Похищение королевы - Карасик Аркадий (книги txt) 📗
— В качестве ничем не подтвержденной пока версии: вы прикоснулись к чему-то опасному для преступников, случайно проникли в их замыслы. Короче, превратились в опасный источник информации, который, если попадет в уголовный розыск, может причинить им массу… неприятностей… Повторяю, это обычная рабочая версия, не самого высокого уровня. Пока — ничего угрожающего не просматривается.
Я похолодел. Вспомнил исповедь Верочки, то ее место, в котором она с восторгом повествовала о «талантливом» соседе, который вел длительные разговоры с дедушкой и от которого дед Пахом ничего не скрывал. Значит, и место хранения орденоносной коллекции тоже может открыть? Тогда я превращаюсь в опасный источник информации, который просто необходимо ликвидировать.
— Как бы эту «версию» не окропили кровью… Предпосылки на лицо: убитый телозранитель Верочки, покушение на меня, раненный Груша, погибший Семен…
Сказал и в буквальном смысле слова прикусил язык. Ведь о Семене сыщик ничего не знает, как и о его хозяине. Связь с Геннадием Викторовичем упрятана как можно глубже и дальше, неизвестно, как расценят сыскари странную, если не сказать сильней, дружбу между писателем и одним из главарей преступного мира.
Одна надежда — Костя пропустит мою оплошность мимо ушей.
Не пропустил.
— Кто такой этот Семен? Когда и за что его замочили? Откуда вы знаете о его гибели? Что вас связывало? Почему скрыли от меня?
Вопросы — преострые, нацеленные в самый центр «мишени». Не ответить на них, либо ответить туманно — вызвать дополнительные. Если вдуматься, почему я должен скрывать чисто интеллигентное, творческое общение с паханом? Вполне достаточно не называть его фамилию, которая, кстати, мне до сих пор неизвестна, и скрыть адрес особняка, которого я не знаю. Полнейшее «алиби», ни один следователь не подкопается. Даже тот занудливый, купленный на корню, который допрашивал меня после убийства двух человек на объездной дороге.
Так я и поступил. Полуоткрылся.
Костя внимательно выслушал, скептически поворошил кудри. Но настаивать на более обширной информации не стал.
Надин я решил не навещать. Устал зверски. Осторожное постукивание по стене не изменили моего решения. В голове крутится, изгибается Костина «версия», каждая буква которой набухла кровью? К чему я «прикоснулся», к какой «тайне», что заставило преступников пойти на крайние меры?…
25
Утром тщательней обычного побрился, натянул красную водолазку, надел светлый костюм. Праздник положено встречать по праздничному — аксиома сродни брежневской: экономика должна быть экономной.
Ибо сегодня — день рождения Надин.
Облившись даренным французским одеколоном, обрызгал водой из-под крана вчера купленные цветы и отправился поздравлять соседку.
Именинница в белом платье с рюшами, туго обтягивающем вызывающие ее формы, умиленно принимала поздравления… бабы Фени. Вот этого, признаться, я не ожидал — противостояние двух женщин давно известно и начисто исключает любые контакты. Кроме взаимых уколов и защипов. А тут — любовное облизывание, слащавые пожелания.
— Не стану вам мешать, — засуетилась баба Феня, едва я, получив разрешение, перешагнул порог. — Поздравляйтесь на здоровьичко, цалуйтесь да обнимайтесь, — не преминула послать старая ехидина остро заточенную шпильку. — А я побегу на кухню, завтрак готовить старому хрычу. Не заслуживает ентого упрямец, да уж куда деться от женской доли. Хорощо Наденьке — холостячка, а я, чай, замужняя, подневольная.
Удовлетворив извечное женское стремление принизить другую женщину — незнакомую либо близкую подругу значения не имеет — старуха вышла из комнаты, со стуком и скрежетом захлопнув дверь.
Надин проводила ее негодующим взглядом и повернулась ко мне.
— Сколько лет, не спрашиваю, — начал я поздравительный монолог. — Судя по внешности, не больше двадцати. От всего сердца желаю…
И поплыл, расцвеченный искорками иллюминации, поток славословия. Чего я только в нем не намешал. Здоровья, ангельской красоты, сладкой любви, неземного счастья, райского блаженства. Язык запутался в паутине пожеланий, будто рыба в неводе, губы слиплись от вязкой патоки выражений.
Бледное от негодования лицо Надин разрумянилось, она позабыла, или сделала вид, что позабыла, издевательские «поздравления» вздорной соседки.
— Спасибо, Пашенька, спасибо, родной, — расчувствовалась она, вытирая надушенным платочком повлажневшие накрашенные глаза. — Надеюсь, все это ты повторишь сегодня вечером за столом?
Я охотно заверил именинницу: так и сделаю. Мало того, добавлю солидную дозу еще не высказаного, но хранящегося про запас, словно мед в кадушках. Выспренность подобного обещания сродни раскушенному зернышку горького перца. Юбилярше пришлось проглотить его.
— Надеюсь, бывший муж приглашен?
Вопрос «на дурачка» — мне отлично известно: да, приглашен. Просто захотелось услышать об этом еще раз. Вдруг коротышка передумала?
— Ревнуешь? — с понятным торжеством спросила Надин. — Зря. Мы с ним теперь — посторонние люди. Абсолютно чужие. Но не могла же я не пригласить его, когда об этом попросил Виктор… Понимаешь, не могла! Есть определенные законы общения интеллигентов. Культурные люди не отказываются от ранее данного обещания, а я сдуру пообещала…
Не знаю, какими еще доводами манипулировала бы находчивая бабенка, если бы в дверь не поскреблись.
— Прости, Игнатьич, тебя к телефону требовают. Какойсь бабенке мужичок потребовался. Приятный голосок, сладкий, красавица верно…
Последнее явно рассчитано на коротышку, не зря та вспыхнула от негодования. Представляю себе, какими выражениями, сказанными про себя, обстреляла она зловредную старуху, какие пожелания отправила в ее адрес. Эх, ежели бы не юбилейное торжество и не мое присуствие, коротышка выдала бы все это вслух! Аккомпанируя матерными присловьями.
Действительно, звонила женщина. Наверно, секретарша. Только у них профессиональный голосок, нафаршированный деловитой официальностью.
— Павел Игнатьевич, простите за беспокойство. Федор Васильевич просит вас немедленно прийти. Срочное дело.
Вот это фокус! Впервые Гулькин приглашает меня, да еще не сам — через замороженную деваху. Неужели сработал его московский друг и Феде невтерпеж похвастаться своими успехами?
Дай— то Бог!
Мигом я позабыл и про Надин, и про день рождения, и о предстоящем знакомстве с Айвазяном. Поспешно распрощался с коротышкой — до вечера, милая, до праздничного застолья. И до последующей за ним не менее праздничной ночи. Дела литературные зовут, ничего не поделаешь.
Пришлось Надин уступить будущего супруга литературе. На прощание зачмокала накрашенными губами на безопасном для них расстоянии, пощипала под рубашкой мою грудь. Аванс перед ночным расчетом.
Возле сундука шаркал разношенными тапочками дед Пахом. Когда я шел к выходу из квартиры, он проводил меня подозрительным взглядлм. Будто я что-то стащил и уносил с собой.
— Как дела, дедушка? Как здоровье?
— Енто самое… Дождика надоть… То-то и оно… сухота… Далече?
В коридоре немедленно появилась бдительная баба Феня.
— Не приставай к человеку, старый хрыч! Иди жрать свою кашу!
Говорит и сверлит меня вопрошающими глазами. В них — все тот же наболевший вопрос: уж не по Верочкиным ли делам торопишься?
— Прогуляюсь, — тихо признался я. Не дай Бог, услышит коротышка — слезливый скандал обеспечен. Прогулка без нее сродни измене. — Скоро возвращусь…
В кабинете Гулькина сидели Костя и… Стулов. Появления последнего я не ожидал — обычно раненный сыщик предпочитал общаться не с живыми людьми, а с исписанными четвертушками бумаги. При моем появлении Костя ехидно ухмыльнулся, Василий равнодушно кивнул. Гулькин защелкал на клавиатуре компьютера.
— Присаживайтесь, Павел Игнатьевич, — не отрываясь от монитора, вежливо пригласил Федор. Был он необычно хмур, будто только-что получил выволочку невесть за какое прегрешение. — Разговор пойдет серьезный. Только не волнуйтесь, ладно? Все будет о, кэй.
