Арена мрака - Пьюзо Марио (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
Он замолчал, ожидая услышать возгласы одобрения, но вместо этого в толпе пронесся ропот недоумения и возмущения.
– А где ваше разрешение? У вас есть разрешение военной администрации? – подали голос несколько мужчин. Проповедник оторопело озирал слушателей.
Гелла и Моска уже стояли почти в середине толпы, потому что за их спинами народу все прибавлялось и прибавлялось. Слева от них стоял молодой парень в голубой застиранной рубашке и тяжелых рабочих штанах. На руках он держал симпатичную девочку лет шести-семи, которая с любопытством оглядывалась вокруг. Справа от них стоял старый рабочий, попыхивавший короткой трубкой. Молодой парень кричал вместе с остальными:
– Да, где твое разрешение? У тебя есть разрешение военной администрации?
Потом он повернулся и, обращаясь к Моске и старому рабочему, сказал:
– Из-за того, что мы проиграли войну, теперь нас любой может пинать ногами – даже эта свинья.
Моска, одетый в штатское, улыбнулся Гелле, довольный тем, что его приняли за немца.
Проповедник медленно простер руку к небу и торжественно провозгласил:
– У меня есть разрешение от нашего создателя!
Красное солнце, посылающее миру последние лучи, окрасило простертую к нему руку ало-розовым светом. Оно уже начало заваливаться за горизонт, и в мягких летних сумерках, точно в сказке, вдали вдруг проступили городские руины, ощетинившиеся на фоне неба, точно неровный строй копий.
Проповедник склонил голову в немой благодарности.
Потом он поднял лицо к небу и простер руки к толпе, символически принимая стоящих перед ним людей в свои объятия.
– Приидите к Иисусу Христу! – закричал он. – Вернитесь к Иисусу. Оставьте свои грехи. Бросьте пить. Перестаньте предаваться блуду. Перестаньте играть в азартные игры, гонясь за земным успехом. Поверьте в Иисуса и спасетесь. Вас наказали за грехи ваши. И наказание ваше пред вашим взором. Покайтесь, пока еще не поздно. Не грешите!
Оглушительный голос замолк, проповедник переводил дыхание. Толпа замерла и отхлынула чуть назад, отброшенная волной громового голоса, которым владел этот тщедушный человечек.
Он продолжал, громко крича:
– Каждый из вас пусть подумает о жизни, которой он жил до войны! Неужели вы не верите, что все страдания, все эти разрушения есть не что иное, как божье наказание за ваши грехи? А теперь юные девы блудят с вражескими солдатами, молодые отроки клянчат у них сигареты. Пуф-пуф! – Он изобразил губами затяжку, и его лицо исказила маниакальная ненависть. – По субботним дням люди отправляются в деревни красть или торговать. Храм господень стоит опустелый. Мы сами призываем на свои головы разрушение. Говорю вам: покайтесь! Покайтесь! Покайтесь! – он теперь истерически выплевывал слова нескончаемым потоком. – Уверуйте в господа нашего Иисуса Христа, уверуйте в бога единого, уверуйте в бога, уверуйте в господа нашего единого Иисуса Христа.
Он остановился и потом угрожающим тоном прокричал, бросая слушателям в лицо резкие обвинения:
– Все вы грешники, все вы прокляты и обречены на адовы муки вечные! Я вижу на лицах у вас улыбки. Вам себя жаль. Но почему господь заставил нас так страдать? Вы задавали себе этот вопрос?
Кто– то из толпы, передразнивая его, выкрикнул:
– Это не господь нас наказал, это америкашки своими бомбардировщиками.
В толпе засмеялись. Человек на скамейке подождал, пока стихнет смех, и, вглядываясь в сумерки, указал на женщину в черном и дико, мстительно закричал:
– Ты, женщина, ты смеешься в лицо господу?
Где твои дети? Где твой муж? – потом он указал пальцем на молодого парня рядом с Моской. – Посмотрите! – обратился он к толпе, и все повернули головы туда, куда указывал его палец. – Вот еще один зубоскал, еще один молодой человек, надежда Германии. Его дитя страдает за его грехи, а он смеется над божьим гневом. Погоди, зубоскал, в лице твоего дитяти я вижу твое наказание.
Подожди. Смотри на свое дитя и жди. – С негодованием и ненавистью он стал указывать на другие лица в толпе.
Молодой парень поставил девочку на землю и попросил Геллу присмотреть за ней. Потом, расталкивая людей, он стал пробираться к проповеднику и выскочил прямо перед ним. Одним молниеносным ударом он свалил маленького проповедника на землю, надавил ему коленом на грудь, схватил его за волосы и стал колотить его птичьей головой о цементное покрытие парковой дорожки. Потом он поднялся.
Толпа рассеялась. Молодой парень взял свою дочку и пошел по парку прочь. И словно по мановению волшебной палочки большинство людей куда-то исчезли. Проповедник лежал без движения на земле.
Кто– то помог ему подняться. С его густых курчавых волос капала кровь, ручейки крови, струившиеся по лбу, застыли на лице красной маской.
Гелла отвернулась, а Моска взял ее под руку и повел по улице. Он заметил, что она сильно побледнела – наверное, подумал он, от вида крови.
– Лучше тебе сегодня посидеть дома с фрау Заундерс, – решил он и добавил, словно оправдываясь за то, что не вмешался:
– Это не наше дело.
Моска, Лео и Эдди Кэссин сидели в гостиной у Миддлтонов. Кроме реквизированной мебели, которая оставалась в квартире, все остальное было уже упаковано в деревянные ящики, выстроившиеся вдоль стен.
– Итак, вы в самом деле собираетесь поехать на Нюрнбергский процесс? – спросил Гордон у Лео. – Когда вы отправляетесь?
– Сегодня вечером, – ответил Лео. – Я хочу провести ночь в дороге.
– Ну, так задайте перцу этим сволочам там! – сказала Энн Миддлтон. – И если вам понадобится солгать, чтобы доказать, что они заслуживают того, что их ожидает, солгите!
– Мне не надо лгать, – возразил Лео. – Я еще все очень хорошо помню.
– Я должен попросить у вас прощения, – сказал Гордон, – за свое поведение в тот день, когда вы у нас были. Наверное, я вел себя с вами очень грубо.
Лео махнул рукой:
– Да нет же, я все понимаю. Мой отец был политический заключенный, коммунист. А моя мать – еврейка, вот почему меня посадили. Хотя мой отец был политический. Разумеется, после пакта Сталина – Гитлера он потерял веру. Он понял, что они оба друг друга стоят.
Профессора, сидящего в углу перед шахматным столиком с вежливой улыбкой на лице, это бестактное замечание испугало. С паническим чувством он заметил, что в Гордоне Миддлтоне зреет гнев, и, не желая быть свидетелем словесного излияния этого гнева, он поспешил уйти. Ярость приводила его теперь в уныние.
– Мне пора, – сказал он. – У меня скоро урок. – Он попрощался с Гордоном и Энн. – Позвольте пожелать вам приятного путешествия в Америку и всего вам хорошего. Мне было очень приятно с вами общаться.
Гордон проводил его до двери и радушно сказал:
– Надеюсь, вы не забудете писать нам, профессор. Я буду ждать ваших сообщений о том, что происходит в Германии.
Профессор склонил голову:
– Конечно, конечно.
Он уже твердо решил не поддерживать никаких контактов с Гордоном Миддлтоном. Любая связь с коммунистом, даже таким безвредным, может в будущем принести ему немало непредсказуемых несчастий.
– Подождите, подождите! – Гордон вернулся с профессором обратно в комнату. – Лео, я только что вспомнил, что профессор в конце недели собирается в Нюрнберг. Вы можете его подвезти или это не разрешено вашей организацией?
– Нет-нет, не стоит! – воскликнул профессор в сильном волнении. – В этом нет никакой необходимости.
– Мне это нетрудно, – сказал Лео.
– Нет, – сказал профессор. Теперь он уже был на грани истерики. – У меня есть билет на поезд, все в порядке. Пожалуйста, я же знаю, что для вас это большое неудобство.
– Хорошо, профессор, – сказал Гордон примирительно и повел его к двери.
Когда Гордон вернулся, Моска спросил:
– Чего это он так раскудахтался?
Гордон взглянул на Лео.
– Он очень щепетильный человек. Его сын военный преступник и обвиняется за какие-то мелкие преступления. Я не знаю, в чем дело, но знаю, что судит его германский суд, а не оккупационный трибунал, так что дело, вероятно, не очень серьезное. Наверное, он побоялся, что Лео об этом узнает и решит, что его сын работал в концлагере, а это, разумеется, вовсе не так. Ты же не будешь возражать, Лео?
