Ветер умирает в полдень - Гельдлин Мишель (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗
Дэвид молча страдает от своего наваждения.
"Джо Гаррет, наверное, все время живет с этим страхом. Но… Мне-то чего бояться? Ведь я уже давно только и думаю, что об этой шахте. Все стараюсь себе представить, какая она, огромная и таинственная? Только я уже запутался: то ли я попал в шахту, то ли это шахта вжилась в меня?"
Дэвид недолго находится под землей. Джип на электрических батареях бесшумно везет его по подземным автострадам. Джо ведет машину. Изредка они минуют перекрестки. Им встречаются тележки с металлическими брусками и медными трубами; водонепроницаемые фонари; широкие резиновые конвейеры, которые вращаются на полированных стальных цилиндрах и несут к вагонеткам глыбы рыхлой сероватой породы.
Дэвид с трудом вдыхает кисловатый воздух. В неразработанных участках еще темнее, и фонари на касках сияют, как светлячки.
За поворотом показывается ненасытное чудовище – жаркое сердце шахты.
Оно заполняет весь проход, до потолка, до глухих стен. Точнее, прокладывает его по своим размерам в твердой породе. Его стальные челюсти, отшлифованные алмазом, грызут и кромсают скалу, отхватывая от нее все новые куски. Затем они опускаются позади желтого щита, выплевывают свою добычу на движущуюся ленту конвейера, со вздохами сжатого воздуха поворачиваются вокруг своей оси и возвращаются к неистовому пиршеству.
Два часа спустя Дэвид уже снова дышит ледяным воздухом голой пустыни.
Какое облегчение!
Он расправляет смятую сигарету и несколько раз с наслаждением затягивается. В мотеле надо будет зайти в бар и пропустить стаканчик, чтобы забыть пережитый страх и выбросить из головы этого Хаски.
Глава 8
Понедельник, 4 июня
Адриан Рэндал любит Рок-Ривер. Однообразный глянец прогресса, который покрыл всю страну, местами дает трещины. И тогда оказывается, что под этим внешним лоском по-прежнему живут грубые обычаи, но и незабытая учтивость старого Запада. Им верны и в Рок-Ривере. Люди, которых случайно заносит в город, как правило, тащат с собой грязь из джунглей внешнего мира. Мало кто остается в городе навсегда. Большинство, отправляясь в дальнейшие странствия, оставляет после себя муть и нечистоты так называемой цивилизации.
"Неужели эти заезжие чужаки в самом деле полагают, что они лучше нас, местных? – раздумывает Адриан. – Ну, ладно, ночная жизнь Рок-Ривера – тут мы, конечно, подражаем большим городам. Те же завсегдатаи баров, те же ночные бабочки, азартные игры – лишь бы хоть ненадолго забыть будни, которые уходят на то, чтобы заработать на пропитание и наплодить детей – вот только неизвестно, зачем. Вся разница в том, что все здесь знают друг друга наперечет."
Городок цепляется за скудную землю, как и сто лет назад, когда его основали. Он рос, благодаря шахтам, сражался с бесконечными зимами; снег сковывал дома с законопаченными щелями, а мороз убивал все запахи.
Лето в Рок-Ривере не легче зимы: сухое и короткое, словно взрыв.
В жаркой, живописной и шумной жизни родного городка журналисту больше всего нравится утренняя суматоха. В другое время суток он любит прогуляться по главной улице города, поболтать с торговцами, поджидающими покупателей на порогах лавок, побродить по старому базару мамаши Фелтон, заглянуть в кафе "Мустанг" или "Большой отрог", собирая сплетни для рубрики местных новостей своей "Стар". Он давно уже не следит за ночной жизнью нижней пристанционной улицы.
Сегодня в Рок-Ривере ничего не осталось от того городка, каким он был когда-то, – кроме давней мечты о странствиях, которая воплотилась в длинной, прямой улице, пересекающей весь город и обрывающейся в пустыне. Постройки, возведенные на скорую руку, одна за другой сменились однотипными домами, которые в Соединенных Штатах встречаются повсюду, от одного побережья до другого. Кирпич, один – два этажа, удручающее однообразие. Белые филенки, беседки на лужайках с подстриженной и выгоревшей травой. Дерево для строительства привозят издалека.
Банк вытеснил последний салун, сохранившийся со времен основания городка, – простое кубическое здание из бревен, обтесанных топором, где не пахло роскошью, но веселились от души. Адриан помнит все так, словно это было вчера; когда ему исполнилось двадцать лет, салун еще процветал.
На границе с пустыней бережно, как местную достопримечательность, сохранили четыре угловых столба, кусок изгороди и желоб для водопоя – все, что осталось от конторы, где Арчи Блэр вел меновую торговлю с индейцами и трапперами, и его конюшен, где он держал перекладных лошадей для дилижансов; в ту пору Междуштатная, она же Большая Дорога, называлась еще Долгий Путь, и легенды об этой дороге вдохновили многие вестерны Голливуда.
Старая тюрьма в Йеллоустоне, дощатая, с коваными решетками, вконец обветшала. Чуть ли не каждый день из нее кто-нибудь бежал; потом вместо нее построили Каунти-Центр, где стали собираться на свои заседания местные женские клубы, там же разместили историко-этнографический музей, куда перенесли тщательно очищенные от пыли груды разного хлама и где чучела антилоп и окаменевшие стволы деревьев расположились по соседству с тотемом и индейскими курительными трубками; пять лет спустя после открытия центра на его верхнем этаже уже едва хватало места для зала суда, канцелярии шерифа и новых тюремных камер – вполне надежных и отвечающих федеральным нормам. Эта громада из розового бетона тяжело нависает над улицей.
Адриан Рэндал любит иногда выбраться за город на три – четыре часа.
Вторая половина дня проходит спокойно. Побег из тюрьмы двух преступников, которым явно кто-то помог удрать, – единственная местная новость. Неожиданное продолжение она получит только в том случае, если охота на этих людей, лениво направляемая помощниками шерифа, даст какие-нибудь результаты. Но Адриан не слишком верит в это. Вряд ли сегодня произойдет что-то, достойное упоминания в рубрике "В последний час". Завтрашний номер газеты уже сверстан и готов к печати.
– Поеду немного проветриться, любимая. К обеду вернусь.
На круглом лице жены улыбаются все морщинки; Рэндалы живут вместе так долго, что можно уже ничего не объяснять.
Она знает, что Адриан поедет по ухабистой дороге, которую кое-как проложили в горах над Рок-Ривером. Там, наверху, он присядет на камень, закурит трубку и будет долго смотреть на свой город.
Пятнадцать лет назад, еще до открытия шахты, лавочники по грамму продавали питьевую соду, полученную из гидрокарбоната натрия. Городок тогда умещался в своих изначальных границах – между длинной сортировочной станцией, где по-прежнему стояла цистерна для заправки паровозов, и дорогой – будущей автострадой. Станцию и дорогу соединяли короткие и крутые улицы, в четверти мили одна от другой. Сверху Рок-Ривер напоминал куриный насест.
А потом городок начал стремительно расти и перемахнул через реку, в честь которой его назвали, желтую и грязную летом и замерзшую все остальное время. Адриан смотрит на выветренные склоны по ту сторону каньона, рядом с выступами, на которые прежде взбирались только овцы, искавшие траву погуще, а теперь там стоят времянки, сборные домики, что служат лет по десять, а по сторонам будущих улиц, проложенных концентрическими полукругами, выстроились цепочки автофургонов. Удобств – никаких. Здесь же примостилось здание, в котором временно открыли школу, и торговый центр, сооруженный на скорую руку, но слишком претенциозный для этого пустыря.
Сорок лет назад, когда Адриан работал на железной дороге, чтобы платить за учебу, на станции Рок-Ривера уже пересекались три главные линии. Вокруг пооткрывалось множество баров, танцевальных залов, притонов и забегаловок, где бурлила развеселая жизнь. И ночью, при неоновом освещении убогие и грязные домишки выглядели не так уж тоскливо.
Когда от станции отъезжал поезд, дрожали все здания на нижней улице. То была эпоха угля и пара.
Совсем другое дело – нынешние локомотивы, огромные, красно-желтые, с четырьмя дизельными моторами в три тысячи лошадиных сил каждый; сверху – крошечная застекленная кабина для машиниста. Ежедневно по их воле с места трогаются двести вагонов по сотне тонн, скользят по рельсам, излучая прозрачные волны тепла, набирают скорость и исчезают вдали, в направлении индустриальных центров.
