Кухтеринские бриллианты. Шаманова гарь - Черненок Михаил Яковлевич (книги без регистрации .TXT) 📗
— Придется тебе, Славочка, заниматься…
— Потому и примчался сюда, как только с твоим земляком разговор закончил, — быстро ответил Голубев.
— Что он еще наговорил?
— А-а-а… — Слава махнул рукой. — Рассказ про козла и капусту. После расскажу, — посмотрел в сторону трупа, спросил: — Документы есть?
Антон отрицательно покрутил головой:
— Ничего нет. Как говорится, личность без паспорта. Судя по одежде и коротко стриженным волосам, недавно из заключения освободился.
Голубев поцарапал затылок.
— Убийство?
— Очевидных признаков насильственной смерти на трупе нет.
— Значит, раскрывать преступление нам?
— Как всегда, — Бирюков сорвал с березки пожухлый листок, задумчиво пожевал его стебель. — Лицо погибшего настолько обгорело, что об идентификации не может быть и речи. Создается у меня впечатление, что умышленно это сделано, чтобы затянуть время с опознанием трупа.
Голубев промолчал.
Подошли остальные участники оперативной группы: следователь Петя Лимакин, врач Борис Медников и всегда мрачноватый эксперт-криминалист капитан милиции Семенов. Поздоровавшись с Голубевым, следователь достал пачку сигарет, молча стал закуривать. Медников «стрельнул» у него и тоже закурил. Капитан Семенов, бросив короткий взгляд на двух железнодорожников, привлеченных в качестве понятых и, видимо, не решившихся подойти к оперативникам, тихо проговорил:
— Надо поднимать труп. Всю рощу прочесали. Кроме следа телеги на опушке, ничего нет. Правая передняя нога лошади не подкована.
Бирюков тоже посмотрел на понятых. Они были в форменных фуражках и ярких оранжевых жилетах, какие обычно носят работающие на железнодорожных путях. Лицо одного из них — худощавого, чем-то похожего на подростка, показалось знакомым. Антон попытался вспомнить, где и когда видел это лицо, но опять заговоривший капитан Семенов отвлек его.
— На дороге есть несколько характерных отпечатков кирзовых сапог… — эксперт-криминалист помолчал. — На всякий случай сделаю с них слепки и поедем.
— Я заверну на полустанок, потолкую с народом, — сказал Слава Голубев.
— Там, кажется, продуктовый магазин есть. Поговори с продавцом, не наведывался ли в последнее время кто из чужих, — посоветовал Антон и повернулся к Медникову. — Судмедэксперт нас ничем на порадует?
— Могу порадовать… — Медников флегматично выпустил густое облако сигаретного дыма, — свежим анекдотом…
Антон невесело улыбнулся:
— Анекдоты, Боренька, после. Сейчас нас интересует причина смерти этого загадочного старика.
— Причину скажу после вскрытия трупа.
Голубев завел мотоцикл и, забрав с собою понятых, укатил на полустанок.
В райотдел Голубев вернулся только к концу рабочего дня. Войдя к Бирюкову в кабинет, он по привычке хотел было сесть на подоконник, но передумал. Придвинул к столу стул и устало откинулся на спинку.
— Впустую? — спросил Антон.
Слава вздохнул:
— Почти. Дело, оказывается, сложнее, чем я предполагал. На полустанке ежедневно останавливается около десяти пригородных поездов, и на посадочной платформе постоянно толчется народ. По выходным дням наваливается тьма отдыхающих из Новосибирска. Особенно сейчас, в грибной сезон.
— Надо было потолковать с жителями полустанка. Может, к кому гости приезжали.
— Толковал. За прошлую неделю лишь к путевому мастеру, который сегодня понятым у нас был, дядя из Березовки наведывался.
— Из Березовки?… Кто? — Антон удивленно уставился на Голубева и только теперь вспомнил, что, кажется, именно в Березовке встречал молоденького железнодорожника, лицо которого показалось таким знакомым.
— Глухов Иван Серапионович. Знаешь такого?
— Ну, как же! Лучший плотник колхоза был, сейчас на пенсию ушел. Значит, путевой мастер — племянник Глухова? Зачем Глухов к нему наведывался?
— Приезжал на лошади. Помог дров на зиму заготовить. Кстати, дрова заготовляли в той роще, где сегодня обнаружили труп, так что, вполне возможно, след телеги на опушке с той поры остался.
— С продавцом магазина беседовал?
— Как учили… Только там не магазин, а буфет от треста дорожных ресторанов. Буфетчицу перепугал. Ей запрещено спиртным торговать, а она иногда знакомых «выручает», — Голубев достал из кармана водочную этикетку и положил ее на стол перед Антоном. — Вот, полюбуйся… Официально на трестовской базе получает запрещенный продукт, со штампом «Дорбуфет».
— На той бутылке, что нашли возле трупа, тоже этот штампик имеется, — внимательно разглядывая этикетку, сказал Антон.
— Потому и прихватил картиночку в буфете. Надо будет передать эксперту, чтобы проверил идентичность.
— Буфетчица, конечно, не помнит, кому водку продавала…
— Говорит, из железнодорожников на прошлой неделе только путевой мастер две бутылки покупал. Наверное, дядю угощал.
— Дядя его кержак, не пьющий.
— Значит, для себя купил. Как мне удалось установить, рыбак он заядлый.
— Кто, кроме мастера, покупал?
— Говорит, какому-то инвалиду продавала. Будто бы путевой мастер попросил продать бутылку. Толковал с ним, с мастером. Заявляет, какой-то проезжий пристал, как банный лист. Чтобы отвязаться, сказал буфетчице: «Продай, а то умрет от жажды». — Слава вопросительно посмотрел на Антона. — Слушай, давай отложим передачу дел, а? Распутаем это дело коллективно, а после уедешь.
Бирюков долго молчал, разглядывая этикетку.
— Посмотрим, Слава. Если понадобится… — наконец ответил он, опять помолчал и повернулся к Голубеву. — Ты обещал рассказать, чем разговор с Торчковым закончился.
— Никаких денег, по-моему, у Торчкова не терялось. Понимаешь, ни на один вопрос прямо не ответил. Околесицу всякую нес. Ни с того ни с сего соседку свою, Гайдамакову, начал костерить на чем свет стоит. Они что, действительно рядом живут?
— Проулок их усадьбы разделяет.
— Так вот, козел этой преподобной бабки Гайдамачихи, как Торчков ее называл, повадился в торчковский огород капусту хрумкать. Торчков его как-то подкараулил и пырнул вилами, а Гайдамачиха в отместку торчковскому гусаку голову отрубила. И сейчас между ними война идет похлеще, чем у гоголевских Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Как она вообще-то, старуха?
— Гайдамачиха? Тише воды, ниже травы. Да в ее возрасте и трудно уже воевать. За семьдесят, наверное, перевалило.
— Правда, что она из помещиц?
— После смерти мужа, говорят старики, несколько лет трактир в Березовке и паром через Потеряево озеро содержала. Колчаковцы все это в распыл пустили и хозяйку чуть было к стенке не поставили.
— За что?
Бирюков пожал плечами.
— Толком никто не знает. А Торчков ничего об этом не говорил?
— Об этом нет, а вот что у старухи еще от «царского прижима» золото припрятано, с самым серьезным видом утверждал.
— Золото?… У Гайдамачихи?… — Антон засмеялся. — Вот дает Кумбрык! Да у старухи в избе — шаром покати. Все хозяйство — козел да полуслепой от старости пес по кличке Ходя.
— Еще Торчков заявил, что Гайдамакова колдовством занимается. Говорит, своими глазами видел, как совсем недавно она возле кладбища рано утром перекрестила его корову, а к вечеру в тот же день корова подохла…
— Словом, в огороде бузина, а в Киеве дядька, — перебил Голубева Антон.
— Похоже, так… — Голубев помолчал и продолжил: — Самое интересное, когда я предложил написать заявление о пропаже денег, чтобы дать делу официальный ход, Торчков, как говорится, замахал руками и ногами. Тут-то я и сообразил, что— земляка твоего бог фантазией не обидел.
— Это точно. Брехливей Кумбрыка в Березовке мужика не сыщешь. По-моему, он и о лотерейном билете ради собственной популярности загнул, чтобы хоть как-то оправдать посещение вытрезвителя. К слову пришлось, ты проверил, был ли Торчков действительно в вытрезвителе?
— Был. Забрали еле тепленького в «Сосновом бору». Пришел с каким-то одноруким пожилым мужчиной. Когда Торчков окончательно опьянел, этот однорукий исчез.
