Альтернатива для грешников - Абдуллаев Чингиз Акифович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
– Остановишь рядом, черт с тобой, – крикнул я, бросая ему деньги.
Мы подъехали ровно в пять сорок утра. Я выскочил из машины. Странно, что вокруг столько людей с автоматами, но никто не стрелял. На земле была кровь и осколки стекла. Виднелись простреленные пулями окна и двери. Что здесь произошло ночью? Неужели кто-то решился устроить нападение, зная, что здесь несколько сот вооруженных людей?
Я вбежал в дежурку, показывая удостоверение, и успел услышать, как за спиной дежурный счастливо кричал в трубку:
– Никита Шувалов вернулся.
Я бежал по коридору. «Не давали говорить, не давали говорить», – сверлило у меня в голове. В нашей комнате никого не было. Я увидел какого-то знакомого офицера.
– Где наши?
– У Горохова, – сказал он.
Я бросился туда. «Не давали говорить, не давали говорить».
В приемной стояли все наши. Увидев меня, Хонинов вздрогнул. Да, он вздрогнул. Остальные тоже испуганно смотрели на меня, и я уже чувствовал, я уже знал, кто убийца. Мне нужно было только последнее уточнение. Я без разрешения вошел в кабинет Горохова.
– Они потребовали документы, – говорил Краюхин, – позвонил сам Александр Никитич и потребовал документы. Сейчас уже ясно, что они все связаны, и нам нужно найти подлеца среди четверых наших офицеров.
Когда я вошел, они обернулись. Звягинцев встал.
За моей спиной кто-то сказал:
– Срочный пакет из министерства для подполковника Звягинцева.
Я сделал несколько шагов.
– Товарищ подполковник, – сказал я, обращаясь к Михалычу, – они убили Леонида Свиридова и Людмилу Кривун.
– Уже знаю, – нахмурился Михалыч.
– Я сегодня ночью звонил сюда, – быстро сказал я, – разговаривал с нашими.
– С двоими. Мы знаем.
Так я и думал. Теперь больше ничего уточнять не нужно. Не давали говорить, вспомнил я. И еще вспомнил всех наших товарищей. Майора Зуева, Иона Петрашку, Маира Байрамова, Влада Дятлова, Леню Свиридова и Людмилу Кривун. Я вспомнил их всех, как будто в этот момент я должен был вершить правосудие и от их имени.
– С троими, товарищ подполковник, – громко возразил я.
У Краюхина упала ручка. Горохов поднял голову.
– Кому отдать пакет? – спросил кто-то за спиной.
– С кем ты говорил? – от напряжения у Звягинцева дрогнул голос. Он все понял. Первый со мной ругался, но сразу положил трубку, а с третьим не дали говорить. Только во время своего второго звонка я говорил много, очень много. И сам положил трубку, чтобы они не могли определить, где именно я нахожусь. Но моего собеседника тогда интересовало только, где я нахожусь. Я вспомнил все.
– С троими, – прошептал я, чувствуя, как бледнею от бешенства.
– Хонинов и Маслаков сказали, что ты говорил с ними, – кивнул Звягинцев.
Он еще не успел договорить, когда я выскочил в приемную. Я набросился на этого сукина сына, подставившего Зуева и Байрамова, предавшего Свиридова и Петрашку, убившего раненого Дятлова. Я бил, вкладывая в удары всю свою ненависть, накопившуюся за двое суток. Я вымещал на нем всю свою злобу и свое несчастье. Я бил страшным, смертельным ударом, и он даже не сопротивлялся. Предателем был Миша Бессонов. Это он, единственный среди всех, не сказал, что я звонил сюда. Это он интересовался, где я нахожусь. И это с ним мне дали возможность говорить целых полминуты, пока я сам не повесил трубку. Они не боялись, что я ему что-то скажу. Они ничего не боялись.
Меня не могли оттащить сразу пять человек. Я рвал его на куски, бил его ногами и руками, бил, бил, бил. Я бил этого предателя, этого ублюдка, своего бывшего товарища, оказавшегося подонком. Меня держали все. Они, по-моему, боялись за мой рассудок. Даже Хонинов, поначалу ничего не понявший, все-таки начал вместе с другими оттаскивать меня.
– Он предатель, – вырывался я из рук своих товарищей.
А Бессонов молчал, глядя на нас ненавидящими глазами.
– Откройте конверт, – сказали за моей спиной, – конверт для Звягинцева из министерства.
– Нет, не открывайте, – вдруг закричал Михалыч и, бросившись на меня, упал вместе с нами, как бы накрывая нашу группу своим телом. И толкнул упавший конверт ногой в сторону уже поднимавшегося с пола окровавленного Бессонова.
Раздался взрыв.
Наверно, толчок в сторону Бессонова у Звягинцева получился бессознательно. Он просто хотел толкнуть конверт к окну, рядом с которым был Бессонов. А Михалыч хотел спасти нас всех. Бессонов был так избит, что не сумел еще подняться. Может, это и к лучшему. Его бы все равно разорвали на куски. Мы таких вещей не прощаем.
От взрыва погибло два человека. Сам Михалыч и подонок Бессонов. Михалыч прикрыл нас всех своим телом. Как настоящий командир, как капитан гибнущего судна, как орел, пестующий своих орлят. Он прыгнул на нас, ставя заслон между взрывчаткой и нашими телами. Ему в спину попало сразу три осколка. А может, он спасал и наши души тоже? Может, он в этот момент спас и душу Бессонова, который счастливо избежал унизительного и оскорбительного допроса? Я все время думаю, неужели Михалыч мог все так правильно рассчитать? В какую-то долю секунды?
А потом я сидел как в тумане. Кто-то рядом кричал, кто-то бегал. Горохов искал Александра Никитича и требовал у Панкратова найти министра. Потом убирали трупы, вытирали кровь, перебинтовывали мне ногу. И наконец я услышал голос Горохова. Ему в приемную принесли утренние газеты. В семь часов утра, во вторник.
– В сегодняшних газетах написано о вас, ребята. Вы герои. Они пытались подставить вас. О вашей группе напечатано во всех газетах.
Это были утренние газеты. Мы все-таки продержались и победили. А Бурлаков, какой-то полковник ФСБ, который обещал Горохову все это устроить, сдержал свое слово.
Позже мы узнали и другие подробности. Метелина действительно работала информатором и ФСБ, и МВД. Она позвонила в одиннадцать вечера, чтобы на задание выслали именно нашу группу, дежурившую в ту ночь. В половине первого к дому Скрибенко подогнали автомобиль Липатова, на котором он поехал к Коробкову передать часть денег. Скрибенко считал, что у него не такие большие деньги. Он даже не подозревал про аптечку. А увидев нас, испугался и, сломав всю игру, выбросился в окно.
Тогда было принято решение о ликвидации Липатова, чтобы свалить все на него, приписав ему и деньги, находящиеся в аптечке. В газетах готовилась статья о его нелегальных доходах и банковских счетах за рубежом. Фотографию Горохова мы должны были найти только на следующий день. Никто не думал, что Скрибенко выбросится и мы сразу поедем к нему на квартиру. Все считали, что после официального допроса Скрибенко мы только днем в понедельник или во вторник поедем к нему с обыском, а самого Горохова к этому времени уберут. И Скрибенко останется в качестве «козла отпущения».
Самым страшным было предательство Миши Бессонова. Звягинцев сам брал его в свою группу. Может, Михалыч чувствовал свою вину за него. Он ведь держал его при себе напарником, когда мы шли на наиболее сложные и опасные операции. Может, поэтому Михалыч и принял решение взорвать его и подставить себя самого под этот взрыв? Этого я уже никогда не узнаю.
Миша приехал из деревни, был аккуратным, исполнительным, дисциплинированным парнем. Когда мы шутили про девочек или про нашу прежнюю жизнь, он краснел и тихо вздыхал. Только однажды он позволил себе чуть открыться, сказав Дятлову, что тому повезло больше. Влад вырос в хорошей московской семье, учился на дневном факультете престижного московского вуза. Может, это была зависть? Или просто в душе он считал, что ему повезло меньше других и он обязан был это как-то компенсировать?
Почему так получается, что люди, у которых было трудное детство, вырастают людьми озлобленными и завистливыми? Даже если пытаются подавить это в себе? Может, играют роль какие-то комплексы? Я ничего не понимаю в этом, но каждый раз, думая о предательстве, я вспоминаю Мишу Бессонова. Ведь у него не дрогнула рука, когда он затягивал леску на шее своего товарища. Кстати, от шока, вызванного убийством Дятлова, никто сразу не сообразил, что Бессонов ездил три дня назад в рыболовный магазин покупать леску. Это было, пожалуй, самое убедительное доказательство.
