Снежный человек (с илл.) - Торбан Раиса Семеновна (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
— Вот возьмите… Он вырастет и будет, как ваш померший Дик, трепать ихнего брата.
Юрики вынул из-за пазухи и поставил на пол своего щенка.
Гость взял щенка к себе и принялся гладить его.
Он гладил щенка, слушал болтовню ребят и гул большой толпы людей, высыпавших из лесу на освещенную луной полянку, к избе. Он хорошо видел их в оттаявшее окно.
Вот они идут сюда. Он думал о том, что положение усложнилось. Теперь уйти труднее. Он сделал одну большую оплошность… Нет, не одну, а две… Во-первых, он должен был обязательно дождаться Кондия в условленном для встречи месте и идти с ним. Но он прождал Кондия сутки и не был обнаружен советскими пограничниками только в силу своей дьявольской выносливости и благодаря поразительному умению маскироваться. Возвращаться было опасно, и он пошел на «явку»… Во-вторых, он не должен был оставаться здесь, раз обстановка изменилась.
«Но я все равно замерз бы где-нибудь в лесу в эту проклятую стужу, — пытался он оправдать свое поведение. — А в избе было тепло, и так хотелось спать… Ведь человек же я, наконец!» — бросил он про себя кому-то со злобой.
Но другой голос в его душе холодно и настойчиво отрицал все это. Он говорил: «Ты — разведчик…»
— А вы уже здесь?… Наш пострел везде поспел, — загудел старый Лоазари, протискиваясь в избу вслед за Большаковым и лесником Кярне.
За ними вошли в избу и другие лесорубы. Все были вооружены топорами, охотничьими ружьями, ножами; кто захватил сплавной багор. Все годится. А у одного на плече красовалась даже рыбачья сеть.
— Что ты их, как рыбу, ловить собираешься? Они на земле не плавают, — шутили над товарищем лесорубы.
— А может, живыми придется взять голубчиков, вот и запеленаем, — объяснил он насмешникам.
Лесорубы входили в избу, снимали шапки и здоровались с гостем. Народу — полная изба.
Кто не смог протиснуться в дверь, глядел в окна. Все с любопытством смотрели на раненого «пограничника» и прислушивались к разговорам.
Большаков сердечно поздоровался с гостем и назвал свою фамилию.
Анни, как внимательная хозяйка, выдернула из-под Тяхти табуретку и подставила ее Василию Федоровичу.
Он сел подле раненого гостя и сразу же приступил к делу:
— Мы отправили в погранотряд гонца. Сегодня ночью на заставе будут знать все, а к утру, наверное, ваши будут здесь.
— Очень хорошо! — И мнимый пограничник приподнялся на локте. Его глаза блестели, а лицо с крепкими челюстями было бледно.
— Но и мы не собираемся на полатях лежать. Люди готовы, — оглядел собравшихся вокруг него лесорубов Большаков.
Они были серьезны, полны решимости и гнева.
— Медлить нельзя ни одной минуты, — заговорил раненый глуховатым голосом. — Их было трое. Одного, переодетого пограничником, я убил, а двое, в крестьянском платье, ранили меня, и я едва спасся. Убили и мою чудесную собаку — Дика.
Он тяжело вздохнул и опустил голову.
— Вы, товарищ, не волнуйтесь. Враги далеко не уйдут. К утру будут пойманы. Я ручаюсь, — горячо уверял молодой лесоруб.
— Это еще неизвестно, — усмехнулся «пограничник».
— Какие они с виду, куда пошли? — приступил к нему с вопросами Большаков.
Раненый подробно описал наружность выдуманных им диверсантов и направление, по которому они двинулись.
Он хорошо знал местность и намеренно указал лесорубам район гнилых болот.
Они не замерзают даже зимой. Люди всегда стараются обходить эти гиблые места. Но никто из лесорубов даже не задумался.
— Болото так болото, лишь бы поймать молодчиков. Раненый мельком взглянул на ходики. Время мчалось как сказочный олень.
— Торопитесь, товарищи, торопитесь, — устало сказал «пограничник». — Я бы сам повел вас, но не могу ступить на ногу. Боюсь, что никогда не смогу больше ходить…
Он в самом деле почувствовал себя неважно и, побледнев, опустился на подушку.
Большаков заметил его состояние и дал знак лесорубам выходить.
Тихонько, стараясь не шуметь, выходили люди из избы.
— А вы, мелочь, марш по домам! — приказал он детворе. — Дайте товарищу покой!
— Сейчас уйдем, — тянули ребята, а сами не двигались с места и во все глаза смотрели на «героя».
— Я сейчас вернусь, дочка, — и Кярне вышел вслед за Василием Федоровичем, на ходу отдававшим распоряжения своим лесорубам.
Глава XX. ПО СЛЕДАМ ВРАГА
В тишине послышалось сначала царапанье когтей в дверь, затем душераздирающий вой. В нем была тоска погибающего зверя и глухой, неукротимый гнев.
Раненый с необычайной живостью вскочил с постели.
Тодди бросился к дверям и распахнул их.
Через порог шагнула собака с черной мордой и страшно разорванным боком.
— Дик! — вскрикнули ребята.
Собака чуть покосилась глазом в их сторону.
Оставляя на полу кровавые следы, она прямо подошла к раненому и вцепилась зубами в свисавшую с койки его шинель.
С лицом, искаженным от страха, он заметался на постели, отыскивая глазами что-либо для защиты от страшного зверя, и схватил со стола левой рукой пукко.
Но собака последним судорожным движением вцепилась в его руку. Он выпустил нож.
Анни снова подобрала его.
Челюсти собаки медленно разжались. Ее глаза затягивались пеленой. Она ослабевала.
Негодяй поднял ногу, чтобы добить погибающее животное.
— Не бейте! — отчаянно взвизгнул Юрики. Рыженькая Мери громко заплакала. Анни, бледная, не спускала глаз с «пограничника».
«Какой безжалостный… грубый…» — подумала Анни.
Образ героя-пограничника в ее представлении потускнел, а добрые чувства к нему, к этому человеку, как-то незаметно для Анни ушли из ее сердца.
— Собака взбесилась, она перестала узнавать меня, — говорил раненый, прислушиваясь к голосам удалявшихся лесорубов.
Собака неподвижно лежала на полу, уткнувшись мордой в лапы, и тихо рычала.
Анни налила в плошечку, из которой она поила своих кур, воды и осторожно поставила собаке. Собака потянулась к воде. В это время «пограничник» дотронулся рукой до края посуды.
Собака глухо зарычала и отвернулась.
— Вот видите, — печально сказал «пограничник». — Она взбесилась: она хочет пить и не может…
Потрясенная детвора молчала. Глаза детей были полны слез и страха.
Гость заметил вдруг на их лицах выражение неприязни и отчужденности и сразу переменил тон.
— Надо прекратить страдания бедного животного. Придется его убить… — сказал он мягким, проникновенным голосом. — Жестоко оставлять его так мучиться.
— Если собака взбесилась или тяжело ранена, конечно, ее лучше убить, — сказал вернувшийся в избушку Кярне. Он снял со спины ружье.
— Мы сами отвезем ее в лес, — решили огорченные ребята.
Анни молча убрала воду в курятник. Ее куры, за которыми она любовно ходила, разбуженные светом и шумным поведением людей, недовольно расхаживали по клетке, топорщились и кудахтали. Им, видите ли, не нравилось, что их разбудили.
Молча двинулась за санями расстроенная детвора. На санях лежал Дик. Он был неподвижен, в забытьи. Ребята укрыли его тулупом.
— Мы похороним ее под самой большой сосной, напишем на доске, что ее звали Дик и какая она геройская собака, — сказала, глотая слезы, Мери.
— Да, напишем, как она словила семь штук нарушителей в один раз, которые все шпионят, — пылко говорил всегда спокойный Тяхтя.
— Вот только пусть я вырасту… пусть… они тогда узнают! — грозился Юрики и сжимал кулаки в своих теплых варежках.
Анни молчала.
Лесник выбрал маленькую круглую полянку неподалеку от своей избушки.
От луны было светло как днем.
Анни сняла тулуп с собаки. Дик задрожал, поднял голову и умными глазами оглядел детей и человека с ружьем.
Животное почувствовало, что пришел его последний час, и, не имея сил защищаться, собака снова опустила голову. Из уголка ее горящего глаза выкатилась слеза.
