Роль второго плана - Кивинов Андрей Владимирович (читать книги без сокращений txt) 📗
– Конечно. Хотя у него был иной взгляд на выход из кризиса. Мы часто спорили из-за этого, но всегда корректно и по-деловому.
Лучше б взяли по лопате, да кучу убрали. А спорить – не лопатой махать.
– Что же касается отношений вне работы, – продолжает Шилов, – то они прекрасны. Мы с супругой частенько бывали у Ильи в гостях, ездили вместе за город на шашлыки. Они с Жанной приезжали к нам на дачу. Никаких конфликтов.
Картинка лубочная. Шашлыки на природе.
– А как у него с женой? В смысле личной жизни? Это между нами. Без протокола.
К слову сказать, никакого протокола мы и так не ведем.
– По-моему, это идеальная пара, хотя Жанна на пятнадцать лет младше. У них чудесная дочь. Боже мой, она, ведь, ничего еще не знает… Жанна не хочет портить ей отдых.
Входит секретарша, неся на подносе фарфоровый чайник и три чашки. Наконец-то догадались кофейком угостить проголодавшихся бойцов незримого фронта.
– Спасибо, Машенька, – Рудольф Аркадьевич берет чашку, – прошу. Чай, кофе.
Мы не заставляем себя уговаривать. Георгий провожает Машеньку подозрительным взглядом, нацеленным ниже ватерлинии, и возвращается к прежней теме, помешивая ложечкой в чашке.
– Интересную закономерность я наблюдаю в нашем, отдельно взятом государстве. Убивают в большинстве исключительно безпроблемных граждан. Я не беру в расчет погибших при ограблениях или по пьяному делу. А как какой директор попадется или президент, только и слышишь – все было в порядке, все было замечательно, не житуха, а курорт. И за что ж тогда статуей по голове?
– Я не могу даже предположить! – оправдывается Рудольф Аркадьевич, – Илья Сергеевич ни разу не жаловался, что ему угрожает опасность! Согласен, просто так не убивают, но я уже сказал…
– Извините, но пока вы ничего не сказали, – перебивает Жора, – кстати, о вас. Напомните, чем вы занимались в тот день?
Да, возможно, Георгий был прав, подозревая зама. Слишком резкая перемена в его облике приключилась после последнего вопроса. Нет, волосы, конечно, не зашевелились, пальцы не задрожали, и пот не выступил на высоком челе. И продолжал он сидеть в кресле, как и сидел и улыбался по-прежнему…Но… Не та это улыбочка, что была секунду назад. И не тот это Рудольф Аркадьевич.
– Но, я ж уже объяснял… С утра я находился на фабрике, в семь вечера уехал по делам.
– По каким делам? – прицепился напарник.
– Ну, я сейчас уже точно не помню… Сначала заскочил на заправку, потом в магазин запчастей. На Кантемировский. Хочу поменять левую рессору на машине.
– Там это смогут подтвердить?
– Не уверен… Неделя прошла, и я там ничего не купил. Не было у них рессоры.
– Хорошо, дальше…
– Дальше? Дальше? – Шилов начинает барабанить авторучкой по столу в режиме швейной машинки, – Послушайте, а почему вы этим интересуетесь? Это мое личное дело, где я был и что делал! К смерти Ильи Сергеевича я не имею никакого отношения!
– А вот это, Рудольф Аркадьевич, судить не вам.
– Что значит, не мне? Если я знаю, что я не при чем.
– Увы, этого не знаем мы. Так, где вы были в тот вечер?
– Какая разница?! Допустим, в ресторане. Неужели вы думаете, что пойдя на такое, я не обеспечил бы алиби?!
– В каком ресторане? – не унимается Жора.
– Хорошем! На Невском! Там было много народа, меня никто не запомнил! Устраивает?
– Вполне, – заступаюсь я за позеленевшего заместителя, ибо дальнейшие вопросы на тему алиби бессмысленны. Алиби нет.
– Бочкарев говорил вам, что его жена собиралась в театр? – Жора решил зайти с другого фланга.
Глупый вопрос. После прокола с алиби, только идиот ответит утвердительно.
– Да говорил. Если не ошибаюсь, на «Калигулу». Идиот.
– Когда и где он это сказал?
– На совещании. Утром. Кто-то случайно заговорил о театре, Илья Сергеевич и упомянул.
Не идиот. Потому что, есть свидетели разговора. Да, Рудольф Аркадьевич, да ты не прост. Я киваю напарнику на дверь, мол, пора убираться восвояси. И так сколько времени угрохали. В отделе ждут материалы, которые в мусор не выкинешь. (Хотя, добрую половину следовало бы). Жора улавливает мой знак, ставит чашку на край стола и поднимается со стула.
– Хорошо. Не будем вас задерживать.
Что ни говори, а любит напарник слегка покаламбурить. «Не будем задерживать». Хорошо, не «арестовывать»… Ну, хорошо, не будем. Всему свое время.
– Да, вот еще что, – вспоминает Георгий, – нам бы в кабинет Бочкарева заглянуть. Так, для внешнего осмотра.
– Но он опечатан. И там уже нечего смотреть.
– Смотреть всегда есть что. Давайте ключ. Или он тоже в прокуратуре?
– У Маши есть второй, но…
– Пойдемте.
– Машенька, подай господам ключ от кабинета Ильи Сергеевича, – велит Шилов, вышедший за нами.
Приказ выполняется без отрыва от макияжа. Похоже, авторитетом Рудольф Аркадьевич у секретаря не пользуется. «Ну, как ваш шеф? Да уж, скорей бы…» Жора безжалостно срывает прокурорские нашлепки, комкает и бросает их на пол. Отворяет дверь. В угол срывается крыса и ныряет под плинтусом. Бедное животное. Мечтало поживиться. Да уже нечем! Пусто! Все изъято в интересах следствия. Даже жалюзи с окон. В столы и шкафы соваться бесполезно, это мы с Жорой понимаем сразу. Еще бы, в прокуратуре не дураки – любая бумажка может вывести на след преступника, не говоря уже о телефонных аппаратах и телевизоре, антенна к которому сиротливо свисает с потолка.
– А холодильник-то где?! – заглядывает в кабинет Рудольф Аркадьевич, явно не знакомый с особенностями национального уголовного процесса.
– Тайна следствия, – отвечает напарник, – не волнуйтесь. Ничего не пропадет.
Это точно, не пропадет. Вот вернется ли, сказать уверенно нельзя. Георгий секунду-другую обыскивает глазами пустоту, замечает что-то в районе директорского стола. Подходит, нагибается, приподнимает его ножку. На полу кругляшок, по размерам чуть больше пятирублевой монеты.
– Что там? – я сгораю от нетерпения.
– Казино «Бармалей». Жетон. Стол качается, вот и подложили. Увы, это все, что у нас осталось, – напарник прячет находку в нагрудный карман, – повезло, что стол не пролазит в дверь. Рудольф Аркадьевич, а что, Илья Сергеевич любил побаловаться рулеточкой?
На лице Шилова вновь налет смятения.
– Не знаю… На… Наверно.
– Ладно, закрывайте.
– Простите, а если спросят, кто сорвал пломбы?
– Валите на крыс. Я смотрю, их тут у вас много…
Вечереет. Мы с Укушенным стоим на остановке в ожидании общественного транспорта. Рабочий день позади, осталось пара часов на личную жизнь, потратить которые надо с умом. Жора остался в отделе беседовать с Лабудянским, объяснять ему тонкости милицейского ремесла. А заодно и напроситься в эпизод. Для чего предусмотрительно куплена бутылка коньячного напитка и лимончик. Надеюсь, творческий вечер пойдет на пользу обоим. Борька едет домой, Лидуся, его ревнивая супруга не принимает оправданий вроде «оперативная необходимость», «засада» или «ненормированный рабочий день». Это Шишкина можно дурачить, а Лидуся «прокачивает» грамотно, не хуже бойцов «СМЕРША» из «Момента истины». Поэтому Укушенный не рискует.
Автобуса на горизонте не видно, мы закуриваем, нанося очередной удар по легким. Рядом с остановкой уличный холодильник под зонтиком. Девушка – продавец вяленым голосом предлагает прохожим товар.
– Пельмени, пельмени… Блинчики… Пельмени.
Товар расходится плохо, девушке явно не хватает рыночной хватки.
– Борь, пельмени не нужны?
– Нет, Лидка сама валяет. Жалко, Жоры нет, он их любит.
Я улыбаюсь, вспомнив, как однажды напарник проголодался во время дежурства и решил подкрепиться пельмешками. Сбегал, купил. Отварить не успел, привезли задержанного с поличным квартирника. Допрос длился часа два, после чего Георгий решил вернуться к трапезе. Поставил кастрюлю на плитку, сунулся в пакет, а пельмешек и след простыл. Только тут мой друг почувствовал вкус перца на языке. Оказалось, что, увлекшись допросом, он сгрыз их замороженными, по одной выуживая из пакета, словно карамельки. Я называю это призванием.
