Обсидиановый храм (ЛП) - Чайлд Линкольн (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— Что случилось? — повторила она, ведя его через столовую. — Где вы были?
— Это долгая история, — его голос звучал тихо, едва громче шепота. — Не могли бы вы помочь мне добраться до моей комнаты? Мне нужно прилечь.
— Конечно. Я принесу вам немного бульона.
— Констанс... — пробормотал он.
— Ее здесь нет. Я не знаю, куда она ушла, но думаю, что лейтенант д'Агоста сможет помочь это выяснить. Вы должны спросить его.
— Я спрошу.
— Но у меня есть замечательные новости. Или может быть, вы уже знаете? Мистер Пендергаст жив. В конце концов, он не утонул. Насколько я поняла, примерно неделю назад он ненадолго вернулся сюда, а затем снова ушел.
На несколько мгновений его потухший взгляд засветился.
— Хорошо. Это хорошо. Завтра я позвоню лейтенанту д'Агосте.
Они уже находились на середине приемного зала, когда Проктор внезапно остановился.
— Миссис, Траск?
— Да?
— Я думаю, что отдохну прямо здесь, если вы не против.
— Но позвольте мне хотя бы довести вас до дивана в библиотеке, где вам будет...
Но она даже не успела договорить, потому что Проктор ослабил хватку и медленно соскользнул на холодный мраморный пол, тут же погрузившись в глубокий обморок.
Одна неделя спустя.
3 декабря
Пендергаст отложил толстый фолиант, который читал — блестящий Дуглас Хофштадтер [203] и его местами заумные «Гёдель, Эшер, Бах» — и взглянул на Констанс Грин. Она сидела напротив него с вытянутыми ногами и со скрещенными лодыжками, лежащими на кожаной скамеечке для ног, попивая чай «Меланж Эдиар» [204] с молоком и сахаром, и смотрела на огонь в камине.
— Ты знаешь, что я только что понял, Констанс? — спросил он.
Она оглянула на него и приподняла брови в немом вопросе.
— В последний раз, когда мы вместе сидели в этой комнате, нас посетил Персиваль Лейк.
— Ты прав. И это, как говорится целая история, — и она вернулась к чаепитию и созерцанию огня.
Миссис Траск и Проктор тихо прошли через дверь библиотеки. Экономка уже давно оправилась от потрясения и была просто рада, что вся семья снова в сборе. Проктор тоже был похож на старую стоическую версию самого себя, и единственным оставшимся признаком, указывающим на перенесенные им испытания, стала небольшая хромота — как он объяснил, результат укуса льва и затяжного перехода почти в двести миль [205] по нехоженой пустыне.
— Простите, сэр, — обратилась миссис Траск к Пендергасту, — но я просто хотела узнать, можем ли мы что-нибудь сделать для вас, прежде чем отправимся ужинать.
— Ничего, спасибо, — сказал Пендергаст. — Если только ты чего-нибудь желаешь, Констанс?
— Нет, мне ничего не надо, спасибо, — последовал ответ.
Миссис Траск улыбнулась, слегка поклонилась и направилась к выходу. Проктор, как всегда, молчаливый, просто кивнул и тоже отправился на кухню вслед за ней. Пендергаст взял книгу и сделал вид, что возобновил чтение, тайком продолжая наблюдать за Констанс.
Она провела последнюю неделю в частной клинике Флориды, восстанавливаясь от ранений, которые получила в схватке с Флавией, и сегодня была ее первая ночь в особняке на Риверсайд-Драйв. На протяжении недели они говорили довольно много. И хотя каждый из них подробно рассказал свою историю о том, как они провели последний месяц, и все затянувшиеся недопонимания были сейчас полностью разъяснены, похоже, Констанс так и не пришла в себя до конца. По правде говоря, она не была похожа на саму себя, насколько мог судить Пендергаст: с тех самых пор как покинула Халсион, она вела себя не так, как обычно. Весь вечер она казалась обеспокоенной и задумчивой: то начинала играть пьесу на клавесине и бросала в самый разгар пассажа, то она брала книгу стихов и читала ее, но за полчаса, так и не переворачивала ни одной страницы.
Наконец, он опустил книгу и обратился к ней:
— Что тебя беспокоит, Констанс?
Она взглянула на него.
— Меня ничто не беспокоит. Я в порядке.
— Подойди. Я знаю, когда ты не в духе. Это из-за того, что я что-то сказал или сделал — или не сделал?
Она покачала головой.
— Мне нет прощения за то, что я оставила тебя беззащитного там, в Эксмуте.
— Ты ничем не могла помочь. Ты сама почти утонула. К тому же, как ты знаешь, мне удалось — как бы это сказать? — развлечься в твое отсутствие.
Пендергаст вздрогнул от воспоминаний. Через минуту Констанс устроилась в кресле.
— Дело в Диогене.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не могу перестать думать о нем. Где он сейчас? В каком он настроении? Будет ли он искать добро в этой жизни или окажется рецидивистом?
— Я боюсь, что это покажет только время. Надеюсь, ради нашего же блага, речь пойдет о первом варианте — я дал Говарду Лонгстриту на этот счет свое слово.
Констанс подняла чашку чая, а затем снова поставила ее, так и не притронувшись.
— Я ненавидела его. Он был мне отвратителен. И все же я чувствую, что то, что я сделала с ним, было слишком жестоким — даже для такого, как он. Даже... учитывая то, что он сделал мне. И тебе.
Пендергаст придумал несколько возможных ответов, но решил, что ни один из них не будет приемлемым.
— Ты сделал его таким, каким он стал, — продолжила она тихим голосом, и ее глаза при этом ярко заблестели. — Он рассказал мне о Событии.
— Так и есть, — согласился Пендергаст. — Это была глупая детская ошибка, и я сожалею о ней каждый день. Если бы я знал, чем это кончится, то никогда бы не загнал его в то ужасное устройство.
— И все же это не то, что меня беспокоит. Меня беспокоит, что несмотря ни на что, он пытался выбраться из мрака, в котором провел столько лет. Он создал Халсион. Это был его способ уединиться, отгородиться от всего мира, его безопасное убежище. Кроме того, я думаю, он построил его, чтобы обезопасить весь мир от него самого. Но затем он совершил ошибку — влюбился в меня. А я... меня поглотила жажда мести.
Внезапно она пристально посмотрела прямо в глаза Пендергаста.
— Понимаешь, мы две стороны одной и той же монеты, ты и я. Ты — по крайней мере, частично — превратил Диогена в монстра, которым он был. Я же теперь уничтожила хорошего человека, которым он с таким трудом пытался стать.
— Ты действительно веришь, что он говорил тебе правду? — мягко спросил Пендергаст. — Что он любил тебя? Что он оставил позади израненную и порочную часть своей души?
Констанс глубоко вздохнула.
— Он действительно оставил порочную часть своей души позади — настолько, насколько смог. Я не думаю, что он когда-нибудь сможет освободиться от нее — по крайней мере, полностью. И да: он любил меня. Он исцелил меня, он спас мне жизнь. Он поступил бы так же, даже если б я не согласилась остаться с ним на Халсионе. В те дни, что мы провели вместе... он не говорил бы такие слова, не делал бы подобных вещей, если б он не любил меня очень сильно.
— Я понимаю. — Пендергаст замялся. — И, прости мою грубость, но, что именно… хм… ты с ним сделала?
Констанс все также осталась сидеть в кресле. Несколько мгновений она не отвечала, но когда, наконец, заговорила, то ее голос прозвучал очень тихо:
— Алоизий, надеюсь, ты поймешь, если я попрошу тебя дать мне торжественное обещание никогда, никогда больше об этом не спрашивать.
— Конечно. Прошу простить мою бестактность. Последнее, что я хочу сделать, это вмешиваться в твои дела или каким-то образом огорчать тебя.
— Тогда все забыто.
За исключением того, что фактически это было не правдой. Во всяком случае, Констанс теперь выглядела более обеспокоенной и более возбужденной. Она вернулась к созерцанию огня, и разговор прервался. Только через несколько минут, она снова взглянула на Пендергаста.
