Повторение прошлого (СИ) - Терновский Юрий (лучшие книги txt) 📗
— Не смешно… Я ради друга, понимаешь, отказался даже от пагубной привычки, не ценит. Проданных 10 миллионов литров левого виски уж никак нельзя списать только на алкоголиков, а это 8 миллиардов рублей в карман производителя левого пойла, дистрибуторам и прочий мелкой шушере, торгующей в розницу. Типа отечественная водка идет из Казахстана, на какой с фуры поднимают от 700 тыс. рублей чистой прибыли и выше. Раньше поднимали, — уточнил он, — когда брали по 50 рублей за пол-литра, а продавали за 120, сейчас же еще дороже, когда доллар скакнул. В твоем же случае — чистый «Абсолют»! Всего было разбито 1800 ящиков, то есть свыше 20 тысяч поллитровок по 595 рублей за бутылку. Итого имеем за всю фуру — 11 900 000 рублей. Еще сто пятьдесят тысяч баксов, наверное, стоит сам грузовик с фурой. Но это, если и в самом деле шведская водка, в нашем же случае это, скорее всего, отечественный дубликат, разлитый по импортным бутылкам, что стоит гораздо дешевле. В магазине берем самую дешевую за 199 рублей, перемножаем на все те же 20 тысяч штук и получаем около четырех миллионов за все, не думаю, что эти господа разливают более дорогую водку по импортным бутылкам. Такой вот расклад, добавить еще ремонт грузовика, который сто пудов застрахован, все не так уж и страшно. Если бы, конечно… — произнес он через паузу, — с этими предпринимателями можно было бы договориться. Тебя обдирают здесь даже не по оптовой цене, а скорее всего — по ресторанной. Радуйся, когда еще получится так погудеть на всю катушку, еще и деткам с внуками расскажешь, как отрывался. Так что вперед, дружище, продавать свое жилище!
— Я переписал его на Киру, — заявил Погорел.
— Может быть, она именно этого от тебя и добивалась. Тебя скоро устранят, как ненужный уже элемент в цепочке, и все достанется ей.
— Не понял, — Погорел, услышав такое, от неожиданности даже остановился, — ты это о чем?
— Да все о том же, Вадик, о накипевшем, чего застрял, идем… Если все это не твоих рук дело, во что я уже почти поверил, то может быть, все же ее? Подсунула тебе книжку, сделала дубликат ключей от машины, изготовила второй брелок с сигнализацией, сейчас это просто, подсуетилась с турагентством, устроила свое похищение, и сейчас радуется, наблюдая со стороны, как ты маешься. Отомстила и сказочно разбогатела одновременно.
Так за предположениями и добрались до особняка, в котором, как думал Иван, и держали «похищенную», которого почти не было видно за высоким кирпичным забором с массивными железными воротами. Примостившийся на самом краю деревни возле леса, дом совершенно не бросался в глаза с дороги. Здесь хватало домиков и круче, производства далеких уже девяностых, когда подобные деревеньки мастерились прямо из воздуха. К примеру, транспортники устраивают всеобщую забастовку, и правительство тут же перечисляет им на мелкие расходы около 140 млрд. рубликов, из которых ровно 40 уходило на строительство «нуждающихся» тружеников, а остальные… Когда же деньги заканчивались, а построено было еще не все, устраивается повторная забастовка и правительство снова входило в нужды «трудового» народа. Часть денег, естественно, откатом возвращалась обратно в карманы чиновников, остальные шли по назначению.
— Вон в том доме с разобранным третьим этажом, — Иван указал пальцем на громадную постройку, смахивающую больше на заводскую общагу, чем на коттедж, — стены толщиной в 90 см, зачем? В нем так никогда и не жили, только сейчас и появился хозяин, а этаж снес, чтобы не отапливать громадину. Мне про это один из местных рассказал, у которого все это на глазах творилось. Наш дом вон там, к которому ведет асфальтовая дорожка. Ночью все это освещается мощными фонариками, что стоят вдоль забора, и просматривается видеокамерами наблюдения, что натыканы по всему периметру. Круто.
— Похоже, что гостей здесь не любят, — заметил Погорел.
— Хм, а мы без всякой любви к ним заявимся, — выдал Иван, направляясь в лес подальше от лишних глаз. В лесу друзья нашли высокую ель, до нижней ветки которой можно было добраться только при помощи веревки, захваченной предусмотрительным Иваном, которую он через эту ветку и перекинул. Первым стал карабкаться по веревке Погорел, затем главный диверсант, потом ножками с ветки на ветку, пока и не забрались почти на самую вершину, откуда открывался великолепный вид на весь двор с шикарным особняком, баней, беседкой и зеленым газоном.
— Не фига себе, — присвистнул Погорел, возвращая бинокль другу после осмотра местности. — Прямо цитадель, только огневых точек и не хватает. Здесь твой танк нужен, чтобы ворота взломать.
Несколько легковушек стояло на парковке, включая и знакомую уже немецкую «семерку», на которой продавцы левой водки приезжали к нему в гости. А где-то за этим забором и за этими стенами в метр толщиной, возможно, томилась сейчас его Кира, которой он пока ничем не мог помочь. Мужчина закрыл глаза, и несколько минут вообще сидел молча. Вспомнился вдруг Валдай, куда они ездили на озера и несколько дней жили в палатке, удили рыбу и наслаждались природой, шашлычком под коньячок, вкусным очень, обществом друг друга и сексом, конечно, куда же без этого!
— Спишь? — вернул его друг из райского места обратно на облюбованную ель.
— Вспоминаю, — открыл он глаза, — как на озера ездили рыбу удить, кормить комаров и заниматься любовью на свежем воздухе. Меня там еще ежик укусил за задницу.
— Может, уколол?
— Какая разница, — улыбнулся Погорел. — Заезжали в военный городок, где прошло мое детство. Рассказывал ей, как мы мелкашку сперли у майора Лещенко и отправились лягушек на болото мочить. В третьем классе, ага, с его сыном и сперли. Кире рассказ не понравился, она вообще про оружие слушать не захотела. Сказала, что люди в этот мир приходят для любви, а не для того, чтобы убивать из оружия всяких тварей.
— Ты только это военным не говори, — усмехнулся Иван, — чтоб не сочли за предателя. Ну все, рекогносцировку местности провели, можно брать.
— А ты точно уверен, что она здесь? — засомневался Погорел.
— Черт его знает, — пожал плечами Иван, меняя затекшую позу на ветке и начиная слезать, — но не в хоромах же она у Васильевой на Молочном.
— Дай бинокль, хочу еще раз все внимательно рассмотреть бандитское логово, где злыдни держат за семью замками твою красавицу, когда еще случай представится.
— Здесь она! — воскликнул Погорел, чуть не свалившись с дерева. — В беседке на крючке ее шелковый платок висит.
— Хорошо, если не такой же, — заметил скептически Иван. — Не зря на дерево карабкались, но таких платков по всему свету столько, что мама не горюй. Послушай, Горацио, а по телефону ты ее про рваную рану на своей жопе не спрашивал?
— Нет, а зачем?
— Чтобы убедиться, что это точно та особа, за которую себя выдает, — уточнил Иван. — Надо при случае обязательно спросить. Иначе шарфик этот может спокойно оказаться не ее. Владелец этого лоскутка должен знать точно про твою срамную рану, когда ты драпал от духов. За такие самострелы в 41-ом знаешь, что полагалось?
— Вражеская мина за спиной разорвалась, мне еще повезло.
— Рассказывай, — улыбнулся Иван, почесав подбородок. — Постой, а не знак ли это свыше…
— …что все в моей жизни через жопу?
— Точно, — рассмеялся Иван. — Знак, что нас даже мины не берут.
— Штурмовать сейчас будем?
— Нет, будем ждать, пока они тебе ее труп на блюдечке с голубой каемочкой преподнесут. Или, если это все ее рук дело, она просто поменяет свою дислокацию. Главное ввязаться в бой, там и разберемся, чей это платок.
— А что, если это приманка?
— Умрем героями, все лучше, чем теряться в догадках. И потом, — шмыгнул Иван носом, — мне мои бабки нужны, я в нищем режиме просто не выдержу, хуже чем в клетке. Эта только ограничивает перемещение, спасая при этом от соблазнов. Безденежье же, не ограничивая в передвижении вокруг своего жилища и кое-какой дороги до работы за нищенскую зарплату, способствует лишь бесконечному просмотру телеящика с его тупыми сериалами, размягчающими мозги и бесконечной рекламой, вытягивающей из несчастного размягченного и оболваненного созерцателя чужой роскоши последние крохи. Ты есть то, чем тебя пичкают… И после всех этих просмотров людишки еще удивляются, почему всем правит жадность, зависть и злость. Какое уж тут сострадание и понимание, когда человек человеку давно уже бревно. Всем докажем, что мы не такие…