Красный гаолян - Янь Мо (полная версия книги .TXT) 📗

Тётка Лю кинула серебряную монету с словами:

— Вот же упрямый старикан, сам катись давай, а то разозлишь хозяйку, тогда мало не покажется.

Прадедушка не унимался:

— Я её отец! Свёкра убила, теперь и отца решила со свету сжить?

Тётка Лю проворчала:

— Иди давай, а не то я на тебя собак натравлю!

Тётка Лю свистнула, и вся свора тут же примчалась. Зелёный пёс цапнул ослика за ногу. Ослик протяжно заревел, вырвал поводья и убежал, лягаясь. Прадедушка наклонился, чтобы подобрать серебряный юань, а потом побежал без оглядки за осликом. Собаки лаяли, наскакивали на него и гнали до самой околицы.

В третий раз прадедушка пришёл к бабушке, чтобы потребовать большого чёрного мула. Он заявил бабушке, что мула при жизни обещал свёкор, человек-то умер, а долг остался. Если она откажется выполнять обещание, то он пожалуется в уездную управу.

Бабушка сказала:

— Я тебя знать не знаю, а ты всё ходишь сюда и ходишь, нарушаешь наш покой. Да я сама на тебя пожалуюсь!

Дедушку потревожили вопли прадедушки. Он вышел из комнаты, не успев даже толком обуться и смяв задники матерчатых туфель, и несколькими ударами выгнал его взашей за ворота.

Прадедушка нашёл человека, который заполнил ему судебный бланк, на ослике поехал в уездный город к начальнику уезда Цао и пожаловался на бабушку.

В прошлый раз, когда начальник Цао приезжал в дунбэйский Гаоми, то после трёх пуль Пестрошея у него чуть душа не покинула тело. Он вернулся домой и серьёзно заболел. Поэтому, стоило Цао Мэнцзю увидеть, что жалоба снова связана с тем злополучным делом об убийстве, его невольно пробил пот.

Он спросил:

— Старик, ты жалуешься, что дочь сговорилась с разбойником, а какие есть доказательства?

Прадедушка ответил:

— Господин начальник уезда, тот разбойник спит на кане моей дочери. Тот самый Пестрошей, который пробил тремя выстрелами вашу шляпу.

— Старик, ты ж понимаешь, что если найдутся доказательства, то дочери твоей не сносить головы?

— Господин начальник уезда, я готов поступиться личными интересами ради справедливости… Вот только имущество моей дочери…

Цао Мэнцзю рассердился:

— Ах ты, жадный старый сукин сын! Из-за денег готов возвести поклёп на родную дочь! Неудивительно, что она тебя знать не хочет. Какой из тебя отец? Всыпать ему пятьдесят ударов подошвой и выгнать вон!

Подать жалобу у прадедушки не получилось, ещё и пятьдесят ударов подошвой получил, задница превратилась в клейкое месиво, он даже на ослика сесть не смог, пришлось вести его за поводья. Он тащился домой, прихрамывая, а в душе было так горько, что и словами не опишешь. Не успел он отойти далеко от уездного города, как услышал за спиной стук лошадиных копыт, обернулся и увидел какого-то человека, скакавшего верхом на вороной лошадке Цао Мэнцзю. Прадедушка решил, что ему пришёл конец. Ноги подогнулись, и он рухнул на колени посреди дороги.

Оказалось, что это правая рука начальника уезда Сяо Янь.

— Старик, — обратился к прадедушке Сяо Янь, — поднимайся. Начальник уезда сказал, что твоя дочь — его названая дочь, так что вы с ним дальние родственники, он тебя побил подошвой, чтобы научить тебя быть хорошим человеком. Это не то же самое, что бороться с торговлей опиумом. Он дарует тебе десять серебряных долларов, чтобы ты вернулся домой и занялся торговлей, а не пытался разбогатеть нечестными способами.

Прадедушка обеими руками [71] принял деньги, не вставая с колен, начал рассыпаться в благодарностях и поднялся только тогда, когда чёрная лошадка уже пересекла железнодорожные пути.

Начальник уезда Цао долго сидел в одиночестве в судебном зале и что-то обдумывал. Когда Сяо Янь отдал деньги и вернулся с докладом, Цао Мэнцзю затащил его в тайную комнату и сказал:

— Я не сомневаюсь, что у этой женщины, в девичестве Дай, спит на кане именно Пестрошей, главарь всех разбойников дунбэйского Гаоми. Если схватить Пестрошея, то приспешники разбегутся — как говорится, обезьяны бросаются врассыпную, когда дерево падает. Сегодня я побил этого старикана, чтобы ввести всех в заблуждение.

— Тонкий расчёт, господин начальник.

Цао Мэнцзю сказал:

— Эта Дай меня тогда обдурила.

— И у самого мудрого бывает промах.

— Сегодня ночью возьми с собой двадцать солдат, оседлайте быстрых коней, отправляйтесь в дунбэйский Гаоми и схватите этого бандита.

— И женщину вместе с ним?

— Нет, нет, нет, ни в коем случае. Если схватите заодно и ту женщину, я ведь потеряю лицо. Да и я в тот день намеренно ей помог. Подумал, это же настоящая трагедия, что такую красавицу выдали за прокажённого. Можно понять, почему она сговорилась с любовником. Схватим Пестрошея, а женщину оставим, пусть себе живёт в довольстве.

Сяо Янь сказал:

— Усадьба Шаней обнесена высокой стеной, двор там очень большой, хозяева держат злых собак. Этот Пестрошей очень бдительный, если кто посреди ночи постучит в ворота или перелезет через стену, то определённо напорется на пулю!

Начальник уезда Цао успокоил его:

— Не бери в голову, у меня давно уже появился хитрый план.

По замыслу начальника уезда, Сяо Янь с двадцатью солдатами посреди ночи покинул город и отправился в дунбэйский Гаоми. Дело было глубокой осенью, в десятый месяц по лунному календарю, гаолян уже подчистую убрали и сложили в огромные кучи, рассеянные по всему полю. Когда конный отряд достиг западного края нашей деревни, уже начало рассветать, пожухлую траву посеребрил иней, осенний ветер вонзался в кожу иголками. Солдаты спешились и ждали приказа Сяо Яня. Тот распорядился отвести лошадей за одну из гаоляновых скирд, связать их поводья вместе и оставить двух солдат охранять. Остальным надлежало переодеться и приготовиться.

Показался красный край солнца, чернозём был укутан белым инеем. Иней осел на бровях и ресницах людей и на длинной шерсти вокруг лошадиных губ. Лошади похрустывали гаоляновыми листьями.

Сяо Янь вытащил из-за пазухи карманные часы, взглянул на них и сказал:

— Выступаем!

Восемнадцать солдат, следуя за ним по пятам, тихо двинулись в сторону деревни. Они были вооружены пистолетами, которые заранее зарядили. На околице двое солдат остались в засаде. На входе в каждый проулок в засаде оставляли ещё двух солдат. В итоге к воротам нашего дома подошли только сам Сяо Янь и шесть солдат, одетых как крестьяне. Один рослый солдат тащил на коромысле пустой кувшин для вина.

Тётка Лю открыла ворота, Сяо Янь моргнул солдатам, и здоровяк с коромыслом тут же юркнул во двор. Тётка Лю рассвирепела:

— Вы что творите?

Солдат с коромыслом пробубнил:

— Мы к вашим хозяевам. Позавчера купили у вас два кувшина вина, вернулись, и у нас дома от этого вина померло десять человек. Что вы за яд туда положили?!

Сяо Янь и остальные солдаты тоже под шумок просочились во двор и тихонько встали у ворот. Свора собак окружила здоровяка с коромыслом и бешено залаяла.

Тут вышла заспанная бабушка, на ходу застёгивая пуговицы, и сердито сказала:

— Если есть вопросы, то обращайтесь в лавку!

Здоровяк опять пробубнил:

— В вашем вине отрава, у нас померло десять человек, тут нужно уже с хозяевами говорить!

Бабушка рассвирепела:

— Ты что несёшь? Наше вино продаётся по всей округе, никогда никто не травился, почему же померли ваши родственники?

Пользуясь тем, что здоровяк отвлёк бабушку и всех собак, Сяо Янь тихо подал сигнал и вместе с пятью солдатами ворвался в комнату. Здоровяк бросил коромысло с кувшинами, выхватил из-за пояса пистолет и наставил на бабушку.

Дедушка как раз одевался. Солдаты повалили его на кан, связали руки за спиной верёвкой и вывели во двор.

Собаки, увидев, что дедушку схватили, кинулись спасать его, люди Сяо Яня начали беспорядочно палить по ним, и по всему двору полетела собачья шерсть и брызги собачьей крови.

Тётка Лю повалилась на землю, словно её разбил паралич, и наделала в штаны.