Записки следователя (Старый знакомый, рассказы) - Шейнин Лев Романович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
- Мы как раз к нему подходим, и сейчас я брошу якорь, - сказал "адмирал". - Когда я немного отдышался, вбежал Колька Кролик из Марьиной Рощи с таким видом, как будто он только что сорвался с кола турецкого султана или украл в трамвае линии "Б" британскую корону, и заорал во все горло. "Что ты орешь, идиот?" - спросил я, а он все продолжал кричать, пока Сенька Барс не вытряхнул из него сути дела: оказывается, урки нашли все-таки этого проклятого ворюгу, и он оказался, во-первых, не москвич, во-вторых, что еще более важно, не одессит, и, в-третьих, даже не настоящий урка, а какой-то приезжий штымп из Тулы... После этого я вас спрашиваю, можно жить на этом странном свете?
- Где же монеты? - спокойно спросил Осипов, пристально глядя прямо в глаза "адмиралу". .
- Как раз этот вопрос, не будучи оригиналом, я задал Кольке Кролику, язвительно ответил "адмирал". - Монеты в Туле, куда этот штымп успел их отвезти. Теперь за ними поехала туда такая делегация, что если в этом городе останется хотя бы знаменитый оружейный завод, так горсовет может устроить торжественное заседание... Скоро их привезут сюда...
Тут даже Осипов не выдержал и вздохнул с облегчением. У меня от радости кружилась голова. Ножницкий так смеялся, что слезы текли у него по лицу, тут кто-то бросил камешек в окно, у которого мы сидели. "Адмирал Нельсон" моментально вскочил и, воскликнув: "Послы прибыли! Музыка играет туш!" выбежал из пивной.
Через несколько минут он возвратился в пивную с очень торжественным видом, неся в руках довольно большой кожаный мешок с медными застежками.
- Вот они, - произнес "адмирал", и его единственный глаз засверкал от сатанинской гордости. - Могу дать голову на отсечение, что если б даже все полиции мира, совместно с участниками Венского всемирного конгресса криминалистов, на котором берлинский полицей-президент так заслуженно тепло отозвался о моих руках, приехали бы сюда, чтобы разыскать эти монеты, им бы пришлось организованно утопиться в Москве-реке от неслыханного позора... Молодой человек, - обратился он ко мне,- вы только вступаете в жизнь и глубоко мне симпатичны, смотрите, любуйтесь, запоминайте: вот на что способны воры, когда задета их честь... Вот что такое "адмирал Нельсон" и его громадный авторитет!..
И, расстегнув застежки, он открыл мешок, внутри которого в специальных ячейках сидели, как голуби в гнездах, монеты.
Мы стали их разглядывать. Их было около двухсот, и все они были медные, зеленые и ржавые от древности, маленькие и большие, с вычеканенными на них быками и змеями, орлами и козлами, сфинксами и журавлями.
- Прошу встать перед лицом тысячелетий! - торжественно произнес "адмирал" и действительно встал. - Видите, вот, судя по дыркам, - те самые динары, из-за которых поднялся такой страшный шухер... Боже мой, какая гримаса жизни, как любил говорить одесский присяжный поверенный Николай Николаевич Шнеерзон, защищавший меня в тысяча девятьсот пятнадцатом году, когда меня в конце концов поймала сыскная полиция... Действительно гримаса - эти монеты противно взять в руки... Из-за такой дряни лучшие люди великого города носились, как коты, нанюхавшиеся валерьянки... Стоило волноваться наркому из-за этой ржавой меди!.. Поистине, и большие люди - глупцы, как говорил философ Спиноза, хотя скорее всего, что он этого и не говорил...
"Адмирала" понесло. Опрокинув пару стопок водки и залив их большой кружкой пива, он извергал на нас потоки своего красноречия. Из вежливости - все-таки этот человек нам помог - мы его не перебивали. Осипов заметно погрустнел: он очень не любил болтовни. А на нас сыпались философские сентенции и хвастливые воспоминания старого медвежатника, лирические отступления и воровской фольклор одесской Молдаванки.
Наконец он иссяк, или точнее - устал. Воспользовавшись паузой, мы уже хотели проститься, как "адмирал" неожиданно сказал:
- А знаете, что самое странное в этом странном деле? Впервые в жизни "адмирал Нельсон" занимался розыском вместо краж. Оказывается, это гораздо интереснее. Честное слово старого медвежатника, это были самые счастливые сутки в моей жизни...
И, внезапно отрезвев, "адмирал" посмотрел на нас печальным взглядом уже немолодого человека, неожиданно понявшего, что он зря растратил свою жизнь.
Осипов сразу встрепенулся и пристально посмотрел на "адмирала".
- Из всего, что вы нам сегодня сказали, Семен Михайлович, - серьезно произнес он, впервые так обращаясь к "адмиралу", - это самое стоящее и умное. И если, найдя эти монеты, вы еще сумеете найти и свою новую судьбу, - а это всегда возможно, если человек имеет голову, а не кочан капусты, и сердце, а не тухлое яйцо, - то я ваш верный союзник. Был бы рад сквитаться таким образом...
По тому как сразу и густо покраснел "адмирал", я понял, что Осипов, как всегда, попал в цель. Установилось то общее молчание, которое нередко говорит больше, нежели любые слова.
"Адмирал" сидел, опустив голову, о чем-то думая. Осипов не сводил с него глаз, и в них светилось то теплое, человеческое участие, без которого, как и без веры в людей, криминалист всегда ограничен и слеп. Увы, как нередко потом мне приходилось встречать иных следователей, страдающих этой куриной слепотой и потому причинивших страдания, в которых не было нужды!..
После затянувшейся паузы "адмирал" поднял голову и тихо, почти шепотом, оказал:
- Кажется, Архимед заявил, что, если ему дадут точку опоры, он может перевернуть мир... Я не Архимед, и мир перевернулся без меня... Но, так как я вижу, что он перевернулся правильно, то что-то перевернулось и во мне... Мне уже много лет, Николай Филиппович, и в мои годы трудно начинать жизнь снова. Но вы оказали мне доверие, и это тоже точка опоры, о которой мечтал Архимед... Попробую перевернуть свой старый, заскорузлый мир... Попробую расплавить тот ржавый сейф, который я таскаю в себе... Кто знает, может быть в нем еще сохранилось что-нибудь стоящее... Может быть...
И, неожиданно встав, он, не прощаясь, выбежал из пивной.
Когда я приехал к Шевердину и рассказал обо всем, что было, старик начал так хохотать, что я за него испугался. Потом, совершенно неожиданно для меня, он очень строго сказал:
