Монстр (Дело Йозефа Фритцля) - Холл Аллан (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Херер объясняет: «Я узнал о случившемся, только когда он позвал меня, чтобы сообщить: „Угадай, в чем дело, Паули. Они думают, я хотел спалить дом“. Только позже я узнал, насколько все это серьезно и что его собираются арестовать. Мне все это показалось страшно забавным, я устроил из этого невероятный балаган и каждый раз, завидев Фритцля, начинал вопить: „Все сюда, идет великий поджигатель!“ Но ему самому это забавным не казалось. Он легко выходил из себя. Знай мы, что прежде он подвергался арестам за сексуальные домогательства, мы бы просто никогда с ним не общались. Но мы ничего не знали. Он все скрывал. Похоже, он навострился скрывать от всех нежелательные подробности. Многие говорят о том, что он всегда был темной лошадкой. И это правда».
Суд в Вельсе, которому было поручено дальнейшее расследование, признал гипотезу само- поджога несостоятельной из-за нехватки «существенных улик». А поскольку уголовное дело против Фритцля не было возбуждено, его страховой компании не оставалось ничего иного, как раскошелиться. Получив значительную сумму в виде компенсации, Фритцль мог позволить себе гораздо больший пансион и передал управление им Розмари, в то время как сам сосредоточился на своем последнем замысле — недвижимости.
Его вдохновляла — как он рассказывал Адольфу Графу, человеку, у которого арендовал немного земли возле пансиона, — идея «деньги к деньгам». «Он воображал себя крупнейшим владельцем недвижимости, — вспоминает Граф, — думал, что у него это будет хорошо получаться. Не знаю — вспоминаю лишь то, как Фритцль держался. Он явно был властителем-феодалом. Даже в кемпинге он проявлял необыкновенную строгость, и его законам надо было неукоснительно следовать. Мне он вспоминается человеком начисто лишенным гибкости, а также бесчувственным. Если вам случилось заболеть или что-нибудь происходило, его это не заботило… На все были свои правила. А когда в силу вступал закон, он начинал тиранствовать. Он много ожидал от остальных, но если работу надо было сделать, он делал ее».
От одного из разговоров, о котором вспоминает Херер, мороз пробегает по коже, если вспомнить о том, что произошло впоследствии. «Как- то в кемпинге остановился важный полицейский инспектор из Зальцбурга. Когда мы выпили по паре кружек — Йозеф тоже участвовал, — он рассказал историю об австрийце, который был пьян и которого поэтому заперли в полицейской камере. Он сказал, что копы забыли про него, в буквальном смысле забыли — и бедняга умер от жажды. „Правда? — спросил Йозеф. — Он был под землей и вы не услышали его, вообще не услышали?“ Полицейский ответил: „Нет“. „Очень интересно. — На лице Йозефа мелькнуло какое то необычное выражение. Он никогда не был особенно любопытен, но тут жадно впитывал мельчайшие детали. — Разве может кто-то забыть, что закопал кого-то, взять да и забыть? Невероятно, не правда ли?“ Я сказал, что в конце концов земля поглотит каждого. „Полагаю, что да. Пауль, — сказал он. — Полагаю, что они просто забыли“».
Херер считает, что этот разговор произошел в конце семидесятых, то есть в то время, когда Фритцль разрабатывал генеральный план для собственного подземелья, — план, который потребовал от него мастерства и изобретательности в обращении с техникой и бетоном.
Примерно в то же время Фритцль начал собирать книги нацистского периода, биографии таких важных партийных персон, как Альберт Шпеер, Генрих Гиммлер, Йозеф Геббельс, Мартин Борман и Герман Геринг. Он тратил деньги на видео из Америки, которые невозможно было достать ни в Австрии, ни в Германии, и обновил в памяти английский, который учил в школе, настолько, что смог понимать, о чем говорится в фильмах. Он собрал литературную святыню Третьего рейха, обнаруженную полицией лишь много лет спустя.
Будучи при деньгах, по мере того как воспоминание об отсидке за изнасилование слабло, Фритцль решил, что пришла пора повидать свет. Идея подземелья продолжала складываться у него в уме, но еще не кристаллизовалась окончательно, когда его с Херером озарила мысль провести несколько выходных в Таиланде; репутация той страны как сексуально свободной была хорошо известна. Для мужчины, который отвернулся от своей жены, Таиланд казался раем, который вполне стоило посетить.
«Я предложил ему поехать туда, и мы сразу ударили по рукам, — говорит Херер. — „Так это там продают секс как пиво?“ Я рассмеялся, думая, что он шутит. Я действительно хотел поехать туда, чтобы немного снять напряжение. Я уже прежде бывал там один, и мне понравилось, но я подумал, что в следующий раз мужская компания не помешает. Лично я избегал секс-клубов. Думаю, это не самые чистые заведения в мире. Так что к девочкам я не стремился. Когда я приехал туда с Йозефом в 1977-м, мы пробыли там почти четыре недели. Снимали одну комнату на двоих, получалось и вправду дешево.
Он действительно неплохо говорил по-английски, что здорово помогало в Таиланде, потому что там мало кто знает немецкий. Он моментально почувствовал себя как рыба в воде. Перед поездкой он готовился: читал книги по тайской кухне, обычаям, словом, всякое такое. В первый же день мы отправились на массаж — уж не знаю, ходил ли он на „экстра“, да этого бы мне знать и не полагалось. Так сложился распорядок нашего отпуска; каждый день Йозеф ходил на массаж после завтрака, говорил, это его бодрит. Теперь он ел только острую, пряную пищу, выпивал и разгуливал по клубам. Почти уверен, что он ходил и по шлюхам, но не со мной. В последнюю неделю он набил чемодан кучей дешевых теннисок и сложил кучу дешевых костюмов, которые индийский портной подгонял ему в начале поездки. Красивые были костюмы и выглядели дорого, хотя были дешевые, как чипсы».
Во время этой первой совместной поездки за границу Херер ни разу не видел, чтобы Фритцль черкнул хотя бы открытку семье. Он не помнил, чтобы тот звонил домой или хотя бы упоминал о жене и детях. Это было предварительным испытанием перед более длительными поездками за границу, когда на кону стояло нечто куда большее, чем доходы пансиона.
Очевидно, что Мондзее Фритцль использовал, чтобы отдалиться не только от своих преступлений, но и от Розмари, — физически и духовно. Она подолгу находилась в Мондзее, одна или с детьми, пока ее муж работал по своему собственному, уникальному графику. Униженная, забитая, нелюбимая, оскорбленная и преданная, она все еще сохраняла жертвенность — «все для детей», — что превратило ее в невольную главную соучастницу мужа.
Бывший соученик Розмари по колледжу Антон Кламмер говорит: «Люди задаются вопросом: как она могла не знать, но она подолгу жила вдали от него. Йозеф бил ее, и она цепенела перед ним. Она любила своих детей, но пансион, которым они владели, был хорошим предлогом удалиться от мужа и хоть немного пожить мирно. Розмари была счастливым и нормальным человеком, но в присутствии мужа съеживалась в комок. Можно сказать, она испытывала перед ним ужас».
И все же ее отсутствие стало непереоценимым фактором, который позволил Фритцлю выполнить намеченный генеральный план. Многие ночи он проводил в одиночестве на Иббштрассе и там, когда ему никто не мешал, втайне обдумывал план своей темницы. В лице Розмари он воспитал идеальную помощницу: хрупкое, трусливое существо, изведавшее на себе вспышки его гнева, но не способное освободиться от рабской зависимости. Когда ужасный секрет тайной темницы наконец раскрылся, газеты пестрели заголовками: как могла Розмари не знать о том, что происходило буквально в нескольких футах у нее под ногами? Существовало подозрение, что она каким-то образом была причастна к жуткому совместному помешательству. Полиции было лучше знать: Розмари стала жертвой задолго до Элизабет. Она стала жертвой, когда приняла первое приглашение Фритцля на танец, впервые поцеловалась с ним, впервые разделила с ним ложе. Для нее подобный кошмар стал откровением, потому что она просто не подозревала, что такое зло возможно.
Но оно существовало вполне благополучно, и в редких случаях — очень редких, — когда они спали вместе, билось рядом. «В конечном счете он презирал ее, — объясняет психоаналитик Кетцер. — У него была психопатическая необходимость контролировать ее, а держа ее под контролем, он подготавливал почву для еще более дьявольских замыслов. Любой вызов или возражение со стороны жены встречались вспышкой гнева, раздражительности или твердокаменным молчанием. Если она изменяла обычный стиль поведения, чтобы понравиться ему, то ее новое поведение становилось объектом его ярости. Определение того, что ему нравится, постоянно менялось, и это выводило ее из равновесия».
