Сто лет и чемодан денег в придачу - Чевкина Екатерина Максимовна (бесплатные книги полный формат .txt) 📗

Тип в кепке протянул руку, представился Юлиусом Юнсоном и помог пожилому гостю принять вертикальное положение. И сообщил, что поможет Аллану поднести чемодан, что на ужин предполагается лосиный стейк, если нет возражений, а выпивка к нему будет непременно, так что хватит поправить и коленки, и даже остальное туловище.

С громадным трудом Аллан вскарабкался на платформу. Судя по резкой боли в суставах, он по-прежнему был жив.

Юлиусу Юнсону несколько лет было не с кем поговорить, поэтому старик с чемоданом оказался долгожданным гостем. Стопочку за одно колено, потом за другое, потом еще парочка — за спину и за шею — плюс еще одна для аппетита в совокупности располагали к беседе. Аллан спросил, чем Юлиус живет, и услышал в ответ целую историю.

Юлиус родился на севере, в Стрёмбакке, недалеко от Худиксваля, и был единственным ребенком в семье фермеров Андерса и Эльвины Юнсон. Он батрачил на семейной ферме и ежедневно получал трепку от отца, державшегося мнения, что Юлиус ни на что не годен. Но в год, когда Юлиусу стукнуло двадцать пять, мать умерла от рака, о чем Юлиус очень горевал, а сразу после этого отец утонул в болоте, пытаясь вытащить оттуда телку. Юлиус и об этом тоже горевал, потому что к телочке уже успел привязаться.

У молодого Юлиуса талантов к сельскому хозяйству не обнаружилось (так что тут отец оказался прав), как и особого желания этим хозяйством заниматься. Так что он продал всю землю, кроме нескольких гектаров леса, которые могут пригодиться на старости лет.

Потом он отправился в Стокгольм и за два года профукал там все денежки. И тогда вернулся к себе в лес.

Не без азарта Юлиус принял участие в тендере на поставку пяти тысяч электрических столбов для Худиксвальской электрической компании. И поскольку особо не вдавался в такие детали, как страховые отчисления работодателя и налог с оборота, то тендер выиграл. С помощью десятка венгерских беженцев он даже ухитрился поставить эти столбы в срок и получил столько денег, сколько даже и представить себе не мог. Так что тут все получилось, вот только Юлиусу пришлось малость смухлевать, потому что стволы все-таки были не вполне кондиционные. Поэтому столбы вышли на метр короче, чем требовалось в заказе, и никто бы этого даже не заметил, не обзаведись чуть ни каждый фермер в округе зерноуборочным комбайном.

Худиксвальская электрическая компания вскоре понатыкала эти столбы через поля и луга по всей округе, но когда началась жатва, то провода оказались порваны в одно и то же утро в двадцати шести местах двадцатью двумя различными новенькими комбайнами. Весь этот кусок провинции Хельсингланд остался на недели без электричества, жатва остановилась, электродойки не работали. Прошло не так уж много времени, и гнев фермеров, поначалу направленный на Худиксвальскую электрическую компанию, перекинулся на молодого Юлиуса.

— Но выражение «веселый Худик» [2]появилось не тогда, это я тебе точно говорю. Мне пришлось семь месяцев отсиживаться в сундсвальской гостинице, пока опять все деньги не вышли. Ну что, еще по маленькой? — поинтересовался Юлиус.

Аллан решил, что, пожалуй, да. А поскольку лосиные стейки к тому же обильно запивались пилснером, то теперь Аллан чувствовал себя настолько хорошо, что чуть было не забоялся смерти.

А Юлиус продолжал рассказывать. После того как в один прекрасный день в центре Сундсваля его едва не переехал трактор (управляемый фермером с глазами убийцы), Юлиусу стало ясно, что тут, в округе, его маленькую промашку не забудут еще пару-тройку столетий. Тогда он решил сменить место жительства и перебрался в Мариефред, где понемножку подворовывал, пока, устав от городской суеты, не добрался до заброшенной платформы Бюринге благодаря сумме в двадцать пять тысяч крон, случайно найденной как-то ночью в сейфе грипсхольмской гостиницы. И тут, на платформе, он и живет, большей частью на муниципальное пособие, но также за счет браконьерской охоты в лесу у соседа и небольшого самогонного производства. Юлиус признался, что непопулярен у местных, и Аллан ответил, прожевав, что это можно, пожалуй, в какой-то степени понять.

Когда Юлиус выразил желание принять по последней «на десерт», то Аллан ответил, что всегда имел слабость к такого рода десертам, но что сейчас ему перво-наперво надо воспользоваться известными удобствами, ежели в доме такие имеются. Юлиус встал, зажег верхний свет, поскольку уже темнело, и, указав рукой, сообщил, что в передней справа от лестницы есть работающий ватерклозет, и заверил, что к возвращению Аллана опять разольет по рюмочке.

Аллан нашел туалет там, где Юлиус и сказал. Он пристроился пописать, и, как обычно, не все капли достигли цели. Некоторые вместо этого совершили мягкую посадку на расписные тапки.

Примерно посреди процесса Аллан услышал, что кто-то идет по лестнице. Первое, что он, честно говоря, подумал — что это Юлиус удирает с его, Аллана, свежеукраденным чемоданом. Но звук приближался. Кто-то поднимался снизу. Пожалуй, имелся немалый риск, что шаги, доносящиеся из-за двери, принадлежали долговязому малому с длинными светлыми сальными волосами, всклокоченной бородой и в джинсовой куртке с надписью «Never Again» на спине. В таком случае ничего хорошего от него ждать не приходилось.

Автобус из Стрэнгнэса прибыл к мальмчёпингскому транспортному бюро на три минуты раньше расписания: пассажиров не было, и водитель, миновав последнюю остановку, чуть прибавил газу, чтобы успеть перекурить перед тем, как ехать дальше во Флен.

Но не успел он раскурить сигарету, как рядом возник долговязый малый с длинными светлыми сальными волосами, всклокоченной бородой и в джинсовой куртке с надписью «Never Again» на спине. Точнее сказать, надписи на спине водителю в тот момент видно не было, однако она там тем не менее имелась.

— Вы едете во Флен? — спросил водитель несколько неуверенно, почувствовав, что с молодым человеком что-то не то.

— Ни в какой Флен я не еду. И ты тоже туда не поедешь, — отвечал малый.

Четыре часа ходить и ждать автобуса — за такое время у малого кончилось все его невеликое терпение. Кроме того, когда прошла половина этого времени, он сообразил, что если бы сразу реквизировал у кого-нибудь машину, то нагнал бы автобус еще до Стрэнгнэса.

В довершение всего по городишку что-то копы разъездились. Того и гляди ворвутся в транспортное бюро и начнут допрашивать маленького человечка в окошке администратора, с чего это вдруг у него такой вид заполошный и отчего это дверь в его помещение висит набекрень.

Малый, кстати, никак не мог взять в толк, что тут делает полиция. Его шеф в «Never Again» и выбрал-то Мальмчёпинг для проведения транзакции по трем причинам: во-первых, близость к Стокгольму, во-вторых, относительная транспортная доступность и, в-третьих — и главных: у закона руки коротки туда дотянуться. Иными словами, что в Мальмчёпинге полиции нет.

Вернее сказать, не должно было быть, но теперь они прямо наводнили городишко! Малый заметил целых две машины и общим счетом четырех пеших полицейских — прямо кишмя кишат!

Поначалу малый решил, что полиция приехала по его душу. Но это предполагало, что человечек успел туда настучать — предположение, которое малый со всей определенностью отметал. В ожидании автобуса малый за отсутствием другого занятия не сводил с маленького человечка глаз, разбил вдребезги его служебный телефон, а дверь кое-как повесил на место.

Когда автобус наконец пришел и малый понял, что пассажиров в нем нет, то немедленно решил похитить как водителя, так и сам автобус.

Хватило двадцати секунд, чтобы уговорить водителя развернуть автобус и снова направиться на север. Почти рекорд, подумал малый, плюхнувшись на то самое место, где еще не так давно сидел старик, которого теперь предстояло поймать.

Водителя всего трясло, но отгонять страх помогала успокоительная сигарета. Разумеется, курить в автобусе запрещено, но единственный закон, которому в настоящий момент повиновался водитель, сидел наискось от него — долговязый, с длинными светлыми сальными волосами, всклокоченной бородой и в джинсовой куртке с надписью «Never Again» на спине.