Последняя воля Нобеля - Марклунд Лиза (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
Ребенок удивленно посмотрел на нее снизу вверх и перестал кричать. Она наклонилась еще ниже, вплотную приблизив к нему свое лицо.
— Бенджамин, ты обидел Калле?
У мальчика от неожиданности открылся рот.
— Я хочу сказать тебе одну вещь, — прошептала Анника. Сердце билось так громко, что она не слышала собственных слов. — Если ты еще раз обидишь Калле — когда-нибудь, — то я тебя убью. Ты меня понял?
Глаза мальчика округлились, как два блюдца. Он все понял, и в глазах появился страх.
Она отпустила Бенджамина и взяла за руку Александра.
— Александр, — произнесла она зловещим шепотом, дыша ему в лицо, — если ты еще раз обидишь Калле, я достану тебя из-под земли и убью. Понятно?
Мальчик задрожал и в страхе уставился на Аннику. Она отпустила его и посмотрела на обоих.
— И вот что еще. Это касается не только Калле, но и всех других детей.
Анника поднялась, повернулась к ним спиной и пошла прочь — к машине в конце туннеля.
Она въехала в город с ощущением, что ведет самолет, а не машину. Казалось, колеса не касаются земли, как будто она ехала по небу сквозь темные облака.
Она сделала глупость? Глупость? Глупость?
Да наплевать, подумала она, чувствуя, как колеса снова коснулись земли. Если надо, то она снова это сделает.
Небо было дымного серого цвета, моросил мелкий дождь, когда она припарковала машину.
Она поднялась в редакцию, еще раз подивившись ее тесноте и, как ни странно, малолюдности.
Берит была уже на месте; она сидела за столом и писала, водрузив на нос очки.
— Продолжение? — спросила Анника.
— Кто. знает? — задала Берит риторический вопрос. — Кто вообще может что-нибудь обещать? Кто санкционировал произвол? Кто вел переговоры с иорданским правительством? Я разберусь в этой страшной путанице. Как твои дела?
Анника привычно села на место Патрика.
— В субботу, видимо, что-то случилось, — сказала Анника. — Было совещание нобелевской группы, потом состоялся семинар, а после него вечеринка, а потом, вечером, произошли события, следствием которых стало убийство сначала Эрнста Эрикссона, а затем Ларса-Генри Свенссона.
— Послушайте меня, наконец! — крикнул от своего стола Спикен.
Анника и Берит, встрепенувшись, оглянулись в его сторону.
Шюман взобрался на стол, как в старые добрые времена, — босиком, расставив ноги на ширину плеч. Так бывало, когда вечерняя газета поступала в продажу вечером, а в это время сотрудники и репортеры писали, редактировали, подбирали фотографии для нового выпуска, который отправляли в типографию в 4:45 утра. Другими словами, Шюман вел себя так, как было принято раньше.
Но прежнего эффекта не было.
Во-первых, стол был слишком хлипким для массивной фигуры шефа, а во-вторых, вокруг стола находилось слишком мало восторженных сотрудников редакции, внимавших словам главного редактора.
Но он стоял, размахивая свежей газетой, поворачиваясь во всех направлениях.
— Я держу в руке лучший номер нашей газеты за всю ее историю. Никогда еще никто не проявляя к ней такого интереса! Нас цитируют АП, АФП, Рейтер и Си-эн-эн.
Сотрудники смущенно переглядывались. Большинство из них не работали в те былинные времена, когда все сидели в бумажной пыли. Теперь многие занимались только онлайновыми версиями, работали с коммерческими радиопередачами или, в лучшем случае с гламурными приложениями. Многие из них вообще в глаза не видели и никогда не читали реальной, настоящей газеты.
— Берит написала о том, как сотрудникам иностранной спецслужбы позволили вольно действовать на территории Швеции, — этот материал появится в следующем номере, — торжествующе гремел Шюман с возвышения. — Мы увидим, как все вцепятся и в эту историю. Мы будем и дальше разрабатывать расследования Анники, касающиеся нобелевских убийств. Мы оповестили весь мир о том, кто стоит за этими убийствами, и о том, что они продолжаются. Это великий для нас день. А теперь продолжим работу!
В прежние времена такую речь встретили бы восторженной овацией.
Но теперь люди просто смущенно постояли перед столом и тихо разошлись по своим рабочим местам.
Анника и Берит, скрестив руки на груди, сидели рядом с тревожными лицами.
— Время над ним не властно, — сказала Берит. — Иногда я сомневаюсь: он вообще соображает, что делает?
— Думаю, как раз начинает соображать, — возразила Анника. — Он должен заставить газету работать, и только что попытался это сделать. Он хочет увлечь за собой всех, кто здесь работает. Ему надо показать всем, что такое настоящая журналистика.
— Ты хочешь сказать, что важно то, что мы говорим, а не то, что у нас теперь есть широкополосный Интернет? — невинно поинтересовалась Берит.
— Да, примерно так, — ответила Анника. — Кстати, знаешь, что я сделала сегодня утром? Я напугала до смерти двух мальчишек, которые все время задирали Калле.
— О-хо-хо, — вздохнула Берит. — Они же будут преследовать тебя в кошмарных снах.
Анника вздохнула.
— Пусть преследуют, зато Калле будет хорошо. Так кто, как ты думаешь, знал об экстрадиции Джемаля из Бандхагена?
— Все выглядит приблизительно так: правительство по собственной инициативе санкционировало экстрадицию. Правительство воспользовалось одним из параграфов закона о терроризме, параграфом о слежении за иностранцами. На этот параграф они ссылаются всегда, когда не хотят, чтобы все знали, что они делают. Ну, ты понимаешь — государственная безопасность и все такое прочее, где правительство является высшим авторитетом.
— Это то самое новое законодательство?
— Нет, эти законы действуют уже больше тридцати лет, и применяли их раз, наверное, тридцать. Так что, надо сказать, правительство ими не злоупотребляет. Но каждый раз применение их вызывает подозрения, потому что власти редко говорят о том, что стоит за этим решением. Если случай не является экстраординарным, то правительство запрашивает рапорт миграционной службы, а затем окружной суд рассматривает дело и принимает решение. Но по каким-то неведомым мне причинам эти случаи почти всегда оказываются экстраординарными…
— Но не может же правительство просто так вышвыривать из страны людей, зная, что их ждут пытки? — спросила Анника.
— Нет, конечно, не может, — кивнула Берит. — Согласно тому же закону, правительство может приостановить или отменить экстрадицию, если есть риск, что человека на родине приговорят к смертной казни или подвергнут пыткам. В таких случаях применяют принудительную регистрацию подозреваемого в терроризме. Подозреваемый должен определенное число раз в неделю являться в полицию, чтобы доказать, что он чист… Этот гласный надзор может продолжаться до трех лет, а потом дело передают в суд.
— Значит, гораздо легче просто выставить подозреваемого из страны, — сказала Анника.
— Особенно если мимо совершенно случайно проходят американцы, — заметила Берит.
— Кого мы обвиняем на этот раз?
Берит бросила на стол стопку бумаг и сняла очки.
— С чисто формальной точки зрения офицера полиции безопасности, который бездарно провел экстрадицию. Его зовут Антон Абрахамссон. Он позволил контролировать экстрадицию служащим иностранной полиции. Это техническая ошибка, большого скандала не будет. Дело в другом — как вообще можно хватать слесаря из Бандхагена, голословно обвинять его в терроризме и депортировать?
— Что говорит этот офицер полиции безопасности?
— Я не смогла с ним связаться, — ответила Берит. — Он находится в отпуске по уходу за больным ребенком.
— Как это удобно, — сказала Анника.
— А разве нет?
— Что говорят по этому поводу в Министерстве юстиции? — спросила Анника и подумала о Томасе.
— Они говорят, что министра проинформировали об этом случае только седьмого января, то есть через несколько недель после экстрадиции.
— Ты этому веришь?
Берит вздохнула.
— Для Джемаля это не имеет никакого значения, — сказала она. — В Министерстве иностранных дел утверждают, что получили гарантии гуманного обращения с Джемалем. Наш посол навещает его в тюрьме один раз в месяц и говорит, что он нормально себя чувствует, но Фатима утверждает, что на его теле остались рубцы после перенесенных пыток.
