Римское дело комиссара Сартори - Энна Франко (читать онлайн полную книгу .txt) 📗

Теперь Пирошка стала более разговорчивой и спокойной. Это чувство­валось по ее голосу.

— ...Я уже говорила, что вы мне очень симпатичны. Какая необходи­мость шантажировать меня? Кольца я могу дать вам в подарок. И деньги, если хотите. Только будьте немного поласковей со мной. Я очень оди­нока!

Инспектор, следуя внезапному женскому порыву, сделала вид, что колеблется, продолжать игру или нет.

— А как ваш муж?

— Ради бога, не говорите мне о нем!.. Наш брак был лишь для вида. Он сделал мне предложение, потому что я нужна ему как декорация; я приняла предложение, так как мне было выгодно.

— Однако это не помешало вам произвести на свет двух детей, — заметила инспектор.

— Женщине так легко забеременеть. Думаю, вам кое-что известно об этом. Но Томмазо никогда не вызывал у меня никаких чувств.

— Может быть, дело не в нем.

— Это правда. — Короткая пауза, потом голос Пирошки потеплел: — Но разве речь идет о недостатке. Скорее всего, это форма мятежа против порядка, заложенного матерью-природой. Почему мы должны быть рабами шайки животных, думающих лишь о том, чтобы раздеть тебя и уложить в постель? — Тоном, почти охваченным экстазом, она добавила: — Женщи­на, напротив, облагораживает каждое отношение, даже если с противопо­ложной стороны находится другая женщина. Как два цветка, их соединен­ный аромат не портит воздух. Как тебя зовут, дорогая?

— Луиза.

— Луиза!.. Какое милое, музыкальное имя!.. И как оно созвучно с име­нем Пирошка. Скажи мне, назови меня. Пирошка!

— Синьора, прошу вас!.. Не стройте иллюзий. Я.

— Успокойся!.. Не тревожься. Ты никогда не думала о подобной воз­можности?

— О какой возможности?

— Ты меня поняла. Что бы ты делала, если бы находилась на пустынном острове, где мужчины — просто-напросто бандиты. Мой отец был фанатиком-ханжой. Он считал, что женщина рождается для вечного проклятия мужчины. Чтобы вводить его в соблазн. Он растил меня в страхе к противоположному полу. Отец заставлял меня стыдиться своей красоты, своей женственности, своих стремлений к другому полу. Когда он догадался, что я уже женщина, начал бить меня кнутом два раза в неделю — в среду и субботу, по десять минут каждый раз. Так хотел выбить из моей крови соблазн. Потом отец отправил меня в колледж,где поручил монахиням. Ни одна женщина не могла бы рассказать тебе о сексе больше, чем монахиня, а ведь там, в этом колледже, были и моло­денькие, и хорошенькие.

— Бедная Пирошка!

— Дорогая, дорогая!.. Но не жалей меня, Луиза. Я так довольна. — «Мазерати» медленно двигался по автостраде Христофора Колумба, пере­секая квартал ЭУР. — Я была счастлива почти два года, особенно с Катей. Я жила только ей. Между нами родилась удивительная любовь, единствен­ная, которую никто не мог разрушить. Когда мы были вместе, то уходили от действительности, забывали человеческое убожество. Потом появился Паладини. Он сказал мне, что моя падчерица поручила ему разузнать о моей настоящей жизни. Она не была уверена, что Мэри Джойс — это я, и хотела неопровержимых доказательств, с именем моих подруг, с указанием сумм, которые я им давала, с датами наших встреч. Она хотела бросить их в лицо отцу и сказать: «Ты видишь, кого ты взял на место моей матери?» В определенном смысле Паладини спас меня, хотя сделал это с целью шан­тажа. Но он оказался еще презреннее, потому что, несмотря на мое наме­рение заплатить ему, решил войти в контакт с моим мужем. Так Томмазо узнал о Мэри Джойс.

— Я об этом не знала, — призналась инспектор.

— О, как можно быть таким подлым! — вскрикнула разгневанная Пирошка. — Он требовал деньги у Марины, у меня и у Томмазо. У меня не было суммы, которую он хотел за свое молчание — двадцать милли­онов, — и я решила продать Модильяни. В некотором смысле, я была довольна этим решением, так как Паладини гарантировал мне, что, полу­чив деньги, уедет в Венесуэлу. Но мой муж испортил все, вторгнувшись в мою квартиру в поисках картины. Я попросила Катю помочь мне, дала ей деньги.

— Подделав чек?

— Да. Я дала бы ей другой, настоящий. Но потом Катя испугалась, особенно когда Марина вынуждена была сделать аборт. Так она пришла к трагическому для себя выводу об окончании нашей любви. Грубо, неожи­данно.

В автомобиле Сартори зазвучал мужской голос: «Внимание, внима­ние!.. Говорит «сто седьмой». Мы видели, как вы проехали. Преследуем «Мазерати». Прием».

Длинный, хищный автомобиль выскочил на дорогу, вращая голубым светом сигнала и рыча сиреной.

— Нет, нет! — закричал Сартори. — Эти идиоты ничего не поняли!

«Ягуар-Воланте» прошел рядом с ними, как ракета. Очевидно, встре­воженный шумом, «Мазерати» резко рванул вперед так, что затрещал кор­пус. Голоса женщин потонули в вихре выхлопных газов.

— Доктор, нас «затирают»! — доложил Мариани, выжимая из автомо­биля максимальную скорость.

Сартори ругнулся.

Бесполезно было входить в контакт с патрульной машиной, которая глупо бросилась преследовать «Мазерати». Снова зажужжал радиотеле­фон. Это был Корона.

— Доктор, что делают эти дураки?

— Они сошли с ума, черт побери!.. Теперь ясно, я проиграл! Сейчас, вызываю «Центральную». Надеюсь, им удастся добраться до этих иди­отов.

Автомобиль скользил по мокрому асфальту. У развилки на Остию Мариани заколебался.

— Куда они поехали? К Остии или на Понтину?

Сартори обратился к двум регулировщикам, стоявшим на стоянке перед караульным помещением:

— Вы не видели, не проезжал ли серебристый «Мазерати»? Мы из полиции.

— Да, три минуты назад. Он шел не менее двухсот. Его преследовала одна из ваших машин.

— Куда они направились?

— В сторону Остии.

Когда вторая машина с рацией затормозила рядом с ними, они уже, рванув с места, набирали скорость. Короне ничего не оставалось, как последовать за комиссаром. Он так и не успел перекинуться словом с начальником.

Километров через пять полицейские заметили на дороге ослепитель­ную вспышку. По мере их приближения вспышка густела и принимала контур огромного пламени с дымом, который исходил из большого автомо­биля, замершего у ствола сосны на краю дороги. Вокруг суетились агенты автопатруля, тщетно пытаясь потушить пожар шинелями и пенными огне­тушителями.

Когда Сартори выскочил из автомобиля, у него еще было время заме­тить внутри «Мазерати», в пламени, очертания двух человек, борющихся со смертью.

Сартори перед дилеммой

В последующие дни только присутствие Харриет помогало ему пре­одолевать подавленное состояние, грозившее уничтожить его. В эти дни Рим трепетал, как бабочка в лучах теплого и ароматного солнца. «Плыву­щие» в мареве античные камни и сосны с их обширными кронами вызыва­ли воспоминания об отголоске вернувшейся весны.

— Давай сбежим от всех! — говорила она ему в любой час дня и ночи.

В автомобиле Харриет они ездили в Фреджене, в Сан-Феличе Чирчео, в Сабаудию — всюду, где голубой блеск моря мог утопить его воспоми­нания.

Они бегали по пляжу босиком, как маленькие дети, вырвавшиеся из города на природу; скрывались в закусочных на берегу моря, чтобы поесть рядом с рабочими и рыбаками; проводили ночи в молчаливых гостиницах, выжатых соснами и олеандрами на берег моря.

Однажды ночью, когда они только легли в постель в маленькой гости­нице у моря, неподалеку от Сабаудии, Сартори вдруг спросил, не отрывая взгляда от простора воды, освещенного луной:

— Ты спишь?

— Нет. — отозвалась Харриет. Она прижала голову к его плечу, обня­ла. — Ты тоже не спишь. Думаешь?

— Думаю.

Она принялась покрывать его шею маленькими, быстрыми поцелуями.

— Твоя малышка может знать, о чем ты думаешь?

— Я думал о моей службе. Я подам в отставку.

— Что означает «отставка»?

— Я уволюсь из полиции. Чувствую, что не смогу продолжать жизнь в постоянном контакте с человеческими убожествами. Не хочу больше видеть отчаяние, слезы и смерть. Не хочу общаться с ворами и убийцами. Я не миссионер.