Первая схватка(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXХI) - Троянов Вениамин Иванович
Щелкнула какая-то пружинка.
Затем опять стало все тихо.
Потом опять щелк да щелк, и так раза четыре…
…Мне бы, дураку, раньше, чем в Тайгинск ехать, сразу потолок да чердак обследовать да ночку просидеть!..
Да кто же это знал, та кую махинацию?..
Эх ты, «Пинкертон»! А кто бы тогда начальнику Особого отдела интересный пакетец передал?..
Вот и выходит: ежели прешь — при подробно, до конца. Через три ступеньки не перепрыгивай.
…Известная мне, а другим, не знаю, тень с чердака. По лестнице. Да с опаской. А я… через слуховое окно. Да кубарем. В траву!.
Из-за угла дома смотрю, идет к огороду. Я, крадучись, за ней. На благородной дистанции. А то, пожалуй, за кавалера примет.
Вижу — к бане идет…
Я браунинг ощупал да за ней.
Взошла. Я у двери приостановился. Где-то наверху голубки воркуют.
Я к окну — завешено.
Опять к двери. Ну, была не была. Напором!..
Фонарчиком ее лицо и осветил.
— Здравствуйте, — говорю, — глухонемая красавица!
Да свет-то и потушил.
— О! Вы? Лисичкин?..
Фонарчик щеколдой потушила да бросила.
А я ее за ручки белые — цоп!..
— Не беспокойтесь, поручик Гессе, — говорю по-французски. Это я — князь Багратион-Мухранский, только Лисичкиным загримировался, чтобы посмотреть, как мисс Дудль работает…
Она аж зубками заскрипела… Поднялась у нас возня.
Она револьвер высвободить хочет, а я не даю.
Надоела браунингу такая игра, — он штука серьезная. Возьми да и выпали!
Моя партнерша защищаться перестала. Вытянулась и вздрагивать начала.
Засветил фонарь… Смотрю.
Она левой рукой за грудь держится, а с левой груди кровь фонтаном хлещет…
— Доигралась!..
Хотя такую паскуду и следовало ликвидировать, да очень хотелось ее живьем взять…
Раз пуля под левый сосок попала, где ж тут живой быть?..
С двумя фонарями я живо всю баньку до подробности осмотрел. Все тут, как тут. Вся лаборатория налицо и голубки на крыше воркуют.
Взял я с собой фотографический аппарат, как есть неразряженный, да письмецо ее, видимо, собственноручное, неоконченное. Да и марш домой.
Завтра утром разберемся…
XXXIV
КЛУБОК РАСПУТАН
Итак, все, значит, как по-писаному…
Прежде около штаба да и вообще в местах нашей стоянки я ее не замечал никогда. А как штаб в город Красень переехал, так она сразу на сцену выплыла…
Не то нас поджидала, не то, нечего греха таить, может быть, необнаруженная работала…
Ну, а тут городишка всего с кукиш.
Как ни загримируйся, все равно человек, как есть…
А человек — значит, вопрос:
Что он, к чему?
Так и здесь вышло:
Всякий видел. Девушка молоденькая, нищая, глухонемая…
Калека — голова трясется, руки-ноги дрожат.
Ходила она по городку всюду и в штабной столовой бывала — там ей товарищи кусочки давали…
Возьмет, как рванет, и жрать…
Как будто зверь голодный.
Наверное, и по квартирам сотрудников штабных ходила, кусочки выпрашивала. Мычит, как не дать!..
Никто на нее внимания не обращал. Не опасался.
А мне, не знаю почему — это существо странным, да, странным показалось.
А потом и забыл…
Время свободного не только часа — секунды нет. Где уже тут фантазию рассупонивать!..
Так и началось…
Когда я в первый раз следы шпиона обнаружил да нас троих перебрал. Так и позадумался.
А что если… под окном… али как еще…
Она если… Ну, скажем, она. Как передает? Почему так быстро? Через кого?
Значит, еще кто-нибудь около нее вертится.
Как поймать? Следить?
Она, наверное, штука тонкая. Заметит, что ей интересуется кто-нибудь… Сейчас концы в воду, да драла, а если сразу схватить, допрашивать — немая и конец…
Главное, у меня в штабе — руки текущей работой накрепко прикручены.
Значит, для всей освещенности надо было мне из сферы ее кругозора незаметно удалиться.
Из середины клубка другой кончик постараться вытащить да по нему и до свободного конца добраться.
С тем и поехал.
Первое данное — голуби. Быстрота сообщения. Может, и глухонемая.
Второе данное — рука командарма. Всю почву из-под ног выбила. Глухонемую забыл. Фотография. В сомнение вошел. Не командарм, а кто-то другой.
Третье данное — дырочная фотография. Кто-то с потолка записки командарма на пластинку крал. Опять глухонемая.
Четвертое данное — «неужели вы не надеетесь на свои данные?». Вплотную к глухонемой подобрался. Хорошенькая, стерва, была! Предлагали ей меня женской красотою обольстить да во время ласк укокошить, вроде как Далила Самсона.
Пятое данное — «поручик Гессе». Как ни гримируйся, а глаза да переносица, да лоб. Сразу глухонемую в личности вспомнил. Здесь и решил, что глухонемой на чердаке над командармом жить не подозрительно.
Шестое данное — американка, мисс Дудль… Окончательно меня укрепило, что она одиночкой работает. Другому бы, не американцу, никогда такую комбинацию одному не создать. И голуби, и фотография, и грим, и комедия, что калека…
Сложить все вместе и писать черным по белому:
«Глухонемая, она же поручик Гессе, она же мисс Дудль, через потолок, провертев там дыры, снимает усовершенствованным фотографическим аппаратом записки, которые ведет командарм для себя, как воспоминание, берет эти негативы, свертывает непроявленными в трубочку и с голубями посылает к белым».
Вот и вся отмычка!
Мое дело разузнать, расследовать, а результаты соответствующему работнику передать. Начальнику особого отдела.
Так я и сделаю завтра утром.
XXXV
КОНЕЦ ЛИ?
— Извиняюсь, товарищ Лисичкин! Я решил вас разбудить. — Около меня стоял командарм тов. Петров. — Сейчас вас вызывали к прямому проводу. Я подходил сам вместо вас, не хотел вас с дороги беспокоить. Сообщаю вам новость. Вам придется сегодня же ехать в Москву…
Я протер глаза. Было пять часов дня.
— Здорово, однако, я продрых, — пробормотал я и начал приводить свои мысли в порядок. Сейчас же надо было отправиться и произвести осмотр вчерашнего места происшествия…
— Вы знаете, товарищ Лисичкин, — продолжал Петров, ходя по комнате и ожидая, пока я встану, — у нас на дворе чуть свет пожар был… Баня сгорела… Как языком слизнуло. Не успели сбежаться, как одни кирпичи остались. Как спичка сгорела. Я думал, вас разбудили. Наши дома-то рядом.
Я мигом проснулся. Значит, полная ликвидация с уничтожением «вещественных доказательств»… Не придется, видно, начальнику особого отдела дополнительный доклад писать.
И вот теперь у меня явился вопрос: сообщать ли об этом командарму, и я сразу ответил себе:
«Нет, никоим образом! Зачем зря человека задним числом расстраивать?»
Петров меня совсем не расспрашивал о результатах поездки.
Но только, наверное, по другой причине. «Съездил, — думал он, — парень впустую, теперь и сознаться неловко, что время зря потратил. Что в неделю путного успеешь сделать? До белых, видно, не добрался, не только там следствие вести!..»
Так я ему ни слова не сказал и уехал в Москву.
Глухонемая как в воду канула. И следов не нашли…
А мы как начали на этом фронте нажаривать да белых колошматить, так до самого Приморска догнали и к морю притиснули…
Плывите, мол, коль есть на чем!..
Приложения
ХРИЗАНТЕМА
(Сказка старого студента)
В 6-ти картинах
