Красный гаолян - Янь Мо (полная версия книги .TXT) 📗
— Родненький, а что детям делать?
Дедушка с ружьём в руках прибежал обратно и со злостью отчитал бабушку:
— Что ревёшь-то? Сейчас уже что жить, что умереть — всё едино!
Бабушка не осмелилась возражать, из её глаз брызнули слёзы. Дедушка обернулся и посмотрел на земляной вал, который ещё не начали обстреливать, одной рукой схватил мою мать, второй — бабушку и побежал с ними на огород позади нашего дома, где сажали редьку да капусту. Посередине огорода был высохший колодец, а над ним всё ещё возвышался старый колодезный журавль. Дедушка заглянул внутрь и велел бабушке:
— В колодце нет воды, спрячь пока там детей. Когда японцы уберутся, мы их оттуда вытащим.
Бабушка стояла, как деревянный чурбан, но сделала так, как распорядился дед.
Дедушка прикрепил к журавлю верёвку, потом обвязал ей мою мать за пояс. Тут у них над головами что-то резко просвистело, и какая-то диковинная чёрная штуковина упала к соседям в свинарник. Страшный грохот сотряс небо и всколыхнул землю, словно бы всё вокруг с треском разорвалось, над свинарником взметнулся столп дыма, и во все стороны разлетелись осколки, навоз с землёй и ошмётки свиных туш. Одна свиная нога приземлилась прямо перед матерью, а белые сухожилия внутри извивались, как пиявки. Так моя в ту пору пятнадцатилетняя мать услышала впервые в жизни пушечный залп. Уцелевшая при взрыве свинья с диким визгом перемахнула через высоченное ограждение. Мать и её братишка, мой дядя, заревели от страха. Дедушка объяснил:
— Японские черти палят из пушек. — Потом он назвал мать молочным именем: — Краса, тебе уже пятнадцать лет, ты всё понимаешь. Сиди в колодце и присматривай хорошенько за братишкой. Когда черти уберутся восвояси, я тебя вытащу.
Ещё один японский снаряд разорвался в деревне. Дедушка начал крутить ручку и опустил мать вниз. Её ноги коснулись обломков кирпичей и глины, которая нападала туда. В колодце сгустилась кромешная темнота, лишь над головой вдалеке виднелось пятно лунного света размером с мельничный жёрнов, на фоне которого появилось дедушкино лицо. А потом раздался его крик:
— Развяжи верёвку!
Мама развязала верёвку на поясе, и на её глазах она рывками поднялась наверх. Она услышала, как родители ругаются возле колодца, как грохочут взрывы снарядов и громко рыдает её мать, моя бабушка. В круге света снова показалось дедушкино лицо. Он крикнул:
— Краса, спускаю братика, будь осторожна!
Мать увидела, как спускают на верёвке её трёхлетнего братишку, который барахтается в воздухе, суча ручками и ножками, и горько плачет. Гнилая верёвка натянулась и подрагивала. Колодезный журавль скрипел. Бабушка перегнулась через бортик колодца, звала дядю по имени и причитала:
— Аньцзы, малыш мой, Аньцзы…
Лицо бабушки блестело от слёз, они капали в колодец одна за другой. Верёвка достигла дна, малыш коснулся ногами земли, раскинул ручонки и с плачем принялся звать бабушку:
— Мамочка, я хочу наверх… подними меня обратно, мамочка… мамочка…
Бабушка с силой потянула верёвку, и мать услышала её стенания:
— Аньцзы, кровиночка моя…сыночек мой родной…
Дедушкина большая рука оттащила бабушку, но она не отпускала верёвку. Дедушка резко отпихнул её, и бабушка повалилась на бок. Верёвка полетела вниз, а дядя оступился и упал в объятия старшей сестры.
Мать услышала, как дедушка рыкнул:
— Дурная ты баба! Хочешь, чтоб они поднялись и ждали тут смерти? Ну-ка быстро ступай на земляной вал. Если японцы ворвутся в деревню, никто не уцелеет!
— Краса… Аньцзы… Краса-а-а… Аньцзы-ы-ы… — До матери доносились издалека всхлипывания бабушки. Снова раздался пушечный залп, и со стенок колодца посыпалась земля. После взрыва мать перестала слышать голос бабушки, и только круг света величиной с жёрнов да старый колодезный журавль на фоне неба нависали над их головами.
Маленький дядя продолжал плакать, мать развязала верёвку на его поясе и попыталась развеселить:
— Аньцзы, милый мой братишка! Не плачь, а то накличешь чертей. У них глаза красные, а когти зелёные, они как услышат детский рёв, сразу тут как тут…
Дядя перестал плакать, уставившись чёрными круглыми глазёнками в лицо сестры. В горле его всё ещё что-то булькало, икая, он обвил шею моей матери горячими, как огонь, пухлыми ручками. Над их головами ухали пушки, строчили пулемёты, стреляли винтовки. Та-та-та, замолкали и снова — та-та-та. Мать подняла голову и напряжённо вслушивалась в происходящее наверху.
Она смутно уловила гневный клич дедушки Жолу и галдёж деревенских мужиков. На дне колодца было сыро и прохладно, со стенок обвалилась кладка, обнажая белую землю и корни дерева, а сохранившаяся часть кладки заросла густым слоем тёмно-зелёного мха. Маленький дядя в её объятиях дёрнулся пару раз и снова расплакался, всхлипывая:
— Сестрёнка, я хочу к маме… хочу наверх…
— Аньцзы, малыш… мама вместе с папой пошли бить чертей, вот прогонят их и сразу вернутся за нами. — Мать успокаивала маленького дядю, но сама не выдержала и разревелась, и теперь брат с сестрой, крепко обнявшись, плакали хором.
По медленно светлеющему кружку неба мать поняла, что снова рассвело, и долгая тёмная ночь наконец миновала. В колодце стояла такая тишина, что ей стало страшно. Она увидела красный луч, упавший на стенку колодца высоко над головой: взошло солнце. Мать прислушалась — в деревне было почти так же тихо, как на дне колодца, лишь иногда до неё доносился странный, словно нереальный, грохот, напоминавший раскаты грома. Моя мать не знала, придут ли с наступлением нового дня её родители к колодцу, вытащат ли их с братишкой наверх, в мир, где воздух свеж и ярко светит солнце. Туда, где нет мрачных змей и чёрных худых жаб. Ей казалось, будто вчерашние события произошли очень-очень давно и она провела в колодце полжизни. Она думала: «Папочка, мамочка, если вы не придёте, то мы с братишкой умрём в этом колодце». Мать ненавидела своих родителей, которые скинули дочь и сына в колодец, а теперь и не показываются, не интересуются, живы ли дети. Она решила, что, увидев родителей, непременно закатит истерику, выплеснет обиду, теснившую сердце. Где уж ей было знать, что в тот момент, когда она с ненавистью думала о родителях, её мать, мою бабушку, уже разорвало на куски взрывом миномётной мины в медной оболочке, а отцу, моему дедушке, который высунулся над земляным валом, японец метко снёс полчерепа. Она мне потом рассказывала, что до сорокового года все японские солдаты были искусными стрелками.
Мать беззвучно молилась: «Папочка! Мамочка! Приходите быстрее! Я хочу есть и пить. А братик заболел. Если вы не придёте, ваши дети погибнут!»
Она услышала, как с земляного вала, а может, и не оттуда донёсся слабый звук гонга, а потом кто-то крикнул:
— Есть кто живой? Есть или нет? Черти отступили… Командир Юй пришёл!
Прижимая к себе братишку, мать осипшим голосом что есть мочи завопила:
— Есть! Есть живые! Мы в колодце! Спасите нас скорее!
Она кричала и одной рукой начала раскачивать привязанную к журавлю верёвку. Так продолжалось битый час. Рука, которой она прижимала братика, невольно разогнулась, и малыш упал на землю, пару раз вяло застонал, а потом затих. Мать прислонилась к стенке колодца, её тело скользнуло вниз, и она, совсем обессилев, потеряв всякую надежду, осталась сидеть на ледяных кирпичах.
Маленький дядя забрался к ней на колени и невыразительно бубнил:
— Сестрёнка… я хочу к маме…
У матери защемило сердце, обеими руками она крепко прижала малыша к груди и пробормотала:
— Аньцзы… папа с мамой нас бросили… Мы с тобой помрём в этом колодце…
Мальчик весь горел, моя мать словно бы обнимала печку.
— Сестрёнка, я пить хочу…
Мать увидела напротив себя на дне колодца зеленоватую лужицу с грязной водой. Там было углубление, и тьма сгустилась сильнее, чем в том месте, где она сидела. Спина сидевшей в воде тощей жабы была усыпана чёрными пупырышками размером с горошину. Светло-жёлтая шкурка на груди жабы тревожно подрагивала, а выпученные глаза сердито уставились на неё. Мать передёрнуло, и она зажмурилась. Во рту пересохло, но она решила, что лучше умрёт от жажды, чем станет пить грязную воду из лужи, в которой только что мокла жаба.
