Записки прокурора - Безуглов Анатолий Алексеевич (мир книг .TXT) 📗
— Заведующая магазином наша разлюбезная, кто же ещё. Сестра её, то есть Муравьёва, говорит, что устроили семейное торжество. Обмыли, значит. Ирина Алексеевна и подарками всех своих наделила. Так что я считаю: это фиктивная сделка для отвода глаз.
— Ну, что скажете, Анатолий Васильевич? — обратился я к следователю.
— Вопрос с выпиской и пропиской ясен, — ответил Орлов. — Чтобы получить побольше площадь. С продажей дома — тоже.
— Да, — вспомнил я и снова спросил у Фадеева: — Какая сумма фигурирует в документах о продаже дома?
— Четыре тысячи.
— Простите, Анатолий Васильевич, что перебил вас. Продолжайте.
— Вы задали старшему лейтенанту нужный вопрос, — сказал следователь. — Четыре тысячи. По-моему, Калгашкина хотела всех убедить, что большую часть денег для паевого взноса дали родители. Видимо, доходы у неё, мягко выражаясь, не совсем законные, вот она и решила замаскировать их. Владимиру Гордеевичу этим тоже нужно заняться по линии магазина «Овощи-фрукты». Я говорю «тоже» потому, что меня прежде всего волнует, что якобы Калгашкина переплатила за получение квартиры пять тысяч. Попахивает взяткой… Помните, она жаловалась Бобошко, что из-за этого Бабаева ей пришлось ещё дать кому-то две лишние тысячи?
— Не знаю можно ли так безоговорочно верить этому парню, — высказал я свои сомнения. — Да и говорил он с Бабаевым, кажется, не совсем трезвый.
— Можно, — с уверенностью произнёс Орлов. — Я с Юрой уже беседовал. На этот раз парень был совершенно трезвый и повторил почти слово в слово то, о чем писал в редакцию и говорил вам учитель географии.
— А не сводит ли Бобошко счёты с Калгашкиной?
— Нет, Захар Петрович, не похоже. Вообще он производит неплохое впечатление. По-моему, Бобошко такой, как его характеризует Бабаев. Честный, искренний. Но какой-то потерянный, надломленный… Я помог ему устроиться лаборантом в санэпидстанцию. Пока ему там нравится. Так вот мы с ним часа четыре беседовали. Между прочим, Юра очень скоро разобрался, что за женщина Калгашкина, и расстался с ней. Хотя она до сих пор заманивает его к себе.
— Это так, — подтвердил старший лейтенант. — Домой Юре звонит и через приятелей передаёт.
— Вы бы слышали, Захар Петрович, как Бобошко возмущался, — продолжал Орлов. — Рассказывал, что как-то полдня провёл в магазине Калгашкиной. Вы, говорит, товарищ следователь, не поверите. К ней все время приходят блатовики. С чёрного хода. Калгашкина отпускает им дефицит. Она ведь и заведующая, и продавец. В магазине, кроме неё, только ещё один продавец, уборщица да грузчик. За свой дефицит она имеет из-под прилавка в других магазинах разнообразные вещи, деликатесы, книги. Представляете, собрание сочинений Фенимора Купера достала три комплекта. Бобошко спрашивает Калгашкину: зачем? Она ему отвечает: комплект диспетчеру автобазы, чтобы у магазина не было перебоев с транспортом; комплект дочери директора совхоза, чтобы зелень всякую и овощи отпускали в первую очередь, посвежее и побольше. Третий — пригодится…
Я вспомнил, что жена частенько говорила, как невозможно иногда купить в городе помидоры или огурцы, а у Калгашкиной — пожалуйста.
— Так вот, — продолжал тем временем следователь, — этот Бобошко говорит: вам, чтобы купить «Три мушкетёра», надо полгода макулатуру собирать. А Калгашкина спокойно, без всякой макулатуры, купила двадцать пять экземпляров. И ещё спрашивает: вы на Эдуарда Хиля ходили, когда в прошлом месяце он был на гастролях в Зорянске? Я отвечаю: нет, не попал, поздно позаботился о билетах. Юра говорит: не попали из-за таких, как Ирка, у неё на концерт Хиля было пятнадцать билетов. Через кассиршу… В общем, как он выразился, это настоящая мафия. И честным людям из-за них ничего не достаётся. Поэтому кругом дефицит.
— Ну а через кого она устроила себе трехкомнатную квартиру, с Бобошко не делилась? — спросил я.
— Этого парень не знает, — ответил следователь.
Орлов вызвал на допрос Калгашкину. Посоветовавшись, мы решили, что мне тоже надо присутствовать.
Когда заведующая магазином «Овощи-фрукты» ознакомилась с показаниями отца, матери, бабушки и сестры, полученными Фадеевым в Мокрой Ельмуте, она совершенно растерялась.
После нескольких вопросов, заданных следователем, я спросил у неё:
— Как же получается, Ирина Алексеевна, мне вы говорили одно, а на самом деле…
— Хотела я своих забрать к себе, честное слово, хотела! — стала убеждать нас Калгашкина. — Ведь родная им, не приёмная! Старые они у меня. Я ведь вам тогда сказала, что мама испугалась, а вдруг им тут климат не подойдёт. И знакомых нет никого, будут сидеть в четырех стенах как неприкаянные. Я ведь с утра до вечера на работе. Даже выходные дни приходится прихватывать. Материальная ответственность! Все тащат — уборщица, грузчик, шофёра…
— Значит, то, что ваши родители дали вам часть денег на паевой взнос, неправда? — снова взял в свои руки разговор следователь.
— Деньги я сама накопила. Зарплата у меня приличная плюс премиальные. И что мне одной надо? Вы не верите, да? Не верите? — с каким-то отчаянием проговорила она. — Конечно, если работник торговли, то ему верить нельзя. Вот поэтому и приходится… — Калгашкина замолчала, комкая в руках носовой платок.
— Что приходится? — спросил Орлов.
— Выдумывать, — вздохнула Калгашкина. — Якобы родители помогли строить кооператив.
— Но зачем вам трехкомнатная? — продолжал Орлов.
— Личную жизнь хочу устроить. Как каждая женщина. А кто меня возьмёт? Кому я нужна в тридцать пять лет? Вон в газетах пишут, что нас, баб, куда больше, чем мужиков. А сколько вокруг молоденьких девчонок! Неужели я не имею права на семейное счастье? — Калгашкина неожиданно всхлипнула, приложила к глазам платочек. — Куда таким, как я, деваться? Это раньше мужчины шли к женщине с цветами да с шампанским. А нынче им самим пол-литра надо ставить… Вот добрые люди и надоумили, присоветовали. Что, говорят, Калгашкина, тебе однокомнатная? Семью заводить надо. Против трехкомнатной мужик не устоит… Она вздохнула, высморкалась.
— А кто именно присоветовал? — поинтересовался Орлов.
Калгашкина немного подумала:
— Да взять хотя бы Корнеева Геннадия Ефимовича. Очень душевный старик. В нашем ЖЭКе работал.
— Интересно, из каких это таких побуждений?
— Из уважения. Пенсионер. Прихварывал. Вот иной раз и оставишь ему виноградику получше или помидорчиков посвежее.
— А вы что, не знаете, что это преступление? — строго посмотрел на Калгашкину следователь и достал из ящика «Ведомости Верховного Совета РСФСР». — Не читали Указ о внесении дополнений в Уголовный кодекс?
Заведующая магазином испуганно посмотрела на Орлова. А он зачитал:
— «Статья 136, часть 3. Нарушение правил торговли. Продажа товаров со складов, баз, из подсобных помещений торговых предприятий (организаций) или предприятий (организаций) общественного питания, или сокрытие товаров от покупателей, совершенное из корыстной или иной личной заинтересованности, — наказывается исправительными работами на срок до одного года с лишением права занимать определённые должности или заниматься определённой деятельностью в торговых предприятиях (организациях) и на предприятиях (организациях) общественного питания либо без такового; или штрафом до ста рублей. Те же действия, совершенные повторно, наказываются лишением свободы на срок до трех лет или штрафом до пятисот рублей…»
Орлов закрыл «Ведомости».
— А-а, этот, — протянула Калгашкина облегчённо. — Конечно, слышала. Но… когда он вышел?
— В сентябре 1981 года, — сказал следователь.
— Вот. А я отпускала Корнееву раньше, до сентября… И адвокат говорил мне, что закон обратной силы не имеет. После него, — она показала на «Ведомости», — ни-ни. Даже луковицы в подсобке не спрячу. Все на прилавок…
— Ну, хорошо. А на каком этаже вы живёте? — спросил Орлов.
— На четвёртом. А что? — удивилась неожиданному вопросу Калгашкина.
— По жеребьёвке вытянули?
— Нет, сама выбирала, как член правления.
