Иллюзии красного - Солнцева Наталья (электронные книги бесплатно txt) 📗
Димка, как всегда, сидел за компьютером, увлеченно щелкая клавишами. Услышав шаги, крутнулся на стуле, увидел шефа, обрадовался. Отношения между бывшими сослуживцами сложились самые теплые, дружеские и искренние. Ребята, как и Сиур, прошедшие суровую школу элитных подразделений специального назначения, оказавшиеся волею судеб без работы, без поддержки, без крыши над головой, вынуждены были приспосабливать к себе эту свалившуюся, как снег на голову, новую жизнь. Не всем это давалось просто. Поэтому помогали друг другу, ценили проверенную в боях надежность. Жизнь, она только с виду казалась новой, а люди-то остались старые: со всеми своими пороками, тайными страстями, грехами тяжкими, недобрыми повадками, злыми намерениями. Надежный тыл, безопасность за спиной, оказывались в иных ситуациях важнее самых хитрых замыслов, самого совершенного снаряжения. Уверенность и спокойствие – обратная сторона силы.
– Привет, Сиур!
– Привет-привет. Какие новости?
Сиур ждал новостей от Алеши. Парень уехал несколько дней назад по делам фирмы, должен был выйти на связь… И вот уже пошел третий день, когда были исчерпаны все мыслимые отсрочки, которые они обговаривали, и которые могли возникнуть вследствие непредвиденных обстоятельств. Не хотелось думать плохое, но…
– Никаких. – Дима прекрасно понял, о чем его спросили. Его лицо стало сосредоточенно-грустным.
Сиур подошел к открытому окну: за забором зеленели кроны огромных лип, кленов и тополей. Из-за них, в неровные просветы между деревьев виднелись белые стены старой церкви; на голубом, выцветшем от зноя небе резко выделялись темные купола, золотые кресты, высокий столб колокольни, откуда доносился переливчатый колокольный звон… Как будто и не гудели на перегруженных проспектах и улицах тысячи автомобилей, не дымили заводы, не поднимались вверх высотные здания из стекла и бетона. Вот эта, настоящая Москва, бело-золотая, утопающая в зелени, звенящая колоколами, – ложилась на сердце вечным обещанием красоты и гармонии, созвучными сокровенной сущности человека, осеняющими его благодатью, ибо все, что кроме этого – преходяще, и оттого зыбко.
Валерия закашлялась, пошла на кухню, выпила ложку ментолового сиропа. На стене кухни, отделанной под дерево, висела плетеная композиция – лоза, шишки, какие-то блестки. Знакомая подарила… Когда это было? Кажется, на прошлый Новый год.
В груди притаилась глухая тоска. Хотелось ничего не видеть, не слышать, ни о чем не думать. Она зажала уши ладонями, закрыла глаза: наступила тишина. Только тишина эта не успокаивала, она просто существовала, сама по себе, а Валерии было одинаково тошно, что в тишине, что в разноголосице звуков.
Она достала из холодильника сыр, мед, изюм. Вяло пожевала. Изюм был превосходен: крупный, сладкий, без косточек. Это почему-то не радовало. Аппетит отсутствовал. Валерия тяжело вздохнула, поплелась в комнату. И тут все то же – надоевший сервант, пыльные искусственные цветы…
– Как на кладбище, – подумала она. Но и эта мысль прошла как бы мимо сознания.
В памяти возникло лицо Евгения, его черные волосы, иудейские, чуть навыкат, глаза, как бы подернутые слезой. Она подумала о его могиле, высохшем холмике земли, с которого уже убрали пожухлые, вульгарные венки…
– Боже, как все это грубо! Как надоело… Постылая комната, постылые вещи, постылая жизнь… Нет, так нельзя! – возразила она сама себе. Теперь ее внутренние диалоги были лишены движения, как стоячее болото. – Что со мной происходит? Неужели, это смерть Евгения так на меня повлияла? Может быть, я все-таки его любила?
Мысль о любви была ей противна так же, как и все остальное. Она обвела потухшим взглядом свою комнату, которая раньше ее устраивала и даже казалась уютной. Валерия передернула плечами от отвращения. Не устроить ли ей генеральную уборку? Или… Нет, пожалуй, лучше сделать перестановку, полностью изменить интерьер.
Она подошла к серванту, начала доставать посуду. Между тарелок, чашек и хрустальных фужеров стояли несколько сувенирных яиц, подаренных ей на пасху. У художника, видимо, было то же настроение, что и у нее сейчас. На бледно-голубых овалах он изобразил белую церковь, перед которой росли, протягивая вверх ветки осенние голые деревья, темные, мокрые, словно черное кружево. На ветках сидели грачи. Снег, покрытый синими тенями, осел. Весеннее талое утро будило тяжелую меланхолию.
– А может быть, это вороны? – Валерия снова поймала себя на мысли о кладбище.
Все сувениры были выполнены в одном ключе, показывая один и тот же храм в разных ракурсах – то боком, то прямо, то крупным планом, с куполами, то мелко, в отдалении между деревьями. Она задумалась, вертя в руке яйцо, что же это за храм? Вроде знакомый силуэт… Нижняя половинка яйца вдруг упала на ковер, что-то сверкнуло.
Валерия наклонилась… чувствуя, что не может вдохнуть воздух, она тихо опустилась на пол; в глазах потемнело, на висках выступил пот. Рядом с раскрывшимися половинками пасхального яйца лежала, нестерпимо сияя красным, золотая серьга. Где она ее видела?.. Боже мой! Эту драгоценность показывал ей в машине Евгений, незадолго до смерти. Но как она попала сюда?
Камень, оправленный в желтое золото, был словно живой. Не ограненный, а как бы обкатанный, отшлифованный морскими волнами, абсолютно, неправдоподобно гладкий, яркий, в форме не слишком вытянутого эллипса. Золото вокруг камня, выкованное в виде цветочно-листового орнамента, совершенно терялось – необычный рубин затмевал собою все.
Валерия очень медленно и осторожно, словно боясь то ли обжечься, то ли испортить хрупкую вещь, взяла серьгу и положила на ладонь. Руке стало тепло, а все тело наполнилось золотистыми волнами энергии, растопившими тоску. Мимолетное блаженство озарило ее и исчезло. На смену пришел неукротимый, панический приступ страха, сжав горло в комок, тяжелым спазмом останавливая сердце.
Разрывающий грудь приступ кашля, переходящий в удушье, потряс ее тело. Она хотела закричать, и не смогла. Сколько длился этот кошмар, Валерия потом не помнила. Она потеряла сознание. А когда пришла в себя, за окном уже была ночь.
Она положила серьгу туда же, где нашла ее, и отправилась на кухню, выпить что-нибудь успокоительное. Когда мысли перестали скакать, как бешеные, ей стало ясно, почему убили Евгения. Это каким-то образом связано с серьгой. Она не знала, каким именно, но сама суть дела не вызывала сомнений. Евгений погиб из-за того, что у него оказалась эта вещь. И он знал, что от рубина исходит опасность, иначе не спрятал бы его в квартире Валерии.
Кстати, когда он мог это сделать? Да когда угодно! Она же не следила за ним. Выходила на кухню, в ванную. В любое удобное время он мог положить серьгу в пасхальное яйцо. Честно говоря, она даже не знала, что яйца открываются. Они были так искусно пригнаны, что ей просто не приходило это в голову. А Евгений знал, как делают подобные сувениры.
Она вспомнила, как они гуляли по Измайловскому парку, рассматривали палехские шкатулки, федоскинскую роспись, ярких, румяных матрешек, павлово-посадские платки… и глаза ее наполнились слезами. Все окружающее приобрело расплывчатые очертания, в носу защекотало… Валерия глубоко вдохнула и запрокинула голову, пытаясь остановить поток слез. Кажется, ей это удалось.
Так все же, почему Евгений ничего не сказал ей о том, что спрятал у нее серьгу? Ведь если он сам боялся держать драгоценность у себя дома, не мог же он не понимать, что ей тоже может угрожать опасность! Те люди, что расправились с ним, доберутся и до нее.
Очередной приступ паники оказался значительно короче предыдущих: она настолько уже обессилела, что не могла больше ни думать, ни бояться.
– Спать! – решила Валерия. – Утро вечера мудренее. Утром, возможно, все будет по-другому. Новый день принесет новые мысли и новые решения. Утром она сможет понять больше.
Сон опустился тяжелым душным облаком, отключил все восприятия, мысли растворились в его туманных клубах…
