Сыграй мне смерть по нотам... - Гончаренко Светлана Георгиевна (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Андрей Андреевич слегка улыбнулся. Самоваров по этой улыбке понял наконец, кого ему всё время смутно и невозможно напоминал композитор Смирнов. Да Ледяева Альберта Михайловича, кого же ещё! Оба они счастливо моложавые и улыбаются по-детски. Только Ледяев однолюб и тихоня, а Андрей Андреевич – натура широкая, душа нараспашку. Он уже вовсю рассказывал Самоварову нечто глубоко личное:
– Мы как раз из Петербурга отплыли в сторону Дании. «Серебряная дорога Севера» – так этот круиз назывался. Областная администрация оплатила отдых видных мастеров культуры, так что не поехать было нельзя – губернатор обидится. Плывём. Осень, бархатный сезон, погода жуткая: качка. Полину, как обычно, тошнит. Многих, конечно, на корабле тошнило, но её непрерывно. Я вышел на палубу проветриться и лицом к лицу столкнулся с ней… с Аллой Леонидовной. Мы разговорились и потом почти трое суток не расставались ни на минуту. Она тоже была в круизе с мужем, но он всё уходил куда-то, даже ночью. Кажется, он в карты играл. А Полину всё тошнило! Она лежала в каюте с закрытыми глазами, с пачкой пакетов в руках. Её рвало и рвало, она не видела ничего вокруг и сейчас этих трёх дней совсем не помнит – говорит, всё как в тумане было. Я и сам оказался как в тумане. Она, Алла, меня просто оглушила. Она взяла меня вот так…
Он вытянул в сторону Самоварова крепко, до белых ногтей сжатый кулак и, на этот кулак глядя, повторил:
– …вот так взяла и держит меня. До сих пор. Как? Почему? Я и не знал, что бывает такая власть. Не гипноз же? Я кое-какие приёмы и сам знаю, как всякий, кто с детьми работает. Иногда даже давишь в себе это нехорошее, но сладкое ощущение власти. Так то дети! А чтобы со мной кто-то такое сделал? Я ей ничего не мог дать, кроме секса. Она, похоже, другого и не хотела. Она привела меня в свою каюту и сразу разделась. Совсем. Без всяких ужимок и кокетства. Она меня ни одной минуты не завлекала, не обольщала – просто взяла вот так!
Андрей Андреевич снова показал кулак и белые ногти.
– Главное, она совсем не в моём вкусе! Она старше меня, в очках, не слишком привлекательна. Вы бы видели, до чего у неё плоская грудь! Но если бы она только захотела, я бы всё бросил – Полину, хор, только чтобы хоть ещё раз…
Он вздохнул со свистом и продолжил:
– Через три дня мы прибыли в Оденсе. Погода улучшилась. Мы ездили на экскурсии, Полина пришла в себя, муж перестал в карты играть. В общем, ничто больше не повторилось. Мы с Аллой болтали на палубе о пустяках – и всё. Она решила, что нам больше встречаться незачем. Нет, мы и сейчас видимся довольно часто. Я к ней в кабинет хожу, плачу сто пятьдесят долларов за приём, а она даёт советы – у меня ведь жизнь довольно путаная. Она мой психолог и друг, я без неё шагу не сделаю. Но ей я не нужен в том смысле, в каком оказался необходим на теплоходе – чтоб быть сутками вместе, чтоб каждую минуту рядом, не отрываясь… Я теперь интересен ей в научном смысле. Мне этого мало, но и на это я согласен. Совсем никак, совсем без неё – не могу. Короче, слабак я.
« А в Нидерланды на ПМЖ собрался, – вспомнил Самоваров. – Там не будет Аллы Леонидовны. Чего же сейчас наплёл? Артистическая натура!»
– Так вам она понравилась? – снова спросил Андрей Андреевич.
– Да. Видно, что сильная личность. И некрасивой вы её зря назвали.
– Это я с досады. Вы, похоже, сами поняли, что с досады? Она одна-единственная в своём роде и всех красавиц стоит.
Вот Самоваров и узнал, кто такая любимая женщина Андрея Андреевича. Кто там ещё положен ему по списку? Жена? Полина имеется в наличии. Любовница? Уж не Ирина ли Александровна? А бедной рыжей Анне, похоже, не нашлось места в этом Пантеоне!
– Алла Леонидовна мне призналась, что любит музыку, – припомнил кстати Самоваров.
– Так и сказала? Значит, вы ей понравились, и она порисоваться захотела, – засмеялся Андрей Андреевич. – На самом деле она музыку терпеть не может, как все слишком чувственные натуры. Она сама так говорит. Кажется, она слегка презирает меня за то, что я музыкант. Это, возможно, и немужская профессия, но я ничему другому не выучен. Жаль!
– Вы сомневаетесь в своей профессии? – изумился Самоваров. – Но почему?
– Сам не знаю. У меня есть успех, есть имя в мире так называемой серьёзной музыки. Но мир этот герметически замкнутый. Мы – реликты вымирающей культуры, какие-то мамонты во фраках. Десятки лет учимся своему изощрённому и бессмысленному делу. Всё у нас очень красиво, всё давно сложилось: уютные залы, хорошие манеры…
– И публика есть, – подсказал Самоваров.
Андрей Андреевич согласился:
– Да, есть пока. Немногочисленная, но состоятельная и благопристойная. А я её не люблю – ни нашу, ни за границей. Ту особенно, что называется благодарной! Бросаются с букетами перезрелые женщины, непонятые мужьями и любовниками. Или странные господа. Они почему-то всегда коллекционируют какую-нибудь ерунду: марки, трубки, спичечные коробки. Немолодые благополучные у них лица. Рыбья кровь! К чему всё это?
Он отвернулся к окну, за которым исчез бесконечный, бледнеющий к горизонту мир и появилась плоская заслонка ночи.
– Мамонты! Именно мамонты. Как я хорошо сказал! Рояли вымирают, как мамонты – вы заметили? Их всё меньше и меньше! Редко где они водятся! Выросло поколение, которое не знает звука скрипки, – сказал Андрей Андреевич. – А хоровое пение, которым я занимаюсь? Оно и вовсе скончалось! Оно ведь портится и глупеет в записи – запечатлевается на плёнке какой-то противный визг. Нас живьём надо слушать: вот тогда мороз по коже! А кто этого хочет? Я человек успешный. Но когда огромное большинство обходится без тебя и знать тебя не желает, а Бог и ангелы его, которые, кажется, могли бы тебя слушать, слишком далеки, если не глухи…
– Не в попсу же идти! – начал Самоваров, ожидая услышать обычные проклятия в адрес шоу-бизнеса. Но он ошибся.
– Попса? Думаете, брошу в неё камень? Нет! Она доподлинно существует. Её можно есть, пить, надеть на задницу. Поплясать под неё можно. Помните, как Даша Шелегина играла в «Багатели»? Нельзя ведь теперь слушать музыку и не жевать – скучно! Вам, кажется, её выступление в кабаке понравилось?
– Даша хорошо играет, – сказал Самоваров. – И не так мрачно настроена, как вы. Музыка прекрасна – как она может умереть? У нас в музее тоже картины, каких никто сейчас не пишет, вещи, которыми никто не пользуется…
– Понял, понял! – перебил его Андрей Андреевич. – Музей! Сохранение традиций! Да, мы с вами коллеги. Помните, когда уже Египет пал, греки какие-то стали там заправлять, старые боги умерли – никто не боялся гнева бессмертных фараонов. Их священные могилы грабились подчистую. Но были тогда смешные жрецы-ретрограды. Страшненькие, наголо бритые! Я не эрудит, подробностей не знаю, просто по телевизору видел в какой-то образовательной программе… Так вот, бритые жрецы, чтоб не допустить поругания и забвения святынь, перетаскивали с места на место мумии и перепрятывали. Они делали это хитроумно, а главное, с душой. Вроде как мы с вами. Но грабители всё равно мумии находили, на свет выворачивали, сдирали серёжки и колечки. Бритые ретрограды мумии подбирали, приводили в порядок и снова прятали. Наверное, очень собой были довольны – выполнили священный долг. Вам ничего эта картинка не напоминает?
Самоваров хмыкнул:
– Картинка получилась мрачная. Однако в этой ситуации я меньше всего хотел бы быть грабителем.
– Ещё бы! – засмеялся Андрей Андреевич. – Только согласитесь, что жрецы выглядят очень глупо.
– Они вряд ли думали, как выглядят – делали своё дело и были счастливы. Да и вы, думаю, чаще всего счастливы. С вашим-то даром!
Андрей Андреевич только рукой махнул:
– С даром ещё хуже! Куда, кому, зачем? Алла Леонидовна считает, что мне думать о таких вещах не следует. Надо поддерживать беспечное настроение, к чему я от природы склонен. Я и сам знаю, что нужно искать позитив, но тянет иногда похандрить. Вот сейчас, например, темно – и лезет в голову всякая чернота. Не люблю ни темноты, ни пасмурных дней. Ещё сложностей не люблю и грехов. Я должен быть прав и спать спокойно.
