Ярость льва - Хиггинс Джек (электронные книги бесплатно txt) 📗
Меллори что-то крикнул, и двое с огнеметами встали в полный рост. Огненные дуги прорезали темноту, жидким пламенем расплескавшись по баркасам. Надстройки и паруса ярко вспыхнули, и было видно, как людские фигурки высыпали на палубу и заметались.
В это время заработали оба тяжелых пулемета, разнося в щепки палубу и кроша людей. Тевак корректировал огонь, а затем и сам присоединился к остальным, поливая баркасы автоматными очередями.
Через несколько минут все было кончено. Те, кому чудом удалось вырваться из пылающего ада, в отчаянии прыгали в воду, но и здесь струи огнеметного пламени, с хищным шипением лизавшие поверхность воды, находили их одного за другим. Отсветы пламени падали на реку и деревню поодаль, ярко освещая их. Меллори безучастно стоял неподалеку, наблюдая за происходящим. Он взглянул на часы. «Третий час ночи, – подумал он. – Как там Харрисон?» Он обернулся и увидел в нескольких шагах от себя Мери Хьюм. Она что-то кричала.
– Палач! – донеслось до него. – Я добьюсь, чтобы вас повесили за все, что вы натворили этой ночью!
– Не сомневаюсь, миссис Хьюм, – сказал он, спокойно проходя мимо. Оставалось всего двадцать четыре часа до самолета, и этого было достаточно. Если они поторопятся, то скоро выйдут навстречу группе Харрисона, которая идет с юга вдоль реки. Тогда будет уверенность в том, что ни один из уцелевших после боя на каучуковой плантации не ускользнул. Двадцать четыре часа. Только когда он взбежал по склону наверх и направился к КП, за его спиной раздалось громкое шипение – это остов баркаса скрылся под водой.
10. Дело чести
Хэмиш Грант закурил «гавану», и огонек спички осветил на мгновение его лицо.
– А что расследование?
Было уже довольно темно, только волны пенились внизу, перекатываясь через скалы в узком горле маленькой бухты. Стояла теплая ночь, звезды клонились к горизонту. Когда луна проглядывала из облаков, террасу заливал ее яркий, прозрачный свет. Меллори оторвал взгляд от ночного моря и пожал плечами:
– Все было предрешено заранее. Они использовали формулировку считывая прежние заслуги", намекали на то, что я не вполне нормален после двух лет в китайских лагерях.
– И благополучно вас разжаловали?
– Они обошлись со мной гораздо мягче, чем могли бы. Можно сказать, меня тактично попросили уйти самого. Разумеется, для пользы общего дела.
– Понятно, – сказал старик. – Грязная работенка накладывает свои отпечаток на всех, кто так или иначе с ней связан.
– Я поступил с Ли точно так же, как он поступил бы со мной, – сказал Меллори. – Цель терроризма – устранение. Это сказано еще Лениным и является основой основ любого коммунистического наставления по ведению революционной войны. И бороться с террором можно только тем же оружием. Действовать иначе – значит опустить руки и позволить событиям выйти из-под контроля. Это я усвоил в китайских лагерях, генерал.
– Интересная точка зрения.
– Единственно верная в таких обстоятельствах. Я делал то, что было необходимо, и положил конец ночному террору в Пераке. Больше не будет Кота-Бану, и никто не станет резать невинных девчонок. Мне кажется, это уже кое-что.
Меллори умолк. В лунном свете лицо Энн казалось совсем белым, он ничего не мог разглядеть в ее темных глазах. Луна скрылась за облаком, и Энн превратилась в безмолвный силуэт. Все так же молча она повернулась к нему. Меллори вздохнул и отбросил окурок сигареты.
– Таковы были обстоятельства, генерал. Может быть, это в какой-то мере оправдывает меня. Отличный вечер выдался. Я бы не отказался выпить.
Он повернулся и взбежал по лестнице. Звук его шагов растворился в темноте. Немного погодя Хэмиш Грант тихо сказал:
– Нечасто встречаются такие люди. Такие, как он, добровольно несут на себе и долю вины каждого из нас. А это требует смелости совершенно особого рода.
Лицо Энн было едва различимо в темноте. Словно бы решив что-то для себя, она встала:
– Ты не против?
Он тронул ее за руку.
– Оставишь мне машину, хорошо? Я появлюсь попозже.
Ну вот и все, сказал себе Меллори. Так оно и случилось. Что она думала о нем, было ясно и так. Ее молчание, эта неподвижность уже сами по себе были ответом. Но самым странным было то, что это значило для него. Впервые та защитная скорлупа, тот панцирь, которым он ограждал себя, дали трещину, и теперь он был беззащитен.
Опустив голову, Меллори сошел на пружинистый дерн обочины дорожки, ведущей к гавани, извилистой и белой от лунного света.
Слабый ветерок касался лица, и он глубоко вздохнул. Не было слышно ни звука, но он чувствовал: она где-то рядом. Спокойно, со слабым ирландским акцентом, унаследованным от отца и всегда появлявшимся в минуты нервного напряжения, спросил:
– Чего вы хотите, Энн Грант?
– Пропустить стаканчик, Нил Меллори, – в тон ему сказала она. – И может быть, еще один. Я не слишком многого требую?
Он остановился и повернулся к Энн. В лунном свете она казалась очень красивой, красивее, чем он мог представить себе. Слезы стояли в ее глазах. Меллори обнял ее за плечи, и уже вместе они стали спускаться с холма по дорожке, ведущей вниз, где светились огоньки отеля.
Рауль Гийон лежал в высокой траве на вершине холма, над утесами, заложив руки за голову. Рядом с ним, поджав ноги, сидела Фиона Грант и расчесывала волосы. Она повернула к нему лицо, освещенное лунным светом, и улыбнулась.
– Ну так что, ты собираешься сделать меня достойной женщиной?
– Как всегда, у тебя просто талант задавать трудные вопросы.
– Да или нет? Я вполне цивилизованный человек.
– Неподходящий эпитет для женщины, – сказал он и закурил. – Жизнь гораздо сложнее, чем просто «да» или «нет», Фиона.
– Ну нет. Люди нарочно все усложняют. Отцу ты нравишься, это немаловажно, и я не знаю, что может вызвать недовольство со стороны твоих. В конце концов, мы можем жить во Франции.
– Я уверен, мать будет без ума от тебя. Но, с другой стороны, мы, бретанцы, кое в чем очень старомодны. Она, например, ни за что не позволит мне жениться на девушке без приданого.
– Одиннадцать тысяч фунтов будет достаточно, как ты считаешь? Мой любимый дядюшка умер в марте прошлого года.
– Я уверен, это произведет впечатление на мать, – сказал Гийон.
Одна прижалась к нему, положив голову ему на грудь:
– И вообще, почему мы должны думать о деньгах? Я знаю, многим художникам приходится сводить концы с концами, но скажи, многие рисуют так, как ты?
И она была права. Он уже продал кое-что из своих работ, рисуя в перерывах между заданиями на семейной ферме под Лудэ, где делами до сих пор занималась его мать.
Рассветы на берегах реки Уст с плывущими по течению опавшими листьями старых буков, запах влажной земли. Места, где он родился и вырос...
Он с удивлением почувствовал желание взять с собой эту девушку и вместе с ней увидеть еще раз старый серый сельский дом, вросший в землю в тени деревьев, посетить все его сокровенные и любимые уголки.
– Конечно, может быть, у тебя уже есть кто-то, – сказала она спокойно и словно бы невзначай, но он почувствовал в ее голосе мучительный холодок неуверенности и то, насколько легко было ранить ее сейчас. Он прижал ее к себе.
– Была одна девушка в Алжире. Очень давно. Она дала мне счастье, дала тогда, когда я нуждался в этом, как никто другой. Она поплатилась за это жизнью. Дорогая цена, Фиона. С тех пор я не могу забыть ее.
Оба замолчали. Потом она мягко сказала:
– Ты задумывался когда-нибудь, что единственное, что ты хочешь забыть, – это Алжир? Эта девушка стала для тебя символом всего случившегося там.
Он вдруг понял, насколько верны ее слова. Каким-то чудом ей удалось угадать все удивительно точно.
– Мне мало лет, Рауль, и я не видела изнанки жизни, но знаю одно: война в Алжире не была первой, после которой мужчины возвращались домой с руками по локоть в крови, не будет она и последней. Но жизнь есть жизнь. Без плохого нет хорошего. Надо жить.
