Роковая перестановка - Вайн Барбара (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Принесли газету. Он услышал, как она шлепнулась на коврик у двери, при этом дважды звякнула крышка. Точно так же, как тогда, когда почтальонша принесла счет за свет и налоговое уведомление. Мелькание красного за окном, звяканье крышки почтового ящика…
Держа Эбигаль одной рукой, другой Эдам поднял газету. Желудок скрутил спазм, сердце показало ему, что оно есть в грудной клетке. Отныне все эти ощущения он испытывал каждое утро. Эдам открыл газету на развороте с местными новостями, пробежал обе страницы глазами. Ничего, опять ничего. Ничего нет с воскресенья.
Письма его не интересовали. Ему их на дом не доставляли, они хранились на почте. На дом приносили только счета, какие-то открытки и прочий мусор. В это утро именно Энн забрала с почты письма и молча, с ледяным выражением на лице, положила конверт рядом с его тарелкой. Он как раз кормил завтраком Эбигаль, поэтому распечатал письмо только через десять минут.
Руфус как раз жал руку миссис Шоу, которая выражала восторг по поводу успеха замещающей гормональной терапии, когда появился курьер. Адрес на конверте был написан небрежно, но Руфус сразу узнал почерк Эдама, хотя и не видел его десять лет. От него потребовалось все самообладание, чтобы продолжить дружескую беседу, и он продолжил ее. Его губы будто парализовало в улыбке, лицо превратилось в маску. Наконец она расплатилась и ушла, и он смог вернуться с конвертом — и его содержимым, что бы там ни было — в свой кабинет. До следующей пациентки оставалось десять минут.
Нельзя отмахиваться от того, что тебе угрожает, из-за того, что ты этого боишься. Руфус стал придерживаться этого правила после Отсемонда. Заставляя себя делать мерные вдохи и выдохи, он разрезал конверт ножом для бумаги. Увидев внутри газетную вырезку, испугался, но все же достал ее и развернул. Над текстом дрожащей рукой было написано: «Человек-коипу».
Руфус увидел Эдама, который сидел в углу, помахал ему и прошел к бару, а потом вернулся, неся два стакана. Миновала почти неделя. Манеры Руфуса стали доверительными, и это проявлялось в отсутствии приветствия или каких-либо формальных вопросов, а еще в крайней небрежности.
— Я могу выпить оба, если ты не хочешь, — сказал он.
— О, я ничего против выпивки не имею, — возразил Эдам.
Руфус поднял свой стакан.
— За отсутствующих друзей!
Этот тост показался Эдаму верхом безвкусицы. Он не повторил его. И сказал:
— Большая часть всего этого была у нас в головах, правда? Газеты никогда много не писали — так, крохотные сообщения в пару строчек. Да, еще по телевизору показали один репортаж — я тогда был в отпуске, — но это все. Думаю, в полиции с самого начала поняли, как все было. По сути, они не подозревали ни нас, ни моего двоюродного деда, ни Лангана. Они с самого начала знали, что это человек-коипу.
Руфус странно посмотрел на него.
— Но ведь это не он.
Качая головой так, будто прогоняя иллюзию, Эдам продолжил:
— Я не об этом. Я о том, что все их вопросы сводились к тому, чтобы собрать информацию не обо мне, а о человеке-коипу. А я воспринимал их задом наперед. — Он тихо добавил: — Чувство вины заставило меня воспринимать их задом наперед.
Выглядит он ужасно, подумал Руфус, зная, что сам выглядит отлично. Только сегодня утром миссис Лльюэллин (полипы и частичный пролапс) сказала ему, что он выглядит слишком молодо для консультанта с Уимпол-стрит. Эдам сильно похудел, у него запали глаза, кожа стала серой. И он постоянно дергался. Вместо того чтобы расслабиться после известия о том, что все кончено, он переставлял стакан по столу, оставляя за собой влажные окружности, которые сплетались в ту самую цепочку.
Руфус достал из бумажника вырезку из «Ист Энглиэн Дейли Таймс», развернул ее и положил на стол. Его взгляд выхватил несколько ключевых слов, которые он успел выучить наизусть: «Зое Джейн Сигроув…», «…несовершеннолетняя дочь…», «…отчим Клиффорд Уильям Пирсон, скончавшийся в ноябре 1976 года. Следствие пришло к заключению, что это было самоубийство, вызванное несбалансированным состоянием его рассудка. Представитель полиции заявил, что дело по Уайвис-холлу закрыто, и дальнейшие следственные действия проводиться не будут».
— Тебе ее вернуть?
— Нет. Не знаю, кто ее мне прислал, но наверняка тот, кто знал, что она вызовет у меня… интерес, мягко сказано, да? Думаю, это Шива. В конверте ничего не было, только вырезка. — Руфус ничего не сказал, хотя знал, что это не Шива; у него не было желания гадать, кто это мог быть. — Что, по-твоему, убедило ее мать в том, что в могиле — Зоси? — спросил Эдам.
— Наверняка кольцо. Ведь она надела его ребенку на руку.
— Да.
— В земле должна остаться дробь. Но даже если они ее нашли, вряд ли она наведет их на какие-то мысли, в тех лесах полно дроби. А возможно, они решат, что Пирсон застрелил ее.
Эдам тихим голосом проговорил:
— Однажды Зоси сказала мне: «Он убивает маленьких зверушек, у него нет жалости». Она наверняка всегда знала, что тот, кого мы зовем «человек-коипу», — ее отчим. Возможно, она боялась, что он вернется и увидит ее, претворит в жизнь свою угрозу и что-нибудь сделает с ней, настроит против нее мать. Может, он был ее… любовником? Отцом ее ребенка?
— Кто знает? — отмахнулся Руфус. — Интересно то, что история не попала в национальные газеты, не пошла дальше местных изданий. Ее не сочли важной.
Эдаму это не казалось интересным.
— Все, что имело отношение к Зоси, было ложью, верно? Ведь ее звали Зое Джейн.
— Звали? — спросил Руфус.
Потягивая из стакана нечто сладкое, холодное и с лимонным привкусом, Эдам гадал, есть ли там джин или водка. Он был полным профаном в напитках. Его уже слегка повело от этой смеси. Хорошо, что он не поехал на машине, хотя и подумывал об этом, ведь до родительского дома так далеко. Некоторое время, пока не найдет квартиру, он поживет у них.
— В некотором смысле, — сказал Эдам, — я забыл, что в могиле не Зоси, а Вивьен. Я забыл, что умерла не Зоси. Интересно, что с ней стало?
— А раньше ты интересовался?
— Не очень. Не хотел знать. Я обычно отключался от всего этого, вычищал свое сознание.
— Думаю, Зоси написала своей матери или, вероятнее всего, позвонила ей, сказала, что родила ребенка, и спросила, можно ли приехать. Если помнишь, она переживала из-за того, что мать уделяет ей мало внимания. Однако к матери Зоси не поехала. Наверное, боялась Пирсона или не могла объявиться без ребенка. Когда она не приехала, мать заявила в полицию. Мы ничего не знаем о Пирсоне и его отношениях с Зоси, а вот полиция знает. Они знают, что бизнес у него шел плохо, возможно, он угрожал самоубийством, не исключено, что он был не в себе. Он покончил с собой через пару месяцев, но когда были обнаружены кости и кольцо…
— Как ты думаешь, где она сейчас?
— Она человек-катастрофа, — сказал Руфус, думая о миссис Хардинг и ее дочери. — У нее нестойкий характер. Наверное, сидит сейчас на тяжелых наркотиках. Или мотает срок в тюрьме. Помнишь фотоаппарат и браслет? А однажды она даже пыталась украсть маленького мальчика. Ты об этом знал?
Эдам кивнул и отодвинул пустой стакан.
— Ну как, еще по одной?
— О крепких напитках так говорить нельзя, — возразил Эдам. — То есть о пиве можно, а о крепких — нельзя. Мы же не из кружек пьем.
Руфус засмеялся.
— А старина Верн-Смит не изменился, все такой же. Помнишь греческий глагол «тереть»? Я этого никогда не забуду, буду помнить до последнего дня.
— Да, ты уже говорил.
— От этого та история не становится менее правдивой.
— Да, не становится. Вообще-то пить мне больше не хочется.
— А я ожидал, что у тебя будет… ну, эйфория, что ли. Неужели ты не испытываешь облегчения от того, что сорвался с крючка? Может, ты еще не осознал, а? Ведь это же конец всему. Все закончилось. Никакого наказания. На этот раз обществу не удалось отомстить.
— О, я все осознал. Я вышел сухим из воды. — Эдам взял их стаканы. — За мной выпивка, я тебе сейчас принесу. Просто я, кажется, не думал об этом, вот и все.
