Железный марш - Мысловский Алексей (полная версия книги txt) 📗
— Предположим. Но ведь в лифте их было трое?
— Говорю же: туфта! Он бы и пятерых положил за две секунды. С его-то реакцией… И потом, сам посуди: на кой ляд ему на четвертом этаже засаду устраивать? Случись чего — почти никаких шансов для отхода…
— А если через крышу? — предположил Виталька.
— Какого же рожна он тогда из подъезда выскочил? Да еще бегом? Будто не знал, что широковские молодцы сразу по нему пальбу откроют?!
— И не просто бегом, а точно ошалелый, — со слов свидетельницы уточнил Виталька. — Выходит, растерялся? Запаниковал? Но почему? Что же его, черт побери, из колеи вышибло?!
— А ты ничего, «важняк», соображаешь, — самодовольно усмехнулся Александр Васильевич. — Не зря тебя в прокуратуре держат…
— Ладно, сыщик, не тяни резину. Выкладывай, чего ты там раскопал.
Вместо ответа Нелюбин тщательно затоптал каблуком догоревший окурок и, решительно поднявшись, жестом пригласил коллегу следовать за собой.
Первым спустившись обратно в подъезд по металлической лестнице, Калашников деликатно предложил инвалиду руку. Но бывший муровец, кряхтя и проклиная Шакала, мужественно слез сам, подхватил оставленную на лестничной площадке злополучную палку и, прихрамывая, направился к лифту.
Расписанная крылатыми русскими выражениями маленькая кабина вскоре отворилась на втором этаже. Дождавшись, пока уедет вниз стоявшая там пудовая великосветская дама с собачкой, отвратительной истеричной левреткой с выпученными глазами, оба облаянных сыщика вышли на площадку запасной лестницы и остановились у немытого окна.
— Обрати внимание, все окна в подъезде наглухо заперты еще с зимы. Я проверил, — многозначительно произнес Нелюбин. — А это… — И он легонько толкнул облупившуюся раму.
Виталька с любопытством выглянул из приоткрывшегося окна на улицу.
Внизу, аккурат под самыми окнами запасной лестницы, громоздилась перепаханная ребятишками куча чернозема, завезенного, должно быть, для озеленения двора. Спрыгнуть на нее со второго этажа для человека с хорошей физической подготовкой было, в сущности, парой пустяков. А окно, между прочим, выходило на противоположную сторону дома, где и была обнаружена оперативниками брошенная тачка Шакала.
— Атас! — даже присвистнул Калашников. — Клевое местечко для отхода… Ты что же, полагаешь, что Шакал устроил засаду именно здесь?!
— Я в этом уверен, — заявил Александр Васильевич. — А вот тебе, как говорится, и вещественное доказательство. Возьми, может, пригодится…
Бывший муровец извлек из бокового кармана пиджака небольшой целлофановый пакет со сморщенным пожелтевшим окурком и с гордостью вручил его Витальке.
— Не понял… С чего ты взял, что это его бычок? Автограф он на нем нарисовал, что ли?
— Автографами пусть экспертиза занимается. А мне и этого достаточно. — Нагнувшись, Александр Васильевич ткнул указательным пальцем в узкий почерневший зазор между бетонной стеной и подоконником. — Окурок торчал вот здесь… А у Шакала в досье, между прочим, черным по белому записано: «Имеет привычку прятать окурки в самых неприметных местах…» Он делал это машинально, соображаешь?
— Предположим. Но почему ты решил, что эта привычка была только у него? Я и сам иногда так поступаю…
— Разуй глаза, «важняк»! — усмехнулся Нелюбин. — Марку сигареты различаешь?
— Ну, «Кэмел», — пожал плечами Калашников.
— А то, что Шакал, как и я, курил только «Кэмел»! И это тоже черным по белому записано в его досье… Но главное, обрати внимание на прикус! Этот подонок всегда держал сигарету в зубах. Чтобы руки свободными были. Видишь — следы зубов сохранились, несмотря на деформацию фильтра…
— Ну ты даешь, контора… Что же это получается? — ошеломленно произнес Виталька.
— А то и получается, «важняк», что Шакал их не убивал, потому что сидел в засаде именно здесь! И бежать собирался тоже отсюда… В общем, если хочешь знать — по-моему, его просто подставили…
Повертев в руках хрустящий пакетик с вещдоком, Калашников уважительно взглянул на частного детектива.
— Блин, а я ведь тоже об этом думал… Но куда же тогда подевался настоящий убийца?!
Александр Васильевич ответил самодовольной улыбкой и выразительно ткнул указательным пальцем вверх:
— Через крышу и прямиком в соседний подъезд.
— Елки-моталки! — невольно покрывшись испариной, выдохнул посрамленный «важняк». — Так вот, значит, почему он запаниковал… Подставили. Как мальчишку подставили! Ну ты даешь, контора…
Уже на улице, проводив Нелюбина до машины, Виталька напоследок сказал:
— Ты вот что, Васильич. Об этом деле никому — заметано?
— Обижаешь, начальник, — развел руками бывший муровец. — Я вообще в эти игры больше не играю. И потом, семья у меня. Сам понимаешь…
— А насчет экспертизы я тебе на днях позвоню. Так что жди, контора…
— Не суетись, Виталий. Для меня это дело закрыто. Мы теперь с Шакалом в расчете… Да и ты, между нами, не особенно зарывайся, парень. Тот, кто Шакалу эту западню подстроил, — настоящий матерый волчара… Щелкнет зубами — и поминай как звали.
— Чепуха, — усмехнулся Калашников. — Плясали мы и танцы с волками… Ну бывай, Васильич. Рад был познакомиться.
— Я тоже.
Сыщики обменялись крепким мужским рукопожатием.
— Вот тебе и ладушки-оладушки.
— Да со сметаночкой…
В ночь на 3-е
Ночь ужасов… Иначе это и не назовешь. Но хуже всего, что эта ночь, казалось, будет продолжаться вечно.
Примчавшись на квартиру Олега в «Паскудниково» (так она называла Бескудниковский бульвар), Ника застала там зареванную Динку и двух испуганных курносеньких барышень — Люсю и Марусю. Повод для беспокойства был нешуточный — исчез папочка. Исчез, что называется, с концами. И вот уже больше суток не давал о себе знать.
— Господи Боже мой! — причитала Динка на кухне, куда Ника ее сразу решительно вытолкала и закрыла дверь. — Что же это такое?!
— Да не реви ты! — шикнула на нее Ника. — Лучше расскажи мне все по порядку. Куда он вчера уехал? Зачем?
— Не знаю я… Ничего не знаю! С утра, кажется, поехал в редакцию. Сказал, какие-то письма надо забрать. И вообще…
— Он тебе оттуда звонил?
— Да. Несколько раз.
— А в последний раз когда именно?
— Не помню я. Кажется, около четырех…
— И что сказал?
— Как всегда, что задержится. Чтобы к обеду его не ждала… О Боже мой!..
— Да не реви ты, в самом деле! А больше ничего не говорил?
— Нет… То есть да. Сказал, что у него еще какая-то важная встреча. За городом…
— Какая встреча? С кем?!
— Не знаю я!.. Ничего он мне не сказал… Кажется, насчет книги…
— Какой книги? — насторожилась Ника. — Про контрабанду металла?
— Может быть. Он по ночам уже полгода какую-то книгу писал. На компьютере…
— Ну, Динка, ты прямо как во сне живешь! — разозлилась Ника. — Ладно, валяй рассказывай: кому ты уже звонила?
— Да всем! Никто его вчера не видел… Все больницы обзвонила. Все морги… О Господи!..
— Не реви, говорю! Детей перепугаешь. А на Петровку звонила? Славке Половцеву? — спохватилась Ника. — Они же с ним друзья!
— Славе? Нет… Забыла…
— Ну ты курица! Извини, конечно…
Выдернув из сумочки трубку сотового телефона, Ника молниеносно натюкала номер оперативного дежурного и спросила «есаула».
— Половцев слушает, — через пару минут угрюмо, как всегда, ответил Славка, который сегодня дежурил в составе выездной опергруппы.
— Славик, привет! Это я, Ника… Слушай, тут такая каша заварилась…
К чести «есаула», надо сказать, что он всегда с полуслова схватывал суть дела.
— В общем, так, — безоговорочно заявил Половцев. — Сидите дома и не рыпайтесь. Я сейчас наведу справки и сам вам позвоню… Поняла? Все. Ждите…
Ждать пришлось довольно долго. За окнами неумолимо темнело. Насмерть перепуганная Динка была уже на грани истерики. Так что Нике самой пришлось укладывать удальцовских барышень спать. Затем она успела обзвонить еще с десяток общих знакомых. Но никто, решительно никто, как и уверяла Динка, понятия не имел, куда со вчерашнего дня мог запропаститься Олег.
