Черно-белый танец - Литвиновы Анна и Сергей (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Время встречи Настю не устраивало. На сегодня, на пять, она записалась в женскую консультацию. Но ей и в голову не пришло просить маму принять ее попозже. «Ладно – постараюсь успеть. А если в поликлинике будет очередь, придется канючить, чтоб пропустили. Приступ тошноты изображать».
Правда, ей ничего изображать и не нужно: чувствует она себя – хуже некуда. «Вроде бы организм – молодой, здоровый, а беременность, как пишут в журнале „Здоровье“, – не болезнь, а состояние. Только почему так тянет прилечь, закрыть глаза, ткнуться носом в подушку?»
Но не будешь же все время лежать! Однако когда Настя не лежала, ее постоянно преследовали всякие пакости: то голова кружилась, то перед глазами цветные медузы плавали... И тошнило – не только по утрам, как полагается, а постоянно.
...Очередь в женской консультации состояла из совсем взрослых тетенек. Тетеньки дружно прервали беседу. Оглядели бледную Настю, зашептались. Она расслышала:
– Первый ребенок... Токсикоз... Астения...
Она робко спросила:
– Извините, а вы меня не пропустите? Я к Евдокии Гавриловне, на пять.
– Мы все – к ней. Кто на три, кто на три тридцать, – проворчала какая-то брюзга.
– Да пусть идет! – вступились за Настю остальные. – Еще грохнется в обморок... Не видите, что ли, – девушке плохо?
– Спасибо, – выдавила слабую улыбку Настя. Все-таки народ здесь, в центре (в консультацию пришлось идти по месту прописки), приветливей, чем в Измайлове.
Впрочем, врачиха, Евдокия Гавриловна, оказалась много суровей, чем тетки из очереди. Она бегло осмотрела Настю, вынесла ожидаемый вердикт: беременность десять недель, и тут же принялась стращать:
– Студентка? Ах МГУ, факультет журналистики?! Знаем мы ваш факультет! Выпиваешь, небось? Покуриваешь? Что головой трясешь – у вас все там курят! А потом удивляются, что у них дети – трехногие.
Настя пискнула:
– Я вообще не курю. И спиртное – не пью. Не лезет... А почему вы сказали – «трехногие»? Вы... Там увидели?!
Докторша усмехнулась:
– Там пока таких деталей не видно... Да ладно, успокойся ты! Ишь, слезы выпустила! Не реви, говорю, – валерьянки у меня нет! Это я так сказала, для профилактики. Живешь с кем?
Настя на секунду замялась:
– С... с мужем.
Докторша стрельнула глазом на безымянный палец без кольца. Но спорить не стала.
– Скажи мужу, что беременность у тебя протекает тяжело. Организм истощен, давление – низкое. Пусть бережет тебя муж. Так и скажи ему: врач, мол, велела меня беречь. Особое питание пусть обеспечит. Каждый день – соки, натуральные, по литру. Фрукты. Парное мясо. Икорка... Ешь все, что хочется: аллергии у тебя нет. Но никаких консервов, никаких пакетных супов, поняла? И витамины тебе выписываю, заграничные. В аптеках их не бывает, надо доставать. И стоят недешево – но придется потратиться. Здоровье дороже.
Настя робко вклинилась в монолог врача:
– А нельзя сделать что-то... чтобы поменьше тошнило? Таблеток каких-то выписать? Может, хоть уголь попить, а то совсем сил уже нет...
Врачиха строго сказала:
– Какие таблетки? Тебе, подружка, никаких таблеток вообще нельзя. Ни угля, ни аспирина. А тошнота... Питайся правильно. И слушай свой организм. Просит он, скажем, гранатовый сок – покупай сок, немедленно. А лучше – свежие гранаты. И сразу станет полегче. Обещаю.
«Если бы у меня деньги были... на гранаты, – грустно думала Настя, шагая прочь из консультации. – Ну врачиха дает, ну наговорила... Рекомендации – аб-балдеть. Мужа, значит, порастрясти – чтоб обеспечивал... Вот это совет! Эй, Сенька, давай, выходи из своего Лефортова – и обеспечивай меня икрой и ананасами, ну, быстро!»
Настя остановилась у продуктового магазина, бегло осмотрела свое отражение в витринном стекле. Ну и видок у нее – даже в мутной витрине заметно, что глаза запали, а румянцем и не пахнет. Мама, пожалуй, мигом поймет, что дело с ней нечисто.
«И ведь никому, никому не признаешься! Никого нет, кто бы выслушал и пожалел!»
А так хотелось, чтобы кто-нибудь ее пожалел...
Она с ужасом понимала, что злится на Сеню. Ведь это все, в конечном счете, из-за него! Из-за него ее не принимает семья. Из-за него ее противно тошнит. Из-за него она одна-одинешенька...
«Сенька – не виноват! – убеждала себя Настя. – Сеньку самого жалеть надо! Каково ему там приходится! Сидеть ни за что! За то, его он не делал и не мог сделать!»
Но, как ни занимайся самогипнозом, ничего она поделать не могла. Жалеть самое себя – получалось великолепно. А Сене сострадать выходило куда хуже. Как она может его жалеть, когда он ее, считай, бросил – в чужой коммуналке. Без копейки денег. Беременную...
Настя шла знакомыми переулками к родному дому на Бронной, занималась самоедством: «Думаю я как-то неправильно... Да что там неправильно: сволочно я думаю... По-хорошему, по-благородному – мне нужно остаться с Сеней. Сжечь все мосты. Не ходить к матери вообще. А если идти – только чтоб высказать, наконец, все, что я о ней думаю. И потом – гордо уйти. И справляться самой. Как-то выживать. Рожать ребенка. И делать все, чтобы вытащить Сеню. А не получится – просто ждать его, терпеливо и преданно. Интересно только: кто его в итоге дождется? Скелет? На какие деньги его ждать-то? Мне, конечно, дадут пособие в собесе – только сомневаюсь, что его хватит на гранатовый сок... И тем более – на свежие гранаты...»
И она ласково сказала открывшей дверь Ирине Егоровне:
– Привет... А знаешь, я по тебе соскучилась...
По лицу матери пробежала тень: смесь недоверия и... и, кажется, радости. Но она холодно сказала:
– А тебя никто из дома не гнал. Сама ушла... Ладно, проходи.
Ирина Егоровна повела ее не на кухню, как втайне надеялась Настя, а в гостиную. На комоде стояли два портрета: дед и бабка, задрапированы черными лентами. Настя против воли всхлипнула. Мама перехватила ее взгляд, злобно сказала:
– Скажи спасибо своему Сене!
Настя была готова к такому выпаду. И тут же – сама бросилась в наступление:
– А ты – скажи спасибо своему Жене!
– Что? – опешила Ирина Егоровна. – При чем тут Женя, о чем ты?
– Кажется, это ты все кричала: «Ах, Эженчик! Ах, вот была бы тебе, Настя, достойная партия!» – нападала Настя. – А ты знаешь, что твой Женя наделал? Явился ко мне домой, изнасиловал и избил.
