Кожа для барабана, или Севильское причастие - Перес-Реверте Артуро (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
— И кто же подозреваемые? — спросила Макарена.
Они находились под аркой стены, рядом с маленьким алтарем в стиле барокко, перед фигурой Пресвятой Девы, заключенной в стеклянную урну, и смех Куарта эхом отдался от свода. Сухой смех, без единой капли юмора.
— Все, — ответил он, глядя на образ так, словно колебался — а не включить ли в это «все» и его. — Дон Приамо Ферро, отец Оскар, ваша подруга Грис Марсала… Да и вы сами. Здесь все вызывают подозрение — как своими действиями, так и своим бездействием. — Они как раз входили в знаменной двор Алькасара, и он быстро обежал его взглядом, как будто опасался, что кто-то из перечисленных лиц, затаившись, поджидает его там. — Я уверен, что все вы покрываете друг друга. — Сделав еще несколько шагов, он остановился и снова огляделся по сторонам. — Если бы кто-нибудь из вас был со мной откровенен в течение хотя бы тридцати секунд, этого вполне хватило бы для успешного завершения моего расследования.
Макарена Брунер пристально взглянула на него, прижимая сумку к груди:
— Вы так считаете?
Куарт глубоко вдохнул наполнявший весь двор аромат цветущих апельсиновых деревьев.
— Я уверен, — ответил он. — Абсолютно уверен. Думаю, «Вечерня» — это кто-то из вас, и он отправил это послание, чтобы привлечь внимание Рима и помочь отцу Ферро сохранить его церковь… Он полагает, что его обращение к Папе будет способствовать установлению и триумфу истины. Ибо, как выразился наш наивный хакер, истина не может повредить справедливому делу. И вот в Севилью прилетаю я с намерением отыскать ту истину, которая интересует Рим и которая, возможно, не совпадает с вашей истиной. Вероятно, поэтому никто не желает помочь мне. Напротив, вы громоздите одну тайну на другую — вспомните хотя бы историю с открыткой.
Они снова пошли рядом, пересекая площадь. Временами они оказывались так близко друг от друга, что Куарт ощущал аромат духов своей спутницы: нечто напоминающее жасмин, с оттенками апельсинового цвета. Макарена Брунер пахла так же, как этот город.
— Может быть, цель состоит не в том, чтобы помочь вам, — не сразу отозвалась она, — а в том, чтобы помочь другим. Может быть, все это делается ради того, чтобы заставить вас понять, что здесь происходит.
— Согласен: я могу понять поведение и поступки отца Ферро. Однако мое понимание не дает вам ничего. Вы отправили свое послание в надежде на то, что вам пришлют доброго священника, исполненного любви и понимания, а вам прислали солдата, воина с мечом. — Он грустновато покачал головой. — Потому что я — солдат, как этот сэр Мархолт, который так импонировал вам в юности. Я всего лишь информирую о фактах и ищу тех, кто в ответе за них. Понимание и принятие решений, если таковые имеются, не в моей компетенции. — Он помолчал и закончил со слабой улыбкой: — Нет смысла подвергать искушению того, кто является всего лишь посланником.
Они вошли в проход, ведущий из знаменного двора за пределы Алькасара, в Санта-Крус. Их тени, искаженные косо падающим светом, заскользили рядом по кирпичным стенам. Это создавало странное ощущение близости, и Куарт вздохнул с облегчением, когда они вышли наружу, в пахнущую апельсинами ночь.
— Значит, вы вот как считаете? — спросила Макарена Брунер. — Что я пытаюсь соблазнить вас?
Куарт не ответил. Они молча пошли вдоль стены, потом свернули в одну из узких улочек, ведущих в глубь еврейского квартала.
— Сэр Мархолт, — снова заговорила она, как бы в ответ на его слова, сказанные несколько минут назад, — тоже всегда стоял за правое дело.
— То были другие времена. А кроме того, вашего сэра Мархолта придумал Джон Стейнбек. Сейчас больше нет правых дел. Даже и мое дело не таково. — Он помолчал, словно размышляя, насколько это соответствует истине. — Но все же оно — мое.
— Вы забываете об отце Ферро.
— Это тоже не правое дело. Это дело личное. Каждый устраивается как может.
Говоря это, Куарт не смотрел на собеседницу, но уловил ее нетерпеливый жест.
— Ради Бога!.. Я смотрела «Касабланку» раз двадцать. Только этого мне не хватало: священника, играющего в разочарованного героя. — Зайдя вперед, она встала перед ним, глядя в упор — презрительно и дерзко. — В Хэмфри Богарта.
— Нет. Я гораздо выше ростом. И вы ошибаетесь. Вы ничего не видели и ничего не знаете обо мне. — Пока она говорила, ему захотелось схватить ее за плечо и остановить, но он сдержался. Повернувшись, она пошла впереди него, глядя перед собой, словно бы отказываясь слушать. — Вы не знаете, почему я стал священником, не знаете, почему я здесь и что я сделал, чтобы оказаться здесь. Вы не знаете, сколько вот таких Приамо Ферро мне приходилось встречать и как я поступал с ними, когда получал соответствующие приказы.
Он произнес это с горечью, но Макарена Брунер не уловила ее: она не могла знать. Она резко повернулась на каблуках лицом к нему.
— Похоже, вы жалеете, что у вас нет головы, которую вы могли бы отправить в Рим с ближайшей почтой. — Она выговорила это зло, даже немного подавшись вперед. — Вы думали, что все окажется очень просто, ведь так?.. Но я была уверена, что все изменится, когда вы поближе познакомитесь с жертвой.
— Вы ошибаетесь. — Куарт выдержал ее взгляд. — Тот факт, что я немного ближе познакомился с отцом Ферро, ничего не меняет. Во всяком случае, в формальном плане.
— А в других планах? — Она прикоснулась указательным пальцем ко лбу. — В плане ваших мыслей.
— Другие планы — это мое дело. И да будет вам известно, что я был достаточно близко знаком со многими из моих жертв, как вы выразились. Это ничего не меняет.
Она презрительно усмехнулась:
— Догадываюсь, что не меняет. Догадываюсь, что именно за это вам заказывают одежду у хороших портных, вы носите дорогие ботинки, в бумажнике у вас кредитные карточки, а на руке — великолепные часы. — Она вызывающе оглядела его с головы до ног. — Наверное, все это в счет ваших тридцати сребреников.
Она вела себя слишком агрессивно. Слишком много презрения звучало в ее словах, чтобы предположить, что все это ей безразлично, и Куарт, уже чуть ли не в отчаянии, подумал: чего же она добивается? Как далеко собирается зайти? Они стояли лицом к лицу на узенькой улочке, освещаемой коваными железными фонарями, под почти сплошной линией балконов, уставленных бесчисленными цветочными горшками.
— Я рад, что вы догадываетесь, потому что так оно и есть. — Куарт приподнял двумя пальцами лацкан своего пиджака, чтобы ей было лучше видно. — Эта одежда и эти ботинки, и кредитные карточки, и часы — все оказывается чрезвычайно полезным, когда требуется произвести впечатление на какого-нибудь сербского генерала или американского дипломата… На свете есть рабочие священники, женатые священники, священники, служащие восьмичасовую мессу, и такие священники, как я. И я затрудняюсь сказать, кто из них кому обязан своим существованием. — Говоря это, он горько усмехнулся, но его мысли были уже далеки от произносимых слов: Макарена Брунер находилась слишком уж близко на этой слишком уж узкой улочке. — Хотя кое в чем мы с отцом Ферро и правда сходимся: в том, что никто из нас не обольщается относительно нашей профессии.
Он замолчал, потому что вдруг испугался необходимости оправдываться перед ней. Они стояли одни на улице, в свете далекого фонаря, и она, очень красивая, смотрела на него молча; белые зубы влажно поблескивали между полураскрытых губ. Ее дыхание было спокойно, и сама она была спокойна — спокойствием красивой женщины, сознающей свою красоту. Ее лицо больше не выражало презрения, которое словно бы отлетело прочь вместе с произнесенными ею словами; а Куарт ощутил страх — подлинный, мужской, физический, граничащий с головокружением. Такой, что ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы не отступить на шаг и не упереться спиной в стену.
— Почему бы вам не рассказать мне то, что вам известно?
По-видимому, она ожидала от него других слов и других действий. Глаза женщины, до этого мгновения не отрывавшиеся от его глаз, скользнули по его лицу, по стоячему воротничку черной рубашки.
