Роковая перестановка - Вайн Барбара (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Льюис продолжал, как будто сын ничего не говорил:
— Кто мог вообразить на той грустной и в то же время милой церемонии, что кладбище используют для таких целей?
Эдам вдруг опрометчиво ляпнул:
— Одна моя знакомая видела призрак этой собаки на черной лестнице.
Энн устремила на него полный отвращения взгляд. На этот раз Льюис отреагировал:
— Абсолютная чепуха. Несусветная чушь. Какая знакомая?
— Поехали, — сказал Эдам Энн. — Нам пора.
В машине жена спросила его:
— Ты теряешь рассудок или в этом есть какая-то цель? — В ответ она получила лишь невнятное пожатие плечами. — Зачем мы идем в ресторан вдвоем? Это фарс.
— Мы празднуем твой день рождения ссорой, но не дома, а в ресторане.
— Я ненавижу тебя, — произнесла Энн.
То же самое сказала ему и Зоси. Он уже забыл или думал, что забыл, но эти слова стали кнопкой, которая при нажатии открыла самый последний файл.
— Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя… — Она висла на нем, цеплялась за одежду, а он отпихивал ее.
Эдам припарковал машину, выключил двигатель. Он сидел с закрытыми глазами, держа руки на руле. Потом сделал над собой огромное усилие. Он не хотел ничего вспоминать, стремился убежать от всего этого. Энн уже вылезла из машины и в сердцах хлопнула дверцей. Эдам тоже вылез, холодный ветер сыпанул ему в лицо горсть мороси.
Он больше всего боялся почтальонши на велосипеде, что она не уехала или уехала недалеко, что она сегодня поджидает неподалеку, преисполненная сострадания, готовая выступить в качестве свидетеля…
Но никого не было. Эдам никого не увидел. По пустому проселку под серым небом свободно гулял ветер. Не было никого, кроме фигуры в бледном хлопчатобумажном платье, бежавшей по мощеному двору. И громкие голоса, и похожий на вой крик Зоси. Следуя за Энн к дверям ресторана, он обнаружил, что клавиша «Выход» не срабатывает, из прошлого вырваться не удается, а настоящее куда-то затерялось. Эдам вскинул ружье, прижал приклад к плечу, приготовился к отдаче и выстрелил. Вивьен закричала, и он выстрелил снова, и на этот раз она резко повернулась, получив полный заряд стрел. Брызнула кровь; она фонтанами извергалась из маленького тела, заливая алым кремовое платье.
Сейчас, как и тогда, Эдам оступился, но успел ухватиться за перемычку двери. В темной передней ресторана он встряхнулся, открыл глаза и растянул губы в улыбке. Тогда после третьего выстрела он упал, и так и лежал, распластавшись на каменных плитах, крича:
— Стой, стой, стой!
Глава 20
Когда Руфус вернулся из Нунза, или от пациентки, оказавшейся в больнице Колчестера, он обнаружил, что Мериголд дома и ждет его. Вопросов она не задавала. Он тоже не стал спрашивать, как она провела день, хотя понимал, что такое поведение противоестественно для их отношений. Это был прецедент, он ясно это понимал. Отныне жена не будет задавать ему вопросы, и он не станет ее ни о чем спрашивать, и у них войдет в привычку раздельно делать свои тайные дела. При этом они будут вежливы друг с другом, улыбаться друг другу и гораздо чаще, чем того требовала бы искренность чувств, называть друг друга «дорогой» и «дорогая». Но в тот вечер, ужиная с друзьями, такой же молодой семейной парой, он не мог избавиться от ощущения, что Мериголд держится как-то скованно с мужем подруги. Они ведут себя, думал Руфус, так, будто хотят казаться безразличными друг к другу, хотя в последний раз, когда они вчетвером куда-то ходили, она с ним флиртовала. Вполне вероятно, что он все это вообразил.
Шли дни, и Руфус позвонил Эдаму. Он, как и Эдам, ждал новостей из Уайвис-холла. Как только он увидел фамилию на первой странице «Стандарда», сразу понял, что это фамилия Шивы. Манджусри. Теперь он ее вспомнил. Сгорел дом Шивы, и именно Шива погиб, пытаясь спасти свою жену. Некий продавец из магазина, как его назвали в газете, но это был он. Руфус, с «секретной порцией» в руке, просматривал газету — у него уже вошло в привычку каждое утро и каждый вечер пробегать глазами все страницы, — и ничего не находил. Но это вопрос времени, теперь он в этом не сомневался. Появилось слишком много свидетелей, так что глупо и дальше верить в возможность выйти сухим из воды. Руфус не начинал строить планы на экстренный случай, потому что таких планов просто быть не могло: для врача, консультанта, который оказался замешан в убийстве, утаивании двух смертей и сокрытии тел, выбора просто нет. Ему остается только психологически подготовиться к их приходу, чтобы суметь сохранить хладнокровие и внешние приличия. Однако Руфус уже не чувствовал облегчения от смерти или исчезновения свидетелей, от отъезда Мери Гейдж, от смерти Беллы и Эвана. В отношении Шивы, еще раз взглянув на фотографию, он испытал нечто чуждое его натуре — жалость, смешанную с ужасом. И все же для Шивы было лучше умереть, чем проходить через то неизбежное, через что проходит сейчас Руфус. Потому что Шива был замешан больше, чем он. Шива подал идею с выкупом, и идея закопать тела на лесном кладбище тоже принадлежала ему. Молча сидя с газетой на коленях, Руфус размышлял об этом. Его молчание было слишком необычным, и то, что Мериголд с готовностью принимала его, действовало на нервы. Поддавшись слабости, Руфус вдруг предался абсурдным мечтаниям о том, как рассказывает ей все, как рыдает у нее на груди, и она рыдает вместе с ним о любви и верности, однако тут же осадил себя. Это не то, чего он всегда хотел, и точно не то, что он получит. Лучше размышлять о бедном Шиве, чем о другой жизни, которой у него нет и никогда не будет…
— Мы можем похоронить их среди детей — то есть среди животных, — произнес Шива. — Никому не придет в голову заглядывать туда, там их никто не найдет. — Он был безмерно рад — рад в тот момент — тому, что все его слушают и соглашаются.
Вернее, Руфус и Зоси. Эдам лежал на плитах под дождем. Лежал до тех пор, пока Руфус не потряс его и не сказал: «Вставай, возьми себя в руки». Руфус поставил его на ноги, и он спрятал лицо в ладонях. Именно Шива отнес тело в дом, накрыл его одной из тех нелепых, тяжелых, жестких простыней с монограммой. Дождь уже смыл кровь с плит. Руфус приволок Эдама в дом, усадил за стол и налил ему джина. Естественно, у него была заначка — приземистая квадратная бутылка джина, купленная на те деньги от цепочки.
Никто не спросил у Эдама, зачем он это сделал, ни тогда, ни потом. Он сделал это, и спрашивать смысла не было. А остальные уже смотрели на это сквозь пальцы, уже сплотились, чтобы все скрыть, и придумывали, как выжить. «Я никогда не чувствовал себя виноватым, — думал Руфус, — только боялся, что все выяснится. И сейчас чувствую то же самое. А Зоси, которая похитила ребенка, Шива, который пытался получить за него выкуп, Эдам, который выстрелил из того ружья, — что они чувствуют? Хотя Шива мертв».
По лицу Эдама текли слезы. Он не пытался остановить их; казалось, он совсем не стыдится их. Долго они сидели тогда на кухне, Эдам, он и Шива? Несколько часов, минут, полчаса? В ретроспективе кажется, что долго, будто бы они ждали чего-то, и возможно, они действительно чего-то ждали, возможно, ждали, что Зоси спустится с ребенком.
Она сняла кольцо из золотых косичек с буквой «З» на внутренней поверхности и надела на палец ребенку. На большой палец, потому что оно было велико для остальных крохотных пальчиков, а для большого — почти впору. Забавно, на ее пальце осталась темная полоса от кольца. Этот акт был элементарным и бессмысленным проявлением сентиментальности, он ничего не менял для ребенка, не обозначал ее отношения с ним, каковыми они бы ни были. Руфуса охватило нетерпение.
— Давайте покончим с этим.
Дождь слегка ослабел. Они короткой вереницей отправились в хвойный лес, отказавшись от идеи взять старую, тяжелую деревянную тачку, стоявшую в конюшне. Руфус нес на плече Вивьен, Зоси — на руках ребенка. Эдам и Шива несли тяжелую лопату и вилы; легкую лопату они брали, чтобы похоронить коипу в Маленьком лесу, и она исчезла каким-то необъяснимым образом. Или тогда ее исчезновение было для них необъяснимо. Сейчас же Руфус знал, что ее забрал садовник — это он приходил в Уайвис-холл на рассвете, и это его шаги заставили Эдама бежать в оружейную и хвататься за ружье, так что он отчасти виновен в том, что Эдам воспользовался дробовиком.
