Монстр (Дело Йозефа Фритцля) - Холл Аллан (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Ее отец? Что ж, его называли домашним тираном, и это совершенно точное описание. Он держал всех в кулаке. Включая жену. Но она сама угодила в ловушку, родив ему семерых детей, которые были для нее всем. Она не могла бросить их — даже помыслить об этом было невозможно. Поэтому она уживалась с ним. Уверена, что она ничего не знала об Элизабет. Она была так занята, что у нее не оставалось времени поразмыслить над собственной жизнью.
Ее старшая дочь, Улли, была очень серьезным ребенком; она упорно училась и делала все, что пожелают родители. Теперь она учительница. Вторая дочь, Розмари, была намного раскованнее. Про Элизабет можно разве что сказать, что она была болезненно застенчива. Все прочие были более открыты во всех смыслах. Оглядываясь назад, я не сомневаюсь, что он стал домогаться ее еще до того, как бросил в камеру. Он утверждает, что это началось там, но это определенно происходило и раньше. Отчего бы еще ей быть такой застенчивой?
Она была очень хорошенькая, блондинка, и побоев ей доставалось куда больше, чем остальным. Я знаю — мои мальчики были, если можно так выразиться, увлечены ею, но она всегда держала себя в руках. Она определенно не позволяла никому из них даже подойти к ней. Казалось, она не хочет ни с кем особенно близко дружить. Единственной ее страстью были дети — ее младшие братья и сестры. Одну только Улли никогда не били, Розмари доставалось немного, хотя она была самая противная, а Элизабет терпела побои постоянно.
Казалось, она все время старается раствориться, смешаться с прочими, особенно когда отец был поблизости, но он всегда уличал ее, что она прячется. Как-то я заметила об этом Розмари, и вот что она мне ответила: „Похоже, он просто недолюбливает ее. Не знаю почему, но точно“. Розмари дала мне понять — в разговорах, но и без слов, что она хотела бы уйти. Она думала, что если уйдет, то не сможет взять с собой детей, поэтому оставалась, чтобы оградить их. Я знаю, что ее он тоже бил.
Как-то я спросила ее, почему она терпит это. Она ответила: „Что я могу поделать? Я должна быть сильной ради детей“. Она действительно была для него просто рабочей скотиной. Он не заботился о ней. Она всегда должна была работать. И помногу. Что касается их сексуальной жизни, то тут я почти ничего не знаю. Я имею в виду, что у них было семеро детей и они были женаты уже давно, так что меня не удивило бы, что ко времени нашего знакомства ничего особенного по этой части между ними не происходило».
Дочь Эльфриды, Хельга, теперь ей сорок восемь, дружила с Элизабет. Она вспоминает: «Мы встретились в Мондзее. Я была чуть постарше Лизль, но мы обе привыкли нянчиться с детьми, нам обеим нравилось за ними приглядывать. В конце сезона Фритцль дал мне сто немецких марок за то, что я помогала с клиентами, детьми и всякое такое… помню это, потому что действительно радовалась, а вот отца это покоробило. Он обвинил Йозефа, что тот эксплуатирует меня.
Однажды мне разрешили пожить на Иббштрассе неделю; мне пришлось присматривать за младшими вместе с Элизабет. Она уже ходила в школу. Помню, что у детей почти не было игрушек и спали они все в одной кровати. Мне пришлось примоститься рядом с ними».
Хельга вспоминает, что с ней Фритцль держался довольно дружелюбно, однако был строг со своими отпрысками. «Я видела, как однажды маска соскользнула, когда он вышел из терпения из-за чего-то и хотел избить детей. Но Розмари встала между ними — дети выглядывали, спрятавшись за ней. После того случая я стала относиться к нему осторожнее».
Это была слишком знакомая сцена для детей Фритцля, и в особенности для Элизабет. Они рано узнали, что такое побои, следовавшие как наказание вслед за каждым нарушением жесткого свода его правил. В комнате Элизабет было неприбрано — и тут же появлялся ремень. Неподметенная лестница, проигнорированное повеление, пятно на платье, невыполненные уроки. Каждый раз Фритцль занимался рукоприкладством, и щелканье ремня то и дело раздавалось в воздухе. Оказавшаяся не у дел девочка низводилась на уровень побитой собаки, на цыпочках бродя вокруг дома, который стал твердыней страха для нее и ее друзей. Они вспоминают, что когда Фритцль возвращался домой, девочка застывала на месте без единой кровинки в лице, заслышав звук отпирающейся двери, да и свет надежды день за днем мерк в ее глазах, хотя перед ней лежал еще весь жизненный путь.
Недалеко от Иббштрассе, 40, в Амштеттене все еще живет бывшая соученица Элизабет Сусанна Парб, которой теперь, как и Элизабет, тоже сорок два. Она рассказывает: «Я проучилась с Элизабет пять лет, четыре года в старших классах и год в политехническом колледже. Помню, она всегда очень боялась отца; вечно волновалась, что на пару минут опоздает домой. Обычно она уходила домой сразу же после звонка, никогда не оставаясь после занятий с другими учениками. Как-то раз мы вместе пошли в библиотеку; поглядев на часы, Элизабет поняла, что уже должна быть дома, и немедленно ушла. Она всегда поглядывала на часы к концу дня, проверяя время, чтобы убедиться, что часы не остановились.
Ее отец, без всякого сомнения, был настоящим домашним тираном, и ей ничего не разрешалось. Несколько раз я спрашивала Элизабет, почему она позволяет отцу так вести себя с ней. Она ответила, что ей не позволено обсуждать решения и приказы родителей. Пару раз я заходила к ней, но чувствовала, что мне не очень- то рады.
Когда мы еще ходили в школу, Элизабет не проявляла никакого интереса к мальчикам. Это было немножко непривычно, но не слишком бросалось в глаза, ведь всегда находятся смирные, робкие люди, а она определенно была одной из таких. В наш последний год вместе в колледже у меня создалось впечатление, что она бы не прочь завести себе дружка, но беспокоилась, что дело может зайти дальше поцелуев. Хотя она была симпатичной со своими длинными, пышными волосами и нежным лицом. Однажды я зашла к ней с двумя мальчиками, когда никого не было дома. Когда я вспоминаю об этом теперь, то ужасно радуюсь, что ее отец тогда не вернулся домой. Мы сидели с мальчиками на автобусной остановке возле школы и просто глядели по сторонам. Немного погодя мы подумали, что неплохо бы пойти куда-нибудь, и Элизабет предложила зайти к ней выпить кофе или чаю, потому что она живет тут рядом, за углом.
Должно быть, она была уверена, что родителей нет дома, иначе никогда не осмелилась бы приводить к себе домой, да еще в свою комнату, мальчиков. Еще тогда приятели рассказывали мне, как им пришлось побывать дома у Элизабет. Ей исполнялось то ли двенадцать, то ли тринадцать, и она пригласила нескольких друзей на домашний праздник. Ее мать, Розмари, неожиданно войдя в комнату, сказала: „А ну-ка быстро все по домам: отец возвращается“.
В школе Элизабет никогда не рассказывала о своей семье; единственным братом, про которого она упоминала, был Харальд. Он был всего лишь на год старше нас, поэтому я близко с ним познакомилась. Я думала, что он тоже очень боится отца. Как-то он рассказал, что когда однажды получил плохую отметку, то собирался спрятаться. „Я не дурак, домой не пойду, чтобы не выпороли“, — сказал он. Насколько мне известно, Харальд, как и все старшие дети, поскорее при первой же возможности ушел из дома и женился».
Фактически один лишь Йозеф Фритцль-младший не смог оставить родного гнезда, все больше и больше принимая на себя труды и обязанности, которые взваливал на него отец, по мере того как уходили остальные дети. В конце концов он превратился в работавшего с полной занятостью сторожа, уборщика и помощника при пансионе, а также наемного работника на стройплощадках. Но ему всегда отводилась роль подчиненного и никогда — начальника. Контролировать все должен был один человек: Йозеф Фритцль- старший.
Сусанна считает, что Элизабет собиралась уйти и жизнь у нее могла бы сложиться хорошо, как и у других ее братьев и сестер. «Я думаю, что Элизабет могла бы так же уйти и потому-то он ее и запер. Она уже однажды убежала в Вену, когда готовилась стать официанткой на автозаправочной станции в Стренгберге. Она работала там, когда мы окончили школу и ей исполнилось пятнадцать. Тогда мы надолго утратили контакт, поскольку я уехала работать в Вену, а когда вернулась обратно домой в Амштеттен, редко бывала дома. Пару лет спустя я снова встретила Харальда и спросила, как поживает Элизабет. Он ответил, что она сбежала с какой- то неизвестной сектой и в ее розысках принимал участие даже Интерпол. Я была потрясена, но это звучало логично, потому что я понимала, из-за чего Элизабет могла сбежать. К несчастью, о домашнем насилии и сексуальных домогательствах в семьях в то время почти не говорили. Элизабет ни словом бы не обмолвилась об этом, и вы никогда не увидели бы на ее теле синяков. Кстати, после того, как она сбежала в первый раз, семья прошла проверку у психолога.
