Трехдневный детектив - Колбергс Андрис Леонидович (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
Разумеется, нельзя утверждать и того, что старого Конрада знают все жители Риги. Но живет он здесь давно. Очень давно. Это его город. Конрад никогда ог него не отказывался, никогда его не бросал. Годы войны не идут в счет: тогда он всего лишь отступил из Риги, но ни разу не терял уверенности в том, что вернется. Город никогда его особенно не баловал, но Конрад и не ждал этого. Просто Рига была его городом, Конрад родился здесь, чтобы навсегда остаться среди его серых камней; он был уверен, что остаться навсегда и жить можно лишь там, где ты родился, что никто и никогда не сможет прилепиться к месту, куда забрел случайно.
Конрад родился в тысяча девятьсот тринадцатом году, как раз в тот день, когда Краузе на предолимпийских соревнованиях «Марса» взял рывком одной рукой 189 фунтов, а Рижская городская управа за 4800 рублей приобрела первый дезинфекционный автомобиль с двигателем в 24 лошадиных силы. У автомобиля были колеса со спицами, два никелированных сигнальных рожка, а по бокам на трех языках значилось: «Городское дезинфекционное учреждение». Надпись на латышском языке страшно злила немцев. Они истолковывали ее как открытый бунтарский выпад. Они же так долго старались внушить этим латышам, что их, латышей, скоро в мире не останется вообще и что, в сущности, их уже нет, а потому их онемечивание неотвратимо. Немцы расстреливали этих латышей и вешали, они агитировали русского царя, и он со своими черными сотнями стал союзником немцев, но к чему были все усилия, к чему было все затевать, если эти уцелевшие латыши осмеливаются делать на городской собственности надписи на своем языке? Что бы там ни было написано, но написано было по-латышски, а потому читалось: «Долой немцев!»
Отец Конрада был человеком, который одинаково хорошо подходил любой власти, потому что день-деньской прилежно добывал хлеб своей семье и принуждал себя верить передовицам газет, где говорилось, что всем трудно.
Отец Конрада собирал, писал и предлагал газетам и журналам рекламу. Тогда она была весьма однообразна — крупным шрифтом имя владельца и несколько строк обо всем остальном:
В. К. Кислинг
бульв. Бастея, № 4
рояли, пианино, фисгармонии. Очень выгодные условия оплаты.
Только изредка кто-нибудь забрасывал наживку с более ловко припрятанным крючком:
Вниманию уважаемой публики! В связи с тем, что в последнее время некоторые владельцы магазинов используют марку моей фирмы в корыстных целях, предлагая малоценный товар, настоящим имею честь сообщить уважаемой публике, что мой магазин деликатесов находится только на улице Мариинской, 22, там в любое время можно получить первосортную ветчину, которая по качеству стоит вне всякой конкуренции.
Я, Эглит, владелец фирмы Э, Зоммер
С утра до вечера он рыскал по городу в своем потрепанном пальто, улыбался, льстил, сдержанно предлагал, просил и отмечал заказы в записной книжке, а по ночам писал.
Они жили напротив Верманского парка, на шестом этаже. Из окон обеих комнат были видны крыши соседних домов. Маленький Конрад сидел на подоконнике и глядел, как на коньках крыш балансируют коты. Мать, маленькая, ясная, словно озаренная солнцем женщина окончила драматические курсы Дабура. Сразу же после окончания курсов она вдруг поняла, что актриса из нее не получилась и никогда не получится. Поняла и растерялась. И не зная, что бы еще наскоро придумать, вышла замуж. Она не могла таскать тяжелого Конрада вверх и вниз по лестнице и потребовала другую квартиру. Отец защищался. На его визитных карточках значилось: «Я. Улф, специалист по рекламе, Рига, Елизаветинская улица», и это давало лишнюю копейку: работа специалиста, живущего в центре, оценивается соответствующе. Если он переселится на какую-нибудь рабочую окраину, они вовсе не смогут сводить концы с концами и влезут в долги, После долгих размышлений нашли все-таки компромиссное решение: Улфы перебрались в хорошенькую квартирку в Гризинькалне, но адрес на визитных карточках отца остался прежним за небольшое вознаграждение сторожиха дома на Елизаветинской отбирала из приходившей сюда корреспонденции письма, адресованные Улфу. Так и жил старый Улф и думал, что живет правильно и что сын возьмет пример именно с него. И лелеял мечту увидеть однажды на последней странице обложки какого-нибудь ведущего журнала цветную рекламу, текст которой он сочинил уже давно:
Предприятие торговой рекламы
Я. Улф и сын
Неограниченные возможности, умеренные цены
И больше — ни слова, потому что длинные рекламы забываются. «Я. Улф и сын» будет набрано массивными широкими блочными буквами, символизирующими стабильность, вечность. При чтении последующего текста в подсознании возникнут мысли о красоте и уверенность, что здесь каждый получит за свои деньги то, что заказал. И никаких стилизованных на латышский манер букв, никаких подчеркиваний, которые могут навести на мысль, будто у предприятия есть что скрывать никаких букв «ампир» — от них разит показным. Ничего роскошного, все — просто, красиво и точно. Остальной текст должно набрать английским курсивом — изящные и стройные буквы вызовут в памяти надежные государственные облигации, бланки гарантированных векселей и белые британские купюры достоинством в десять и пятьдесят фунтов: английский фунт — валюта стабильная, доллар не может и никогда не сможет тягаться с ним. Предприятие он открыл в начале тридцатых годов, когда в мировую экономику глубоко и крепко вцепился кризис. Улф неплохо зарабатывал, объявляя о распродажах, и на аукционе ВАКО ему пообещали устроить за гроши обстановку для конторы.
Через несколько месяцев он обанкротился. Кризис достиг кульминации, никто ничего не покупал, кроме крупы и хлеба, поэтому не было никакого смысла тратиться на рекламу. И все же до конца жизни старый Улф при любой возможности напоминал:
— Когда-то мне принадлежало рекламное предприятие.
В погоне за своей мечтой он выпустил сына из поля зрения. Сын изучал юриспруденцию, читал книги, играл в теннис и однажды даже участвовал в соревнованиях, устроенных Латвийским автоклубом, потому арест сына во время ульманского государственного переворота оказался вовсе неожиданным. Однако в тюрьме его продержали недолго и даже позволили продолжать занятия в университете. В следующий раз сына арестовали, когда тот учился уже на последнем курсе и одновременно проходил практику в уголовной полиции.
Это был громкий, широко освещавшийся в печати процесс, и выиграл его обвиняемый. В последних рядах зала все время аплодировали. Бывший студент и бывший чиновник уголовной полиции так ловко оперировал фактами и статьями закона, что сумел не только опровергнуть свою принадлежность к подпольной организации, спасти, таким образом, от ареста своих товарищей, но и избежать отправки на принудительные работы, которая угрожала политзаключенным. В конце концов вышло, что он всего-навсего простой мошенник и отправить его можно только в Срочную тюрьму. Какие-то «неизвестные лица» присылали Конраду букеты роз с записками: «Считаем это твоей дипломной работой!»; работники прокуратуры в ярости пощипывали жиденькие бороденки: еще бы! — государственный преступник избежал заслуженного наказания. А отец потерял последнюю надежду на собственную рекламную контору и от этого прямо-таки чахнул, хотя имя Конрада Улфа теперь привлекало внимание и без помощи массивных блочных букв. Отец понял, что сын пошел другим путем, но не мог понять, плакать ему или радоваться; изменить он ничего не мог.
В «Черной Берте» Конрада отвезли в тюрьму, что возле станции Браса, одели в полосатый, похожий на пижаму костюм, и он провел полгода в обществе, отнюдь не изысканном: в камере сидели мошенники от коммерции, в том числе и злонамеренные банкроты, двое свинокрадов, двое взломщиков, двое фальшивомонетчиков и какой-то сердитый молодой человек, который представлялся следующим образом:
— Я сижу за чужие радости!
Он содержал тайный веселый дом.
