Прокурор - Безуглов Анатолий Алексеевич (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
- Крутояров, - протянул он в окно руку Бариновой. - Фадей Борисович звонил. Все готово...
Он сделал знак водителю проехать на территорию. Виктор миновал линию ворот и остановился. Баринова вопросительно посмотрела на него.
- Директор дома отдыха, - пояснил Виктор.
Крутояров, закрыв ворота, сел на заднее сиденье.
- К седьмому, - бросил он шоферу.
Машина проехала по аллее, свернула и метров через семьдесят остановилась у небольшого коттеджа.
Баринова успела увидеть длинное одноэтажное здание, волейбольную площадку, где азартно, с гиканьем и уханьем, сражались за мяч с десяток парней и девушек; несколько уютных беседок, увитых виноградом, детскую площадку, уставленную персонажами известных сказок, сделанных из дерева и фанеры.
- Милости просим, - сказал директор дома отдыха, вылезая из машины.
В коттедже было две крохотные комнатки. В одной разместился спальный гарнитур с широкой кроватью, вторая была гостиной и кабинетом одновременно.
Виктор поставил на устланный однотонным паласом пол чемодан гостьи.
- Пора назад, - сказал он и направился к выходу.
- Спасибо, большое спасибо, - протянула ему руку девушка. - Очень интересно было с вами познакомиться.
- Буду завтра утром как штык. - Шофер, не выпуская ее узкую ладошку из своей крепкой руки, спросил: - А звать-то как?
- Флора, - улыбнулась девушка.
- Годится, - кивнул шофер. - А меня - Виктор Берестов.
И вышел.
- Располагайтесь пока, - вежливо откланялся и Крутояров. - А кушать приходите в самоварную. Это, как выйдете, второй домик налево.
Он на всякий случай посмотрел на часы, мол, не мешало бы поспешить. И удалился.
Флора это поняла. И уже через десять минут вышла из коттеджа, только умывшись и поставив неразобранный чемодан в шкаф.
Что ее поразило (из машины она почему-то не заметила) - это объявление на доске: "Убедительно просим рвать спелый виноград! Приятного аппетита!"
Виноград рос везде. До самоварной (тоже странное название) Флора шла коридором, образованным переплетением виноградных лоз.
Крутояров ее ждал.
Чудеса продолжались. В уютной комнате стоял стол, накрытый белоснежной скатертью. Хрустальная ваза все с тем же виноградом. Но прелесть была в другом. На полках вдоль стены стояли самовары. Их было штук тридцать - больших, средних и маленьких, чуть больше заварного чайника.
- Всю жизнь собирал, - похвалился Крутояров, показывая на сверкающие самовары. - И подумал: а почему бы всем не любоваться на этакую красоту? Подарил дому отдыха. Герману Васильевичу пришла идея так оформить...
Оформление было действительно под стать. Полки выкрашены под хохломскую роспись, на стенках - вышитые рушники, связки баранок.
- Этот самовар самый дорогой, - пояснил Крутояров, показывая на изящный самовар с вычурными ручками, краником с накладными узорами. Изготовлен на фабрике ювелира Пеца. Какое богатое тулово, а? В смысле работы. И материал отличный - нейзильбер.
- Тулово? - переспросила девушка.
- Это так корпус называется... А вот патриарх - завода самого Баташова. Смотрите, сколько медалей. Ведерный, для трактира.
Они прошли мимо экспонатов, тулова которых были различной формы - в виде вазы, кубка, репки, шара, яйца.
- Дровяные, так сказать... А этот, глядьте, - остановился Крутояров, - редкий экземпляр.
- Чем? - поинтересовалась Флора.
- Спиртом нагревается. Называется бульоткой... Ну, а это современный, электрический...
- Потрясающие выйдут кадры! - восхищенно произнесла Баринова. Особенно в цвете!
- Ну да! - откликнулся Крутояров. - Медь, мельхиор... - Заметив, что гостью заинтересовал самый крохотный самоварчик, он улыбнулся: - Для эгоиста...
- На одного, значит?
- Так и называется.
В комнату заглянула розовощекая девушка в белоснежном переднике.
- Здравствуйте.
- Добрый вечер, - ответила Флора.
- Подавать?
- Неси, Оленька. Соловья баснями не кормят, - весело посмотрел Крутояров на гостью.
Однако не умолкал ни на минуту в то время, когда Баринова ела (сам он сказал, что только от стола).
Девушка успела узнать, где и когда словоохотливый директор дома отдыха приобрел каждый самовар, кем выпущен и для каких случаев предназначается.
А в довершение всего был подан горячий самовар. Один из коллекции. Чаевничали уже вдвоем с Крутояровым...
...Поздно вечером, устав от дневных впечатлений, почти засыпая, Флора записала в блокнот:
"Ф. Б. Заремба. Типаж. Но не понятный. Бог знает что: с одной стороны как будто ретроград (манера говорить), а с другой - современный.
Г. В. Боржанский. Вещь в себе. Не глуп. Интересная биография.
Е. И. Анегин. Похож на гусара - не хватает только венгерки, сапог да острой сабли. Может, хороший производственник?
В. Берестов. Кажется, смышленый малый. Наладить контакт. Через таких людей, как шоферы и уборщицы, можно узнать больше, чем у начальства".
* * *
Приезд матери Захар Петрович воспринял как подарок судьбы. Евдокия Назаровна, казалось, многое поняла, когда переступила порог квартиры в то дождливое серое утро.
Спросила, куда уехали Галина и Володя. Он ответил, что в Хановей (Измайлов не сомневался в этом). Больше она вопросов по этому поводу не задавала. Возможно, и потому, что вечером того же дня Захар Петрович обнаружил: мать открывала женину шкатулку с украшениями - как-никак работа сына (шкатулка была переставлена), и, скорее всего, она обратила внимание, что обручальное кольцо Галина сняла.
Поинтересовалась мать, естественно, и делами на работе. Захар Петрович не умел врать, но и правду говорить не хотелось. Он ответил что-то неопределенное. Евдокия Назаровна не стала лезть ему в душу, знала: если нужно будет, откроется сам.
Сын не открывался, щадил. Вот так они и играли в какую-то непонятную игру, стараясь обходить больные вопросы. Вспоминали Краснопрудное, соседей, знакомых...
- А знаешь, Купчиха-то здравствует и поныне, - сказала как-то мать.
Купчихой звали гусыню, которая появилась на свет в год ухода Захара Петровича в армию.
- Да ну! - удивился Измайлов.
А сам подумал: "Двадцать пять лет - почти ровесница Альбины".
Разумеется, ни о Марине, ни о дочери он матери ничего не сказал. Решил повременить, пока все, возможно, образуется. Или уж совсем рухнет.
- Хоть и стара Купчиха, а слух почище, чем у моего Шарика.
Всех собак, которые перебывали за долгую жизнь у Евдокии Назаровны, она называла Шариками.
- Над петухами до сих пор верховодит? - с улыбкой спросил Захар Петрович.
- Первейшая генеральша.
Купчиха терпеть не могла, когда задиристые петухи вступали в бой. Гусыня задавала драчунам трепку и разгоняла их. Удивительно, но хохлатые вояки боялись и слушались ее.
Да и сам Захар Петрович, когда приезжал домой, старался быть подальше от своенравной хозяйки материной живности, которая не по праву щипала и гоняла его со двора. Правда, Володю Купчиха привечала, ходила за ним, как собачонка.
- И несется?
- Десятка три в сезон. А ведь молодой до ста несла.
Мать до сих пор держала корову. Животных любила. Иногда Захару Петровичу казалось, что мать не хочет переселяться к ним в город только из-за невозможности расстаться со своими четвероногими и двуногими подопечными. Любовь к животным объединяла их с Галиной. Они могли часами говорить о них.
Захар Петрович спрашивал себя: что делал бы, если бы не приехала мать? И с ужасом думал: сошел бы с ума от тоски и самоедства.
Одним словом, приезд Евдокии Назаровны был настоящим спасением.
Заходил частенько Захар Петрович в больницу - проведать Мая. Дела его шли на поправку, хотя до полного выздоровления было далеко. Когда ему разрешили читать, Броня нанесла мужу книг, журналов, соорудила нечто вроде пюпитра, чтобы он мог листать одной рукой. Видя бодрое состояние Соколова, Измайлов радовался. Как-то не удержался от похвалы:
