Гений пустого места - Устинова Татьяна Витальевна (мир книг txt) 📗
– Слушай ты, девочка-ромашка, – сказал Хохлов грозно и наклонился к ней. – Ты меня послушай, а потом начинай вопить. Я видел твою машину возле института в ночь, когда украли деньги. Поняла? Видел, своими глазами! Есть еще одна камера, и ты о ней не знала, конечно! Да что ты, даже я о ней не знал! Мне подполковник московский сказал, что такая должна быть обязательно, и она была! Как ты вчера с Лавровским возле офиса целовалась, я тоже видел, не слепой. Это уже не камера снимала, это я своими глазами лицезрел! И фотки Вальмира твои смотрела! А на фотках ты вся такая красивая, в белых брюках и на ее рабочем месте, на Вальмирином! Следовательно, в офисе моем ты не раз бывала! И охранник тебя узнает, когда будет очная ставка, ты ж его не до смерти отравила! Так что говори быстро, кто твой напарник, а то я ментов вызову! Или с ментами у тебя такая же нежная дружба, как с бандитами?!
Он выдернул сумку из-под ее каблука, кинул ей на колени и сел на свое место.
Вальмира Александровна вдруг громко икнула.
– Ну, давай, давай, шевели мозгами, ты же не курица! – подбодрил Хохлов племянницу. – Тут мне главное знать, кто паровозом пойдет, а кто прицепом поедет! Что идея твоя, я уже понял, а кто из моих, – и он кивнул на Вальмиру с Лавровским, – тебе помогал?!
– Клянусь, это не я, – вдруг сказала бухгалтерша и, опершись большой неухоженной рукой о край стола, медленно опустилась на стул. – Столько лет, боже мой, столько лет! Ни копейки не пропало… Боже мой…
Хохлов смотрел в окно. Ну, не мог он на них смотреть!..
– Митяй, – простуженным голосом сказал Лавровский, – отпусти женщин. Это все я.
– Он, он, он! – завопила Ирина. – Он во всем виноват, он мне ключи выносил, он план придумал, он клофелин в аптеке скупал. Это он!!! Он!!!
– Заткнись, дура! – Это Хохлов крикнул.
Крикнул беспомощно, по-детски, слабенько как-то, неубедительно совсем.
– Я виноват, – храбро проговорил Лавровский и заплакал. – Только я один!
Хохлов вздохнул. Теперь он смотрел в пол, глаза поднять так и не решался.
– Идея, значит, тоже твоя, – резюмировал он после нескольких всхлипываний, которые отчетливо доносились из того угла, где жался Лавровский. – Вот ты ей так прямо взял и сказал – давай, мол, подруга, из сейфа у Хохлова деньги заберем! Заберем, значит, а потом поделим! А она тебе, вся такая нежная: как же мы их заберем, любимый, если у него охрана и камера? А ты ей: да очень просто! Ты охраннику в водочку какой-нибудь отравы сыпанешь-ливанешь, ключики я тебе сделаю, ты сейф отомкнешь, и вся недолга! Так все было, да, друг мой Лавровский?!
– Да! – крикнули из угла. – Да!
– Вранье, – произнес Хохлов равнодушно. – Вранье. Ты чего теперь, Димка, геройствуешь? Гадом быть не можешь, вину на себя хочешь взять, на зону пойти? За любимую женщину, мол, заступился, и все такое?! Опомнись, Лавровский! Опомнись уже! Я тебя сто лет знаю! Нет, двести! Ты что, думаешь, я поверю, что это ты все придумал?! Кишка у тебя тонка, Лавровский!
– А вдруг… вдруг он… и вправду это все… организовал? – простонала Вальмира Александровна. – Митенька, не губите… Митенька… Пожалейте… Одна она у меня, нету больше никого, помирать буду, стакан никто не подаст…
– Ваша племянница вам тоже не подаст, – сказал Хохлов, у которого внутри все мелко тряслось от странной смеси жалости и бешенства. – Она у вас из-под матраца сберкнижку достанет, а вам на лицо подушку положит, чтобы быстрей помирали!
– Я тоже, тоже виновата!.. Я дома сколько раз говорила, что вы деньги часто оставляете, хотя наличность нельзя в офисе держать, но откуда же я знала!.. Девочка моя, ласточка моя… золотая!.. Да скажи ты ему, что это… не ты… не ты… – Вальмира отняла ото рта руку, всмотрелась в племянницу и вдруг спросила с ужасом: – Или ты? Ты?!
– Идите вы! – огрызнулась племянница. – Вы мне хоть когда-нибудь денег давали?! А я тоже человек, я девушка и жить хочу, а не прозябать! Мне деньги нужны, деньги, а не ваше дерьмовое участие!..
– Лавровский, – позвал Хохлов громко. – Чья была идея? Ее?
– Ее.
– Ах ты, мокрица, сучок болотный! Заткни свою поганую пасть и не разевай больше никогда!..
– Ключи ты у меня взял?
– Я. Она велела.
– Когда?
– Давно, еще на майские праздники. Она все говорила и говорила про деньги, что у нас их нет, а у тебя есть, что от большого немножко – это не воровство, а дележка, что это очень просто, а я не смог, не смог ее… остановить!
– Ну да, – согласился Хохлов. – Не смог. Ты ей сказал, что у меня в сейфе много наличности?
– Ну, ты же долго не привозил, Мить! Понимаешь, я не хотел, не хотел!.. – Лавровский сунулся к самому столу, и Хохлову пришлось податься назад вместе со стулом. Лавровский плакал, и слезы, крупные, чистые, падали на бумаги. – Я не хотел, ты пойми, Мить! Я даже потом, когда мы уже… я хотел тебе все рассказать и деньги отдать, но она их спрятала!
– За рулем в ее машине, когда она охранника опаивала, ты сидел?
– Я, Мить. Я не хотел! Не хотел! Но денег же у меня нет совсем, и Светка все пристает – дай денег, дай!!. И тут Кузя еще… Кузя все говорил, что у него теперь есть деньги, что ему удалось… Я думал, Светка не простит, не простит мне, если… Я виноват, Мить! То есть я не виноват, это все… все… жизнь такая…
– Вот интересно, – протянул Хохлов задумчиво. – А что ты Светке сказал, когда ночью пошел воровать? Что ты идешь деньги добывать?
– Нет, Мить, нет, ну, что ты! Я сказал, что ты напился, с Галей разругался, и мне нужно ехать, потому что ты пьяный, в милиции драку устроил, и я… поехал, Мить!
– Понятно, – пробормотал Хохлов. – Понятно.
– Сопля зеленая, разнюнился, подонок! А ну развяжи меня! Ну!! Кому сказала!
Хохлов глянул на Ирину. Она все грызла ремень и пыталась содрать путы, и такая воля к победе вызывала некоторое уважение.
– Рисковая ты девка, племянница! Прямо к офису сегодня подкатила! А вдруг бы тебя охранник узнал?!
– Да-а, охранник! Ты думаешь, я дура совсем?! Я же знаю, что он у тебя больше не работает! Мне эта сопля зеленая рассказала, гаденыш, слабак!..
– Митенька, – прорыдала Вальмира Александровна. – Что же теперь с нами будет?! Что будет, Митенька?
– Мне нужны мои деньги, – Хохлов встал и подошел к окну. – Прямо сейчас, и все до копейки.
Лавровский сунулся сзади:
– Они у нее, Мить, она мне даже посмотреть на них не дала! Они все у нее, до последней копеечки! До центика то есть.
– Нету у меня никаких денег! – заявила племянница и с усилием сложила пальцы в кукиш, после чего захохотала. – На пленке меня нету! Лица-то моего не видно! Я же готовилась, я узнавала! Ну, что?! Съел, пенек пучеглазый?!! И видеозапись вообще не доказательство! И отпечатков нету, я в перчатках была! И на суде отопрусь, так что ты на Колыму пойдешь, а не я! А что я любовница его, так это по Уголовному кодексу не запрещается! И по ночам на машине кататься не запрещается тоже!.. Ну что?! Съел, съел?! Только теперь хлебало закрой, начальничек! Нету у меня зеленых, нету, нету!
– Значит, так, – сказал Хохлов. – Прямо сейчас ты привозишь мне деньги. Все до цента. Если помаду себе покупала, придется возместить. Ты же, рыба моя, деньги не мои тиснула. Ты тиснула деньги, которые мне за работу серьезные люди заплатили! А им этих доказательств – выше крыши! Они тебе не суд! Мне-то что? Ты в крайнем случае здесь можешь часок-другой посидеть, пока я их службу безопасности вызову. А они приедут и сами будут разбираться, есть у тебя «зелень» или нет ее!
– Митенька, – простонала Вальмира Александровна, – пощадите сироту… она одна ведь у меня, нету больше никого… А ты говори, где деньги, паршивица! Говори быстрей, что застыла!
– Ну, короче, я звоню, – решил Хохлов. – Скажу, что я тебя поймал, а они пусть дальше сами с тобой лясы точат!
Тут вспомнился ему участковый уполномоченный Анискин-Никоненко и история про банкира. В той истории тоже доказательств не хватало, а виновных все-таки наказали. Вот и Хохлов собирался наказать.
