила она беспомощно.
— Все, что знаете.
— Ну… Женаты мы с ним с тридцатого года.
— Вы тоже из Мигаев?
— Нет, я сама-то отсюда, в их края случаем попала, после той войны, не в сами Мигаи — в Веселый Кут, верстах в двадцати от Мигаев; Коля к нам на машине приезжал. И вроде долго прожила, да так и не прижилась. И Колю уговорила сюда податься.
— С тридцатого года, говорите? А как же сын? — пришло мне на ум.
— Так ведь Стасик у него от первой жены-то. Померла она. А нам с ним господь детей не дал.
В общем, я узнал от нее все уже мне известное. Человек прямой, строгий, даже суровый, сам не пил и пьяных не терпел.
— Враги у него были?
— Какие у Коли враги! — она подняла брови. — Разве лодырь какой, которого он погоняет за дело.
— А друзья? — зашел я с другой стороны.
Нередко самыми злыми нашими врагами оказываются именно те, которых мы числим в друзьях.
— И друзей особых, сказать, чтобы были, тоже нельзя. Если кто и заходил когда, то только из его же шоферни. Вот Бондарь у нас бывал, опять же Изосимов…
Я подсказал не без умысла:
— Клименко…
— Клименко? Какой такой Клименко? — Она вскинула на меня недоумевающие глаза.
— А разве вы не вместе с ним сюда приехали?
