Красный гаолян - Янь Мо (полная версия книги .TXT) 📗
У дяди температура поднялась ещё накануне днём. С тех пор как их спустили в колодец, он практически не переставал плакать и доплакался до того, что потерял голос, и теперь только пищал, как умирающий котёнок.
Утро мать провела в ужасе и панике — ужасе из-за грохочущей канонады, а панике из-за того, что братишка так страдал. В свои пятнадцать лет мать была ещё довольно хилой, ей даже в обычное-то время было тяжеловато носить на руках пухлого братишку, а уж тем более трудно сейчас, ведь он без конца вертелся. Она хлопнула братика по попе, но маленький негодник в ответ бесцеремонно укусил её.
После того как у маленького дяди поднялась температура, он впал в забытьё и обмяк. Мать, обнимая братишку, сидела на обломке кирпича, пока зад не затёк, а ноги не онемели. Выстрелы звучали то реже, то чаще, но так и не затихали. Солнечный свет потихоньку перемещался с западной стенки колодца на восточную, затем снова стемнело. Мать поняла, что просидела в колодце целый день, пора бы родителям прийти. Она потрогала личико братика и ощутила обжигающее, как пламя, дыхание мальчика. Тогда она положила руку на трепетавшее сердечко братика и услышала хрип в его груди. Она тут же решила, что братишка, возможно, при смерти, задрожала всем телом, но потом постаралась отогнать эту мысль и стала себя утешать: пускай побыстрее стемнеет, тогда даже воробьи и ласточки вернутся в гнёзда на ночлег, тогда придут и папа с мамой.
Солнечный свет на стенке колодца стал оранжевым, а потом тёмно-красным, застрекотал сверчок, спрятавшийся в шве кирпичной кладки, а сидевшая там же, в щелях, стая комаров тоже завела свои моторы и взлетела. Мать услышала рёв орудий, потом ей показалось, что к северу от деревни кричат люди и громко ржут кони, а потом с южной околицы донёсся, словно гул ветра, звук пулемётной очереди. Голоса людей и цокот копыт ворвались в деревню, как приливная волна. В деревне воцарился полный хаос. Вокруг колодца то громко стучали копыта, то раздавался топот ног. Мать услышала, как перекрикиваются японцы. Дядя издал болезненный стон, мать закрыла ему рукой рот, а сама задержала дыхание. Она ощутила, как под её ладонью братишка вертит головой, и услышала громкий стук своего сердца.
Потом солнечный свет постепенно померк, и над колодцем повисло раскалённое докрасна небо. Трещал огонь, в воздухе летал пепел. Среди рёва пламени слышались детский плач и пронзительные крики женщин, а ещё блеяние овец или мычание коров, так сразу и не скажешь. Даже сидя на дне колодца, мать чувствовала сильный запах гари.
Она не знала, как долго тряслась от страха внизу, пока наверху бушевал пожар; ощущение времени уже покинуло её, но она остро воспринимала произошедшее. Когда лоскут неба над её головой посерел, она поняла, что пожар вот-вот потухнет. На стенах колодца плясали сполохи слабеющего огня — то ярче, то тусклее. Какое-то время в деревне звучали разрозненные выстрелы и был слышен грохот рушившихся домов, а потом наступила полная тишина, и на небе, которое мать видела из колодца, зажглись тусклые звёзды.
Мать заснула окоченевшая и проснулась окоченевшая. Глаза уже привыкли к сумраку в колодце, она подняла голову, увидела бирюзовое небо и слабый лучик солнца, падавший на стену. Голова у неё закружилась, в глазах потемнело. От влажности одежда промокла насквозь, она промёрзла до костей и ещё крепче прижала к себе братишку. Хотя жар у него под утро слегка спал, мальчик всё равно был куда горячее сестры. Мать согревалась о дядю, а он черпал от неё прохладу: во время долгого сидения на дне колодца они по-настоящему стали друг для друга опорой. Мать тогда не догадывалась, что мои дедушка с бабушкой уже погибли, и все ждала, когда же наверху покажутся лица родителей, а знакомые голоса эхом отразятся от стен колодца. Знай она правду, вряд ли смогла бы просидеть в колодце три дня и три ночи.
Оглядываясь на историю своей семьи, я обнаружил, что судьба всех ключевых фигур неразрывно связана с разными тёмными пещерами, землянками и тому подобным. Всё началось с моей матери, а дедушка по отцовской линии всех переплюнул, поставив рекорд по проживанию в пещере среди цивилизованных людей своего поколения, а закончилось на моём отце, для которого финал вышел бесславным с политической точки зрения, однако по человеческим меркам просто великолепным. И в своё время отец помчится навстречу утренней заре, к матери, к другим своим родным, а потом и ко мне, размахивая единственной уцелевшей рукой.
Хотя снаружи матери было холодно, внутри всё горело огнём. Со вчерашнего утра она ничего не пила и не ела. Сильная жажда начала мучить её со вчерашнего вечера, когда в деревне бушевал пожар. Посреди ночи голод и жажда достигли наивысшей точки. Перед рассветом кишки словно бы сплелись в клубок, и она уже ничего не чувствовала, кроме сдавливающей боли. Теперь мысли о еде вызывали тошноту, сложнее было терпеть не голод, а жажду, матери казалось, что её лёгкие шуршат, как высохшие на солнце жухлые гаоляновые листья, горло свело судорогой и нестерпимо болело. Маленький дядя пошевелил потрескавшимися губами, на которых от лихорадки образовались волдыри, и снова прошептал:
— Сестрёнка… пить…
Мать не решалась посмотреть в измождённое лицо братишки, у неё не осталось слов, чтобы его утешить. Обещания, которые мать давала маленькому дяде день и ночь напролёт, не сбылись, припозднившиеся с приходом дедушка с бабушкой заставили мать врать дяде и самой себе. Еле слышный звук гонга на земляном валу давно уже затих, в деревне даже собаки не лаяли. Мать поняла, что родители либо погибли, либо их угнали японские черти. Глаза зачесались, но слёз больше не было. Глядя на несчастного братишку, она повзрослела. На какое-то время она позабыла о своих физических страданиях, положила братика на кирпичи, а сама встала и оценивающим взглядом осмотрела стену колодца. Разумеется, стена была влажной и густо поросла мхом, однако нельзя было употребить его в пищу или утолить им жажду. Мать присела на корточки, потянула один кирпич, потом второй. Кирпичи были увесистыми, словно бы пропитались водой. Из щели между ними вылезла ярко-алая сколопендра, перебирая многочисленными тонкими ножками и потряхивая головой и хвостом. Мать отпрыгнула, а сколопендра на её глазах развернула два ряда ног, от которых рябило в глаза, подползла туда, где сидела жаба, нашла щель и юркнула внутрь. Мать не рискнула больше трогать кирпичи, но не отважилась и садиться, поскольку вчера утром произошло кое-что неприятное и мама осознала, что стала женщиной.
После того как я женился, мама рассказала моей жене, что первые месячные у неё начались, пока она сидела в сыром и холодном колодце; жена пересказала это мне, и я проникся сочувствием к матери, которой было тогда пятнадцать лет.
Оставалось только надеяться на ту самую грязную лужу, в которой отмокала жаба. Уродливое существо внушало маме страх и отвращение, однако эта безобразная тварь оккупировала лужу. Нестерпимая жажда и то, что братишка из-за нехватки воды постепенно угасал, заставили мать снова подумать об этой луже. Со вчерашнего дня ничего не изменилось, за такое долгое время жаба не сдвинулась с места, сидела всё в той же позе с таким же грозным видом, демонстрируя страшные пупырышки и с ненавистью глядя на мать угрюмыми глазами. Смелость матери внезапно сошла на нет, ей показалось, что жаба выпустила из глаз две ядовитых колючки, которые вонзились в её тело. Она поспешно отвернулась, но выкинуть из головы ненавистный образ жабы было трудно.
Мать смотрела на своего полуживого братишку, в её груди полыхал огонь, а горло превратилось в печь, из которой вырываются языки пламени. Внезапно между двух кирпичей она заметила островок маленьких грибков молочно-белого цвета. От волнения сердце чуть не остановилось. Она осторожно отодвинула кирпич и сорвала грибы. При виде пищи внутренности тут же завязались болезненным узлом. Она сунула один грибок в рот и, не жуя, проглотила. Гриб оказался очень вкусным, но теперь есть захотелось ещё сильнее. Она запихала в рот ещё один гриб. Братик застонал. Мать утешала себя: да, конечно, стоило сначала накормить малыша, но вдруг грибы ядовитые, поэтому лучше сперва попробовать самой. Ведь так? Да. Мать просунула грибок между губами братишки, но у того одеревенел ротик. Мальчик уставился на неё неподвижным взглядом. Мать уговаривала:
