Мозаика Парсифаля - Ладлэм Роберт (е книги .TXT) 📗
– Мне плевать, даже если этот человек назовется крошкой Бо Бипом, – произнес Майкл, чтобы завязать беседу. – Лишь бы в том месте, куда мы направляемся, было тепло.
Сержант краем глаза взглянул на Майкла и ответил:
– Сожалею, сэр, но этот человек решил по-другому. Он распорядился, чтобы я доставил вас к южному сектору периметра и высадил вас на взлетно-посадочной полосе. Совершенно точно, сэр. На полосе.
Хейвелок сунул руки под мышки и, не отрывая взгляда от дороги, задумался, зачем заместитель госсекретаря проявляет сверхосторожность на столь строго охраняемой территории. Потом его мысли перекинулись на личность этого человека; то, что успел узнать Майкл о нем, частично объясняло причину этой, казалось бы, чрезмерной осторожности. Из досье Пирса и собственных наблюдений Майкл знал, что заместитель госсекретаря блестяще и весьма эффективно представляет интересы Соединенных Штатов как в ООН, так и за столом различных международных переговоров. Его отличало постоянное и глубокое недоверие к русским. Это недоверие, облаченное благодаря блестящим способностям Пирса в безукоризненно вежливую словесную форму, приводило твердолобых русских в ярость. Представители Москвы никак не могли найти достаточно веских контраргументов и были вынуждены либо краснеть, либо огрызаться на его разящие выпады. Вполне вероятно, что исключительные способности Пирса привлекли внимание Мэттиаса, находящегося в то время в расцвете сил. Он лично рекомендовал его на столь высокий и ответственный пост. Во всех характеристиках, выданных Пирсу, говорилось о его чрезвычайной сдержанности и самодисциплине. В отличие от других он никогда не выступал, если ему нечего было сказать по существу. Если подойти к этому шире, подумал Майкл, то можно прийти к выводу, что Артур Пирс ничего не делает без причины.
И в силу известных ему причин он предпочитает назначить встречу на взлетно-посадочной полосе.
Водитель свернул налево, на дорогу, ведущую к огромному ремонтному ангару, носом повернул к пустынной бетонной полосе. Фары выхватили из темноты человеческую фигуру. Примерно в пятистах футах за ней можно было различить силуэт небольшого турбовинтового самолета с включенными бортовыми огнями и светящимся рядом иллюминаторов. Сбоку от самолета стоял бензозаправщик.
– Вот ваш человек, – сказал сержант, притормаживая. – Я высажу вас и встану на свалке.
– Где?
– Да вон там, у ангара. Крикните, когда я вам понадоблюсь.
Джип остановился в тридцати футах от Артура Пирса. Хейвелок вылез из машины и увидел, что заместитель госсекретаря уже направляется к нему. Это был высокий стройный человек в черном пальто и шляпе. Он шагал широко и энергично. Очевидно, протокольные формальности мало волновали Пирса. Большинство деятелей госдепартамента и не такого ранга, невзирая на обстоятельства, предпочли бы ждать, пока рядовой сотрудник разведки сам подойдет к ним. Майкл двинулся навстречу, обратив внимание на то, что Пирс стягивает перчатку с правой руки. Джип отъехал в сторону.
– Мистер Хейвелок? – спросил дипломат, протягивая руку для приветствия.
– Господин заместитель государственного секретаря?
– Именно так я вас себе и представлял, – продолжил Пирс, крепко, радушно пожимая руку Хейвелоку. – Я видел ваши фотографии. Скажу честно, я прочитал о вас все, что мог. Надеюсь, при личной встрече мне будет чуть легче.
– Простите?
– Понимаете, это может показаться смешным, но я испытал чувство преклонения перед вами, ваши успехи в той области, о которой я имею весьма смутное представление, потрясающи! – Пирс смущенно улыбнулся. – Думаю, экзотический характер вашей деятельности нередко вызывает подобную реакцию.
– Хотелось бы, но вы меня переоцениваете. Тем более учитывая все ошибки, которые я совершил, особенно – в последние месяцы.
– Это не ваши ошибки.
– В свою очередь должен сказать, – продолжил Майкл, пропустив мимо ушей последнее замечание Пирса, – я тоже многое о вас знаю. В госдепе большинство вам в подметки не годится. Энтони Мэттиас знал, что делает – тогда еще он понимал, что делает! – когда выделил вас из стаи и поставил на ваш теперешний пост.
– Энтони Мэттиас имеет для нас обоих огромное значение, не так ли? Вы были по-человечески гораздо ближе к нему, чем я. Но я и не претендовал на многое. Какое счастье, я не могу сказать по-другому, какое счастье знать его все эти годы так, как я знал его. Это счастье стоило пролитого пота и тех нечеловеческих усилий, которые он требовал от меня. Был период, когда я начал буквально разваливаться; он снова собрал меня воедино.
– Думаю, мы испытываем сходные чувства.
– Вы не представляете, как я завидовал вам, когда читал ваше досье. Я был достаточно близок к нему, но это, конечно, не идет ни в какое сравнение с вашими отношениями. Каким замечательным временем должны были быть для вас те годы!
– Да, это было прекрасное время. Но теперь для меня и для вас ничего не осталось.
– Знаю. И не могу в это поверить.
– Поверьте. Я видел его.
– Не знаю, позволят ли они мне встретиться с ним. Вы же знаете, я лечу на остров Пул.
– Прошу вас, пожалейте себя, не встречайтесь. Это звучит банально, но постарайтесь сохранить его в своей памяти таким, каким он был, а не тем, что он есть сейчас.
– И это возвращает нас в сегодняшний день. – Пирс покачал головой. Они стояли освещаемые редкими желтыми огнями взлетной полосы. – Дело плохо. Я даже не решился сказать президенту, насколько близко к краю пропасти мы стоим.
– Он все понял. Президент сказал мне, что они в ответ на ваше предостережение посоветовали «позаботиться о себе», верно?
– Да. Вот так прямо и откровенно. Я был просто потрясен. Они готовы ударить исподтишка. Один резкий шаг – и нам конец. Я обычно неплохо веду дискуссии и переговоры, но вы знаете русских лучше, чем я. Как вы можете объяснить их поведение?
– Так же, как и вы. Недомолвки для них не характерны, им больше свойственна шумливость. Реальная угроза от них исходит тогда, когда они перестают угрожать. В таких случаях на место слов приходят дела.
– Да. Это-то и пугает меня больше всего. Я слабо надеюсь лишь на то, что они пока не поставили в известность людей, которые нажимают на кнопки. Пока не поставили. Дипломаты знают, что не имеют права ошибиться. Но если они помимо намеков получат конкретные доказательства того, что Мэттиас заключил пакт о ядерной агрессии против СССР, и если почувствуют при этом запах Китая, то без колебаний сообщат все тем людям, которые принимают окончательные решения. Вот тогда-то нам и надо будет начинать зарываться в землю.
– Ядерная агрессия?.. – Хейвелок даже не ожидал, что может испытать такое волнение. – Вы полагаете, что русские уже знают так много?
– Они были близки к тому, чтобы узнать. То, о чем они только догадывались, уже приводило их в неистовство. Пакт, разработанный маньяком… совместно с другими маньяками.
– И вдруг их неистовство исчезло. Русские успокоились и указали вам на дверь. Вы их предупредили, а в ответ они посоветовали вам позаботиться о себе. Меня тоже все это крайне пугает, господин заместитель.
– Значит, вы догадываетесь, о чем я думаю?
– О Парсифале?
– Да.
– Беркуист сказал, что, по вашему мнению, за последние восемнадцать часов русским удалось узнать нечто важное. Что это могло бы быть?
– Я не уверен, – ответил Пирс. – Я вообще не уверен, что правильно все понимаю, но что-то определенно произошло. Именно поэтому я и захотел встретиться с вами. Вы единственный, кто точно знает, что происходило в последние часы. Если мне удастся что-то выловить из вашего рассказа и сопоставить с их словами и поступками, может, я найду какие-то скрытые связи. Прежде всего меня интересуют личности или события, которые можно было бы подкинуть им для размышления. Любая информация, способная притормозить их, пока они не растревожили «ястребов» в своем президиуме.
– Русские дипломаты не дураки, они знают своих «ястребов». Они должны понимать значение того, что они сообщат.
