Марина. Хорошо ли ты меня знаешь (СИ) - "Ореанна" (читать книги полные .TXT) 📗
Итак, я очутился в западне, из которой не видел выхода.
Это угнетало и мучило меня. Я был очень несчастлив.
Но тут нас спасла книга.
— Книга?
— Да, книга. Помнишь, лет пять назад в кино показывали американский фильм «Найди меня»?
— Да! Мы с Сонай смотрели его три раза! Сонай так плакала!
— Это написала она.
— Что?
— Да. — Омар поморщился. — Слащавенькая сказка. В оригинале оно называлось «Вспомни меня», но режиссеры, как всегда, переиначили конец и вырезали самое яркое из сюжета.
После поцелуя мы имели серьезный разговор. Мы заключили соглашение — она не пытается больше бежать, а я даю ей книги и компьютер, и не мешаю писать. Мы поставили границы, которые четко выдерживали. Это дало нам временное облегчение.
Стамбул, 2005.
— Мне скучно, Омар. Я всегда работала и делала что-то. Может, и не всегда полезное, но все-таки что-то!
— Что же ты хочешь делать?
— Да, вопрос. Люди, вроде меня, никчемны. Ни строить мосты, ни укладывать дороги мы не умеем. Если завтра существующая система рухнет, я умру от голода в новом мире.
— Нет, пока я чего-то стою.
— Я не это имела в виду… в общем, мне нужно дело. А делать я умею только одно — писать.
— Я знаю еще кое-что…
— Хорошо делать! А не кое-как.
— Это ты тоже всегда делала хорошо.
— Перестань! А то запущу чайником.
— Ну, так что же?
— Так уж сложилось, что писать я умею только на компьютере. Ни бумага, ни пишущая машинка мне не подходят.
— Это шантаж?
— Еще какой!
— И ты перестанешь кричать на меня?
— Да.
— А швыряться предметами?
— Возможно.
— И будешь прилично себя вести, когда мы выйдем в город?
— Не обещаю.
— Тогда нет.
— Хорошо, к телефону обещаю не подходить.
— А рассказывать о похищении моим знакомым?
— Только в шутливой форме!
— Тогда нет.
— Тогда да.
— Что?
— Обещаю.
— Обещаешь что?
— Не рассказывать твоим знакомым…
— И незнакомым.
— И незнакомым. Не подходить к телефону.
— Не ходить по городу в одиночестве.
— Что еще?
— Сдержать слово.
— Ого!
— Взамен обещаю публикацию.
— Ну, нет, этого мне мало! Экранизация!
— А ты не мелочишься.
— Не имею такой привычки. Ты мужчина?
— Мужчина.
— Недостижимого нет, преград не знаешь, так?
— Так.
— Ну, все, работай.
— Имей в виду, интернета не будет!
Оба рассмеялись.
Пятнадцать лет назад такой диалог между ними был бы немыслим. Оба были другими, и обоим нравилось возникшее чувство свободы.
Стамбул, 2011.
— Книга вмешалась в наши отношения и изменила все.
Теперь она была занята. Целыми днями она ходила по комнате, говорила сама с собой, недовольно рычала, литрами пила кофе и над чем-то смеялась. Я в это время был свободен и смог вернуться к работе.
По вечерам она вела себя относительно дружелюбно, снисходя в какие-то моменты до того, чтоб обсуждать со мной сюжет или расспрашивать меня о работе.
Книга шла в бешеном темпе. Уже через месяц была написана вся основа и еще две недели делались правки.
После этого она снова стала раздражительной, торопила и требовала от меня выполнения договора. Ей не терпелось увидеть воплощение, как она говорила. Казалось, она куда-то спешит.
Мое положение позволяло многое. Я нашел издательство, заплатил за рекламу. На удивление, книга раскупалась хорошо. Нам не пришлось искусственно подстегивать спрос, хотя продвижение на Запад стоило денег. Мы — я обратился к английскому партнеру — выбрали молодое, но уже хорошо раскрученное агентство. Через американских партнеров обратились в Голливуд. Э, да что я буду тебе рассказывать. Талант — это в большой мере вопрос денег и связей.
Когда на экраны вышел фильм, она радостно заявила, что скоро все закончится, потому что теперь ее муж придет за нею. Я только посмеялся.
Но уже спустя два месяца из Киева поступил запрос — пока неофициальный, но через канал, который игнорировать было нельзя… Я связался с киевским агентом и узнал, что его уже вызывали в полицию и допрашивали. Ему удалось доказать свою непричастность, но исполнителей арестовали. С этого дня я знал, что за мной идут. Но прошло еще довольно много времени, пока мне начали сообщать о действиях ее мужа. Он начал поиск и — что?
— Интересно, какой у нее муж…
— Скучный. Как все мужья.
Осуждающий взгляд Птички метнулся к лицу Новази. Тот рассмеялся:
— Верно, девочка, нельзя так говорить. Вот подожди, когда ты сама проживешь с мужем десять лет…
— Я не собираюсь обсуждать будущего мужа с кем бы то ни было! — Чопорно заявила она.
— И правильно. Не нужно.
Некоторое время оба просидели тихо. Возвращаться к бумагам после сказанного было невозможно, а натянутое молчание не позволяло вернуться к бывшей близости. Напряжение, кажется, трудно даже дышать.
— Простите меня, — наконец, сказала Птичка.
— За что? Ты права.
— Я не имела права повышать на вас голос.
— Ты не имеешь права обманывать меня, а говорить правду — не грубость.
— Вы расскажете мне дальше?
— Дальше осталось немного.
Я следил за его поисками. Откровенно говоря, прямых следов у него не было. Я не прятался, но проследить от разбитой машины до аэропорта было бы сложно. А уж потом и вообще невозможно.
Но он стал искать совсем в другом направлении. Он начал отслеживать издательство книги, его люди добрались даже до Голливуда. И хотя он всякий раз терял связь между одним звеном цепи и последующими, каким-то образом, он всегда приближался к нам еще на шаг.
Ты права, Птичка, хотя даже не понимаешь насколько.
Я пытался создать праздник. Фейерверк, сверкание, страсть. Все это может захватить и вскружить голову. Так я и старался сделать.
Но никакая страсть не может пересилить чувство, выросшее из ежедневных совместных ужинов, расставаний поутру и встреч вечером, сна в одной постели. Все то, что обыденно, скучно, уныло в ежедневной жизни, спаивает двух людей так прочно, как если бы у них было одно, общее тело и одно сердце. Но с Алией я этого не знал.
— То, что вы говорите, звучит грустно.
— Грустно?
— Да… вернее то, как вы говорите это.
— Мне грустно, Птичка. Я опоздал.
Я опоздал на целую жизнь. Я потратил ее в никуда.
— Вы еще не стары, господин.
— Мне пятьдесят.
— Это немного.
— Слишком поздно начинать что-то новое. А главное — я даже не знаю, что именно. Я потерялся, Птичка.
— Разве так бывает?
— Бывает.
Снова помолчали. Птичке нечего было сказать на это. Ее маленький жизненный опыт еще не припас ответов на вопросы о жизни и смерти и все, что она могла бы придумать, звучало бы сейчас пошло. Омар же был благодарен за тишину. Ни жалости, ни советов он бы не принял, хотя — разве не на это намекал их странный разговор?
С чего бы это ему, взрослому мужчине, изливаться перед неискушенной девочкой, рассказывая ей самое тайное, самое постыдное из своей жизни? Да и еще как будто бахвалясь. Пора заканчивать.
— Он пришел. — Сухо продолжил Омар.
— Кто?
— Муж.
Однажды вечером он позвонил в дверь. Он стоял там один. Ни властей, ни полиции, он не взял даже своего спутника — я знал о его приезде, следил и ожидал со дня на день. Но он пришел быстрее, чем я ждал. И один.
— И что же вы сделали? — почти шепотом спросила Птичка.
— Я дрался.
Омар рассмеялся.
— Если забираешь у мужчины его женщину, то драка — это меньшее, что ты обязан ему предоставить.
— Почему?
— Любой другой исход унизил бы нас обоих. И еще больше — ее.
— И кто же победил?
Омар прошелся по комнате, справился с желанием похвастаться и сказал:
— Он.
— Не может быть!
Сильная фигура господина Новази, выправка, мышцы, гордая осанка, привычка повелевать — все противоречило сказанному. Птичка никогда бы не поверила тому, кто осмелится утверждать, будто генерал мог бы проиграть в какой-либо схватке.
