Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗

Тогда он приехал в Аксай во второй раз, и это случилось чуть позже той самой охоты, после которой хан Акмаль назвал его английским шпионом. Впрочем, чтобы несколько сгладить свою вину за безапелляционное – «шпион», аксайский Крез, умасливая, чуть позже сказал, что он так доверяет и любит его, что стань Узбекистан мусульманским государством, под зеленым знаменем ислама, то даже в нем, не задумываясь, отдал бы портфель министра экономики или финансов, один из са­мых ключевых в любом правительстве, только ему. Тогда, в восьмидесятых, сепаратистских настроений не было вовсе, и Шубарин не обратил внимания ни на исламское государство, ни на зеленое знамя, ни на правительство, где ему предлагался портфель министра экономики и финансов, понятно, что роль премьера хан Акмаль оставлял за собой, просто подумал, что обладатель двух Гертруд сглаживает неловкость за «шпиона».

Оказывается, далеко смотрел хан Акмаль уже тогда, де­ржал в уме какую-то программку, а многим кажется, что толь­ко сегодня, с гласностью и перестройкой, всплыли национали­стические и сепаратистские настроения и нескрываемо обоз­началась кое-где тяга к зеленому знамени ислама.

Но уже тогда Артур Александрович ощутил по-настояще­му, каким грозным, убийственным оружием обладает дирек­тор агропромышленного объединения. Слишком большую опасность представляла канцелярская папка для человека, о котором собраны сведения, а если они случайно станут достоя­нием не одного хана Акмаля? От этой мысли его бросило в жар. Но еще большую тревогу он ощутил, когда представил, что кто-то другой, как и он, приехав сюда, получает досье на него самого, до этой минуты он об этом как-то не думал. Он собирался уехать в тот же час, как только ознакомится с досье, но остался на ночь, как просил его хан Акмаль. Была какая-то болезненная тяга к гостям у хана Акмаля, не любил, не выно­сил он одиночества, а за столом преображался, жил по-настоя­щему, только в застолье умел слушать других, Артур Александрович давно отметил эту странность. Но он остался не пото­му, что хотел ублажить или потрафить Арипову, а потому, что решил забрать досье на самого себя.

В тот вечер за столом они оказались не одни, как он рас­считывал. Неожиданно в Аксай заявилась московская журна­листка писать очередной панегирик о чудесах в рядовом агропромышленном объединении, где правил необыкновенный человек – то бишь хан Акмаль. Это несколько путало карты Японца, но особых причин для беспокойства не было.

Минут за десять до начала застолья в гостевом доме, нахо­дившемся в яблоневом саду на окраине Аксая, хан Акмаль за­шел к нему в комнату и показал подарок, который собирался вручить гостье.

Шубарин взял у него из рук изящную коробочку, обтяну­тую сажево-черной замшей, догадываясь, что там находится. Он действительно не ошибся, в глаза брызнули светом бриллианты массивного кольца.

– Не слишком ли дорого за статью, даже в центральной прессе?

– С фотографией, – уточнил хан Акмаль и рассмеялся, – да и женщина ничего, из Москвы, писательница…

Артур Александрович вгляделся в ценник, висящий на тонкой шелковой ниточке, и присвистнул.

– А это, мне кажется, нужно снять, – сказал Шубарин, показывая на бумажку, цена может испугать кого угодно.

– Само собой разумеется, – сказал уже по-деловому хан Акмаль, все это внесется куда надо, подошьется к делу, ты ведь знаешь, я обожаю учет-отчетность, не забывая ленинское: социализм – это прежде всего учет!

– Да, я знаю, ты всегда следуешь ленинским заветам, – сказал гость, и они оба весело рассмеялись, вечер начинался замечательно.

Писательница оказалась женщиной не первой молодости, но, как и большинство московских дам, пыталась изображать деловитость, хватку, излучать несуществующую энергию, в общем, тщилась произвести впечатление, все еще не понимая, какая тут отведена роль второму, синеглазому, мужчине, судя по манере держаться, одеваться, человеку отнюдь не провинциальному. Сбивало ее с толку и то, что хан Акмаль, пытаясь сказать что-то любезное, путался от волнения и переходил на узбекский, обращаясь за помощью к синеглазому. А тот, вроде уточняя, обменивался какими-то непонятными ей репликами на узбекском с хозяином загородного дома и лишь потом пе­реводил на русский, впрочем, не скрывая внешней любезно­сти, внимания, но ей казалось, что в таких случаях элегантный переводчик, которого она тут же окрестила Лоуренсом-аравийским, пытался гасить восторг знаменитого директора, чье ли­цо излучало доброту, внимание, готовность услужить и непод­дельный интерес к ней, как к женщине. В последнем не пере­убедил бы ее никто. Порой ей хотелось, чтобы вежливый, ра­финированный, но холодный Лоуренс-аравийский откланял­ся, время все-таки перевалило уже далеко за полночь, но сине­глазый вел себя так, словно поставил себе цель гулять до утра. И писательница, перестав излучать фальшивую энергию и не­свойственный возрасту задор, откровенно призналась, что устала от двух перелетов и одного переезда в Аксай, пробормота­ла еще что-то про часовой пояс, адаптацию-акклиматизацию, с тем и отбыла отдыхать. Хоть поздно, но поняла, что тягаться с синеглазым не следует.

Как только за нею захлопнулась дверь, хан Акмаль сказал с восторгом:

– Какая женщина! С какими людьми знается! Какие две­ри ногой открывает!

Артур Александрович сначала хотел остудить пыл хана Акмаля, вернуть его на грешную землю, всего двумя-тремя фразами, уже срывавшимися с языка, но решил не портить ему настроение и азарт и вполне любезно поддержал:

– Да, она достойна такого подарка и даже вместе с ценни­ком.

И обладатель двух Гертруд тут же предложил тост за ее здоровье. Выпили, и тут Японец понял, что, пока хан Акмаль пребывает в эйфории от встречи с женщиной, открывающей ногой высокие кабинеты в Москве, он должен попытаться ре­шить и свои проблемы.

– Акмаль, я хотел бы, чтобы ты подарил мне досье на Шубарина…

Хозяин дома на минуту опешил, но потом засмеялся.

– Артур, надеюсь, ты шутишь, зачем тебе досье на самого себя, лучше поинтересуйся подноготной своих врагов.

– Нет, Акмаль, сегодня я хочу получить то, что прошу.

Разговор становился напряженным, взрывоопасным, от­кровенной конфронтации с Японцем в этом крае не хотел ни­кто, хан Акмаль знал его возможности, и он стал машинально разливать коньяк, чтобы как-то собраться с мыслями, он был не спринтер, а стайер.

– А если я скажу, что такое досье не существует и что я не коплю компромат на своих друзей?

Тут уж рассмеялся гость, начиная разговор, он понимал, что без серьезного аргумента хан Акмаль никогда не вернет документа, и потому выбрал главный козырь:

– Акмаль, у нас с тобой такие отношения, что я не могу ставить тебя в неловкое положение, но и сам не хочу служить мишенью для кого-то. Если я доверяю тебе, это не значит, что я доверю всякому, кто может даже случайно заглянуть в мое досье.

– Резонно, – вполне миролюбиво перебил хан Акмаль, почувствовав, что хитроумный Японец оставил ему лазейку для благородного отступления.

– Если я не заполучу сейчас свои бумаги, то через неделю можешь прислать ко мне человека, я передам копию досье на тебя, а подлинник останется у меня в Лас-Вегасе, ты ведь мне тоже доверяешь?

– Да, Артур, доверяю, умный ты человек, не зря я тебя ан­глийским шпионом окрестил в прошлый раз, помнишь? – расхохотался аксайский Крез и захлопал в ладоши, и тотчас на пороге появился Ибрагим.

– Будь добр, принеси бумаги на Артура, он хочет убедиться, профессионально ли работают мои люди, и обещал допи­сать то, что они упустили. – И опять захохотал, и напряжение разрядилось, хан Акмаль был еще тот дипломат.

Отдавая Шубарину пухлую канцелярскую папку, Арипов сказал:

– Ну вот, я избавляю тебя от лишних хлопот, собрать досье даже на меня за неделю невозможно, поверь моему опы­ту, и я не буду посылать человека за своим досье. Мы ведь так много знаем друг о друге. – И хан Акмаль протянул через стол руку, и оба облегченно вздохнули, ибо понимали, какой конф­ронтации избежали.