Девять граммов пластита - Баконина Марианна Станиславовна (читать книги онлайн бесплатно регистрация txt) 📗
– Ты бы лучше текст написал! Чтобы было с чем идти.
– Ты иди минут через десять, а я напишу через двадцать минут. У меня все придумано. – Савва всегда писал быстро, если было о чем писать.
Лизавета еще десять минут пряталась от всевидящего начальственного ока. Заглянула к парикмахеру поправить прическу, поболтала с гримерами и лишь потом поднялась на третий этаж. Она решительно открыла дверь кабинета Борюсика и попросила у секретарши бланки с логотипом «Петербургских новостей».
– Потом, потом, вас Борис Александрович разыскивает! – замахала руками секретарша.
– Да что вы? – разыграла удивление Лизавета. – А зачем?
– Не знаю, но срочно!
Лизавета пожала плечами и перешагнула порог редакторского кабинета.
– Здравствуйте!
– Ты меня почему вчера не нашла?
– Я звонила, никто не ответил.
– Что с машиной?
– Оттащили в сервис. Но там говорят, тысячи две надо на ремонт. У меня столько нет. – Неужели весь переполох только из-за покалеченного «Фольксвагена»?
– Ты вот что… Сегодня вы начинаете с сюжета про убийство Айдарова. Хороший сюжет. А потом про вчерашний взрыв тоже дайте что-нибудь. И подборки о преступлениях против журналистов. За год или два.
– Это сегодня во всех газетах!
– Ничего, можно повторить! – Преступления против журналистов с некоторых пор стали пунктиком главного редактора «Новостей». С тех самых «некоторых пор», как его самого подкараулили возле дома и зверски избили парни в черных кожаных куртках.
Следствие тянулось по сей день. Борюсик утверждал, будто крайне заинтересован в том, чтобы преступников нашли и задержали. Но при этом уверял всех, и милицию в том числе, что он понятия не имеет, кому и зачем могло понадобиться такое откровенное нападение на главного редактора «Петербургских новостей». Ему не верили – ни следователи, ни все остальные. И Лизавета не верила.
Но после вчерашнего взрыва «Ленивой Герды» она уже не так однозначно относилась к его «ничего не знаю, ничего не понимаю».
Ведь и Лизавета не знала в точности, кто и зачем прикрепил пластит к днищу ее автомобиля, то есть у нее были предположения. О некоторых она рассказала. Но лишь о некоторых, а не обо всех. Лизавета никому и словечком не обмолвилась о странном исчезновении ее близкого друга Сергея Анатольевича Давыдова. А ведь пластит – это скорее из близкого ему репертуара. Из тех арий, где поют «узи» и падают на пол лондонского ресторана перерезанные автоматными очередями тела российских граждан. Так что нечего на главного пенять, коли сама Мария Магдалина, причем не раскаявшаяся. Может, у Борюсика тоже личные причины молчать.
– В общем, побольше внимания этим темам, а другое можно отложить, – продолжал главный редактор. – А то у вас верстка переполнена. Лекарства там всякие. Это вечная тема. Может и подождать.
Ну вот наконец-то подано основное блюдо.
– Про взрыв мы сюжет сделаем. Непременно. Только тут не все просто. Милиция разрабатывает несколько версий. Одна из них как раз лекарственная. Взрыв может иметь отношение к репортажу Савельева о лекарствах.
– А при чем тут Савельев? – громко задышал Борюсик. – Машина твоя.
– Мы вместе должны были ехать. И Баранович, как оператор. Кстати, у нас запланирован сюжет и о нем, из больницы.
– Это правильно. Хотя мне сказали, что с ним ничего серьезного! – Реплика Борюсика показалась бы циничной любому, кто не работал в «Новостях». Но Лизавета знала, что такое «Новости». Знала, что главный редактор, беспокоящийся о начале выпуска и восклицающий «Ну, слава Богу!», узнав, что есть убойный сюжет об эпидемии дифтерии, вовсе не циник, а замотанный работой человек, и радуется он не самому факту, а тому, что его можно пустить в дело и сделать выпуск динамичным.
Профессионалы знают, что норма – это не новость. Работающий завод, засеянные поля, стабильный рубль не имеют к новостям никакого отношения. Новость – это навязший на зубах у всех студентов журфака человек, укусивший собаку; это – землетрясение, авария, засуха или налет саранчи. Бывают и новости со знаком плюс: родившаяся тройня, удачный запуск космического корабля, окончательно побежденная оспа или клонированные поросята. Все это, в принципе, хорошие новости, хотя могут быть и иные точки зрения. И не вина журналистов, что хорошие новости попадаются им реже, чем плохие. По крайней мере, в России.
– В больнице снимает Катя Петрова. Убийством Айдарова занимается Маневич. А у Савельева репортаж о лекарствах.
– Да объясни ты мне, при чем тут лекарства! – раздраженно повторил Борюсик.
Лизавета посмотрела на часы: десять минут прошло. Савва вот-вот появится. Он не заставил себя ждать. Вошел и, не дожидаясь дополнительных вопросов, протянул боссу текст.
Борюсик читал медленно и внимательно. Потом поднял глаза:
– Насчет «жучка» – это серьезно?
– Еще как! Приобщен к делу.
– И эту версию действительно разрабатывает уголовный розыск?
– Позвоните Коровину, спросите! – ухмыльнулся Савва.
– Не знаю, не знаю… – Борюсик принялся читать текст заново, чего не делал никогда. Лизавета и Савва понимали, что сейчас в сердце босса развернулась война Алой и Белой Розы. С одной стороны, раскрутить дело о злоупотреблениях, которым уже занимаются соответствующие органы и из-за расследования которого пострадали подчиненные ему журналисты, и лестно, и выгодно. Это слава, это успех. В том числе и его успех: каких мастеров вырастил! С другой стороны, Борюсику, видимо, позвонил кто-то с самого верха и просил репортаж о злоупотреблениях в здравоохранении не давать. Но этот «кто-то» и словом не обмолвился об уже начавшемся следствии и о том, что Лизаветину машину могли взорвать, только чтобы не пустить в эфир опасный репортаж.
– Если газеты нас опередят, будет обидно, – сказал Савва, увидев, что Борюсик одолел текст во второй раз.
– Вы знаете, что в Смольном запретили всем участникам медицинского конфликта давать интервью и вообще общаться с прессой? – Главный редактор нахмурился, продолжая высчитывать потери и прибыли от выхода лекарственного сюжета.
– Ну и что? Интервью подлинные. Права общаться с прессой их никто не лишал, за язык никто не тянул. Выполнить или не выполнить губернаторскую просьбу – это по большому счету личное дело каждого. – Лизавета слегка отодвинула кресло от стола для совещаний и закинула ногу на ногу. Она была почти уверена, что этот раунд они выиграли. Борюсик заколебался.
– Да… Пожалуй, да…
– Значит, я пошел монтировать? – подскочил Савва.
– Только отмонтированный материал покажите.
– Один – ноль, – сказал Савва, как только они вышли из кабинета.
– До восьми еще два часа. Матч не окончен, – ответила более опытная Лизавета. Она знала, что выкинуть сюжет из выпуска можно даже во время эфира. Савва тоже об этом знал, но предпочитал верить в лучшее.
ЛЕНИНСКИЙ ЗАЧЕТ
«Учиться всегда интересно!» – любила повторять Серегина классная руководительница. Ученики относились к ней, как к полусумасшедшей старухе, хотя ей было сорок или максимум сорок пять. Начитанный Серега всегда считал учительницу литературы фантазеркой. Обыкновенной фантазеркой в самошитом джинсовом сарафане и с допотопным гребнем в гладко зачесанных волосах. Она до полуобморока любила Пушкина, звонко и задорно читала стихи Блока, придумывала нестандартные темы сочинений – «Три дуэли», «Онегин и Печорин – кто умнее?», «Раскольников и революция». Она хотела научить их думать, дружить и любить. Обитателям шахтерского городка, где не зазорно навесить жене или невесте фингал под глаз, где любовь – это темный сарай и прилипшая к потной спине паутина, она как-то сказала, что Морозко из Фадеевского «Разгрома» не умел любить свою жену. Ученики гоготали долго. Литераторша дождалась, пока они отсмеются, и холодно бросила: «То, о чем вы подумали, умеют даже лошади».
Она была не глупая, но уж очень страшная. Совсем не походила на героинь фильмов про школу, всяких «Розыгрышей» и «Ключей без права передачи». Будь она посимпатичнее, одевайся помоднее, может, и сумела бы зажечь ответную искру в ученических душах. А так – чему может научить незамужняя и малооплачиваемая страхолюдина? Над ней потешались, и только. Мелко потешались. Кто журнал украдет, кто, закатывая глаза, прочтет письмо Татьяны, кто на «голубом глазу» спросит, правда ли, что все поэты болели сифилисом. Серега, начитавшийся рыцарских романов, в общеклассных шутках не участвовал, просто неинтересно было.
