Откровения секретного агента - Ивин Евгений Андреянович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Мы еще поболтали о всяких пустяках минуты три, и на дорожке показались Люба и Линда.
Утром я позвонил Абрамычу на работу. Я хотел передать ему разговор с Клаймитом. Я не пытался разгадать, что скрывалось за информацией, есть «умники», пусть они и думают.
— У меня есть любопытная информация из американского посольства. — Долгая пауза. — Вы меня слышите?
— Да, слышу, — ответил он вялым, как после пьянки, голосом.
Я повторил насчет информации. Опять пауза, потом ответ:
— Не надо заниматься провокационными делами. Все, что надо знать об американцах, мы знаем достаточно! — уже прорычал он.
Это было как холодный и неожиданный душ. Я даже невольно поежился. Наверно, таким тоном допрашивали «врагов народа».
— Михаил Иванович, это вы? — неуверенно спросил я, подумав, что ошибся.
— Да, это я! Повторяю, нам не нужна ваша информация.
Я сразу взвился и процедил сквозь зубы:
— Раньше рвал из уст информацию! А теперь не нужна! Как принуждать меня писать липовые… — В трубке загудело. Испугался, что я скажу: «…липовые отчеты и получать львиную долю денег, которые я по твоему указанию выкрадывал из кассы КГБ, прикрываясь деловыми встречами с иностранцами в ресторанах», — поэтому и положил трубку.
Я плюнул в сердцах, мне было нетрудно догадаться, что Крутов либо сообщил руководству о лицевых отчетах, либо в поисках дружбы и протекции — скорее всего, так оно и было — проинформировал Абрамыча о своем открытии. И Абрамыч… «не поленился», сам на меня донес.
Настроение было испорчено на весь день. Даже Люба не смогла поднять его, сообщив мне, что мы ждем ребенка. Она это истолковала по-своему, по-женски, и ночью плакала в подушку. Утром у нее были красные глаза, она не глядела на меня, и я понял: что-то с ней стряслось.
— Если тебя это так напугало, я сделаю аборт, — тихим, бесцветным голосом заявила Люба за завтраком.
— Ты что, совсем сбрендила! Какой аборт? Убить нашего ребенка!
Я ругал ее, а она улыбалась. Я злился еще больше. А Люба была счастлива, она взяла меня за руку и сказала, что вчера поняла меня неправильно.
— Имею по службе полмешка неприятностей. Не относи их к нашему будущему и нашему ребенку, — косноязычно заверил я ее.
— Рассказывай! Я же твоя жена, — потребовала она решительно. — Я самый близкий и любящий тебя человек! Никогда не сделаю тебе вреда!
«А что, собственно, произойдет, если я ей расскажу? Мне будет легче, когда я переложу часть ноши на ее худенькие плечи. На всякий случай надо ее подготовить, вдруг возникнут какие-нибудь неприятности, а она не будет знать откуда», — решился я. Была суббота, мы сидели с ней на кухне, и я посвятил ее в эту часть свой гнусной работы среди дипломатов. А главное — по поводу денег и Абрамыча. Она все выслушала молча, вопросов не задавала. Потом подошла ко мне, села на колени и обхватила мою голову руками, прижав ее к своей груди.
— Бог не выдаст — Абрамыч не съест, — прошептала она мне.
И я был ей благодарен за то понимание, которое она проявила, выслушав мою исповедь по этому кусочку моей жизни.
— Когда-нибудь я расскажу тебе все-все о себе. Целый детективный роман.
Она погладила меня по затылку, и я вдруг почувствовал полное успокоение, словно экстрасенс, сняла с меня напряжение.
— Почему бы тебе не сходить к тому полковнику, которого тебе рекомендовал твой генерал? — выдвинула разумную мысль Люба. Но я решил повременить, посмотреть, как будут развиваться события. Если меня отлучат от КГБ — ну и черт с ними! Если нет — могут быть какие-нибудь акции. Это уже пострашней!
Я стал больше уделять внимания моей беременной жене. Мы сходили с ней в «Современник», посмотрели «Двое на качелях», потом в театр Маяковского на «Виват, королева, виват!».
У меня был отпуск, Любу отпустили с работы на две недели, и мы собрались поехать на Дон.
Я проехал по городу, сделал кое-какие покупки для будущей рыбной ловли, потом выбрал подарки родственникам в Михайловку, покидал все это в машину и, как всегда, пошел в киоск за газетами. Это была моя привычка. Мыловар когда-то говорил, что разведчик не должен иметь постоянных привычек, чтобы его не смогли изучить. Но я же теперь не разведчик, а просто гражданин, едущий в отпуск. Я взял пару газет, открыл одну и стал просматривать заголовки, мельком поглядывая на дорогу. Пропустив идущие машины, неторопливо шагнул с тротуара и уже почти дошел до середины, как вдруг тревожный женский крик заставил меня остановиться. Я мгновенно увидел зеленый «Москвич-412», который, стремительно развивая скорость, двигался под углом, будто от обочины, чуть опережая меня, и можно было подумать, что проскочит мимо. Поэтому я замер как вкопанный, зажав в руках газеты. Но «Москвич» вильнул прямо на меня! Тревожный вскрик женщины спас мне жизнь. Я успел прыгнуть на машину, как это делает прыгун в высоту, проходя спиной прямо над планкой, проехал по капоту до лобового стекла и, отброшенный стойкой, слетел с капота. Словно кошка, которую бросают с высоты — и она обязательно падает на лапы, — я перевернулся и упал на руки, сильно ударившись об асфальт коленями. Голова у меня была цела, ее я не задел при падении ни о капот, ни о лобовое стекло, ни об асфальт. Сработала годами оттачиваемая реакция. А могло быть все совсем иначе: удар углом капота в верхнюю часть бедра, затем меня подбрасывает, я ударяюсь о лобовое стекло — тут уж голову не удержать; отброшенный от стекла, перелетаю через крышу, по логике вещей, ударяюсь об крышку багажника, отлетаю от машины и бесчувственным мешком падаю на асфальт, разбивая себе череп; машина, не затормаживая, увеличивает скорость, потом ныряет в первый же переулок и исчезает. Могло быть и по-другому: на той скорости, с которой «Москвич» подлетел ко мне, он бы сразу сбил меня на асфальт, и я бы оказался под колесами с разбитым черепом. Во всяком случае, не окажись я ловким и приученным мгновенно реагировать на опасность, не обладай способностью точного расчета, который требуется в боевом самбо или каратэ, я бы лежал на асфальте не на руках и коленях.
Сгоряча я вскочил, но острая боль в коленях согнула мои ноги. «Господи! Неужели раздроблены колени!» — автоматически подумал я и, превозмогая боль, все же распрямил ноги. Боль не ушла, но ноги меня держали, и сразу вспыхнула какая-то необъяснимая ликующая радость. Ноги целы, ноги целы! Я попробовал сделать шаг, мне это удалось, второй — и оглянулся туда, куда умчалась машина. Черт возьми! Она действительно крутнула в переулок: водитель решил сбежать с места преступления. Кругом было тихо, и я не мог понять, почему царит тишина и такое спокойствие. И вдруг что-то сработало во мне, звуки улицы ворвались в мои уши: женщина кричала истерично, это был тот голос, который фактически спас мне жизнь. Не крикни она, я бы так, с газетой в руках, и ушел бы в мир иной. В деталях вспомнил, как неслась на меня машина. За стеклом лицо водителя — продолговатое, с очень короткой стрижкой и большими оттопыренными ушами. Он сидел за рулем, напрягшись, как мотоциклист перед прыжком через препятствие. Людей было не много, но они сразу обступили меня.
— Как вы себя чувствуете? — спросила участливо девушка, испуганно оглядывая мои окровавленные от ссадин руки.
Я сказал, что ничего. Я не храбрился и не рисовался, потому что уже понял, что легко отделался. Брюки на коленях изодрались, и сквозь дыры просвечивали кровавые клочья кожи.
— Я видела эту машину! — воскликнула женщина, которая истерично кричала. — Он пьяный вдребезги! Свинья! Он садился в машину, а сам еле держался на ногах.
— Да-да, я его тоже видела, он стоял у газетного киоска, а потом пошел к машине, — поддакнул старичок. — Его качало от водки! Я даже чувствовал запах.
— Нажрутся, гады, и лезут управлять машиной! — выдала свой комментарий расплывшаяся во все стороны баба в каком-то немыслимом фиолетовом платке и с авоськой, полной пустых бутылок. — А этот не был пьяным, уж я-то точно знаю, меня не проведешь, — вдруг сделала она неожиданное заключение. Все это укладывалось в моем мозгу каким-то фоном.
