Пешие прогулки - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (бесплатные серии книг txt) 📗
Когда Лариса всерьёз заявила о себе и её керамикой заинтересовались искусствоведы, ему удалось побывать с женой на двух из трех её зарубежных выставках – в Цюрихе и Стокгольме. Конечно, он ездил туда по туристической путёвке, но главное, он был рядом, мог помочь, поддержать, он был свидетелем её успеха, видел её необыкновенно счастливой, и позже не раз благодарил судьбу за то, что она предоставила ему такую возможность.
Наверное, Амирхан Даутович любил альбомы, изданные в Москве, ещё потому, что хоть и приезжала съёмочная группа с осветителями, с десятком чемоданов всякой аппаратуры, лучшие снимки все-таки были сделаны самой Ларисой. Когда она стала бывать за границей, обзавелась и японской и западногерманской камерами, и все деньги в поездках тратила на фотобумагу и реактивы. Снимков она делала много: снимала и на рассвете, и на закате, и в ослепляющий полдень, и никогда не снимала дома без него, – помогая, он понимал её без слов. Оттого ему была дорога каждая фотография в альбоме, он помнил, как они рождались.
Были в их домашней коллекции и присутствовали в этих альбомах такие вещи, что дарили ему лично, зная, что жена, да и сам прокурор увлечены столь странным, на местный взгляд, делом, как собирание керамики. Понятно бы – старинное серебро, хрусталь, бронза, ковры ручной работы, все то, что имеет, так сказать, материальную ценность, а тут – черепки… Дарили часто от сердца, объясняя этот жест своим долгом помочь популяризации национальной керамики. Отказывался принять – обижались: на что, мол, человеку один-единственный кумган, даже если он сохранился от дедов, когда рядом живёт собиратель, у которого к этому кумгану уже есть пара, да и чаша похожая найдётся.
«Даров не принимай», – читал он некогда на латыни и эту истину усвоил крепко, особенно имея в виду своё служебное положение, но, увлечённый азартом коллекционера, не отнёс её на счёт простой дешёвой керамики, а зря. Хотя «даров не принимай» он не забывал и не раз заворачивал доброхотов, пытавшихся поднести ему огромные напольные китайские вазы, двухведерные медные кувшины и сосуды для воды. Может, и тут были люди, дарившие от души, но Амирхан Даутович спокойно объяснял, что все это уже, так сказать, из другой оперы, и китайский фарфор, даже ручной работы, его не интересует. Китайский фарфор ему пытались дарить не один год, чего только не приносили, особенно поражали метрового диаметра тарелки, очень похожие на восточные ляганы. Амирхан Даутович поражался количеству фарфора в этих краях, хотя знал, что здесь проходили древние караванные пути из Китая.
Много спустя после тех счастливых дней в коттедже на улице Лахути, когда Амирхан Даутович уже не был областным прокурором, а работал там же в прокуратуре, в следственном отделе, но уже на небольшой должности, ниже той, с которой некогда начинал в этих стенах, попадались ему дела так называемых «коллекционеров». А ведь он точно помнил, поскольку его жена проработала три года искусствоведом в местном музее, что ещё десять лет назад даже понятия такого – «частная коллекция» – в этих краях не знали, не говоря уже о самих коллекциях. А тут, в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов, враз расплодились владельцы частных коллекций, и вряд ли тому примером послужило собрание керамики его жены, хотя областная печать не раз писала о выставке в их саду. Коллекции эти были, конечно, иные: они представляли художественную ценность, и зачастую немалую, порой приходилось обращаться к признанным экспертам, но главным мерилом коллекций считалась их материальная стоимость, и «коллекционерами» чаще всего руководило желание вкладывать добытые неправедным путём деньги в антиквариат, который, по их твёрдому убеждению, дорожал день ото дня.
Коллекционировали монеты, портсигары, браслеты, галстучные зажимы, булавки, брелоки – разумеется, только золотые; правда, один из «знатоков» презрел золото и успел собрать шестнадцать платиновых шкатулок и табакерок; попался и рекордсмен по серебряным работам, из его «коллекции» московские эксперты отобрали для музея четыре неизвестных ранее работы Фаберже. Поразила прокурора ещё одна разновидность «коллекционеров», едва ли известная даже искусствоведам: у них в области наравне с золотом «коллекционировали» жемчуг, но эти, не в пример собирателям антиквариата, знали о жемчуге действительно много, поболее искусствоведов. Амирхан Даутович благодаря своей работе видел жемчуг из стран Ближнего Востока, из Африки и Австралии, с Филиппин и новейший японский с океанских ферм, иранский и иракский; владей он сколько-нибудь пером, думал он, обязательно написал бы роман о путях жемчуга, который стекался в эти края со всего света, – наверное, это был бы детектив из детективов, настоящий бестселлер. Вот с такими «коллекционерами» приходилось иметь дело Амирхану Даутовичу, и те, зная об увлечении бывшего областного прокурора, иногда говорили ему: вы должны понять меня как коллекционер коллекционера, хотя ни один из них не мог сказать ничего вразумительного о художественной ценности своего собрания.
Последняя экспозиция, за полгода до смерти Ларисы, наверное, была наиболее ценной – в тот раз Лариса выставляла в Цюрихе только керамику начала века. Неожиданно для себя она отыскала в архивах Ферганской долины документы, свидетельствующие о том, что в русском поселении Горчакове в 1898 году были открыты по приказу генерала Скобелева две керамические мастерские, где работали местные умельцы. Мастерские просуществовали шестнадцать лет, вплоть до начала первой мировой войны. Лариса затратила долгие месяцы, пытаясь найти среди долгожителей хотя бы одного человека, работавшего там, но безуспешно. Однако керамики из этих мастерских сохранилось достаточно, изделия надолго пережили своих безымянных творцов. Кроме серийной продукции – ляганов, чайников, пиал, – наверное, предназначавшейся для солдат, расквартированных в долине, выпускались в мастерской и особые партии дорогой посуды – видимо, для дома губернатора, для офицерского собрания и даже для наместника, великого князя Михаила Алексеевича. Вот эта керамика, сделанная на заказ, представляла интерес, особенно та, что имела формы и пропорции, традиционные для Востока, отличаясь притом неожиданной росписью и цветовой гаммой.
Этой восточной керамике, к которой приложили руку первые русские поселенцы в Туркестане, был посвящён альбом, изданный в Швейцарии.
Именно в этом альбоме были запечатлены два экспоната, которые принесли в дальнейшем прокурору большие неприятности. Сняты они были в доме на Лахути. Низкий стол покрывала крупная, хорошо выделанная волчья шкура. Плотный мех гиссарского волка вряд ли напоминал бы о грозном хищнике, если б не старинное кремнёвое ружьё тут же. Кто бы мог подумать тогда, что волчья шкура да кремнёвое ружьё для фона – символы грядущих бед!
Амирхан Даутович хорошо помнил то воскресное утро в середине апреля. В саду у них уже буйно цвела сирень, и газоны, ещё ни разу не стриженные с осени, скорее походили на лесные лужайки. Кое-где в углах двора ещё цвели подснежники и одинокие тюльпаны, а в тени деревьев – голубые крокусы. Зима выдалась снежная, холодная, долгая и продержалась до середины февраля
– редкость для здешних мест. И оттого приход весны в том году воспринимался острее обычного. Пьянил воздух, пьянили запахи согревающейся земли, тонкий аромат молодой зелени и цветов. В тот день, впервые весной, они собирались завтракать на открытой веранде. Амирхан Даутович выносил стулья из дома, когда у зеленой калитки раздался звонок. Лариса хлопотала у плиты, а Амирхан Даутович пошёл открывать.
У калитки стоял хорошо одетый человек в велюровой шляпе, а чуть поодаль – светлая служебная «Волга» с областным номером. Шофёр, выйдя из кабины, протирал и без того сверкающий капот – наверное, хозяин был большой аккуратист. Незнакомец поздоровался, назвав прокурора по имени-отчеству, а на приглашение войти отказался, объяснил, что очень спешит. Сказал, что коллеги Амирхана Даутовича из районной прокуратуру передали два керамических сосуда, и он с удовольствием выполняет их поручение, тем более что наслышан о деятельности жены хозяина и желает ей всяческих успехов. И добавил ещё несколько слов о том, как важно пропагандировать искусство края в стране и тем более за рубежом. Держался гость с достоинством, говорил вполне искренне, без подобострастия, нередкого в этих краях. Не успел он закончить последнюю фразу, как шофёр, оказавшийся тут как тут, подал хозяину машины, предварительно сняв обёрточную бумагу, один из сосудов, а тот, оглядев подарок ещё раз, как бы убеждаясь, что довёз в целости и сохранности, передал прокурору.
