Арена мрака - Пьюзо Марио (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
Моска наполнил стаканы виски и дал Лео очередную бутылку кока-колы.
– На твоем месте я бы убил всех этих сволочей.
Лео пожал плечами:
– Не знаю. У меня к ним только презрение, а ненависти уже нет. Сам не пойму почему. Мне хочется, чтобы все это поскорее закончилось. – И стал пить из горлышка.
– Нам будет тебя не хватать в общежитии, Уолтер, – сказал Эдди. – Ну и как думаешь, понравится тебе фрицевский образ жизни?
Моска покачал головой:
– Да какая разница? – Он подлил Эдди в стакан и добавил:
– Это последняя, Эдди. Не хочу, чтобы ты перепугал мою новую хозяйку. Больше ни капли.
– Я исправился, – сказал Эдди. – Из Англии приезжает моя жена с ребенком. – Он окинул всех лукаво-важным взглядом. – Ко мне спешит моя семья!
Моска покачал головой:
– Бедная леди! Я-то думал, она тебя бросила, пока ты был в армии. Что же будут без тебя делать все твои бабенки?
– Переживут! – ответил Эдди. – О них не беспокойся, они переживут! – Вдруг он разозлился без всякой видимой причины:
– Шли бы они куда подальше! – Взял пиджак и ушел.
Эдди Кэссин неторопливо шел по Курфюрстеналлее. Приятно было теплым весенним днем пройтись по этой извилистой, обсаженной с обеих сторон деревьями улице.
Он решил принять душ в общежитии и отправиться в «Ратскеллар». Прежде чем свернуть на Метцерштрассе, он в последний раз бросил взгляд на Курфюрстеналлее, и ему в глаза бросилось цветное пятно вдали. Он присмотрелся и понял, что это симпатичная девушка. Она стояла на противоположной стороне под широким развесистым деревом, а вокруг нее танцевали четверо ребятишек. Даже на значительном расстоянии он смог рассмотреть, какое у нее тонкое, светящееся чистотой юности лицо. Он смотрел, а она подняла голову к желтому пожару дневного солнца и, отвернувшись от детей, взглянула прямо на Эдди.
Ее лицо осветилось лучезарной улыбкой. Улыбкой невинности и инстинктивной уверенности в своей не пробудившейся еще сексуальности. Это была всегда возбуждавшая его улыбка юности, подумал Эдди, улыбка, которая всегда появляется на лицах молодых девушек, когда им льстишь, и вместе с тем это всегда невинная и чуть недоверчивая улыбка, когда они не могут понять, какой же такой внутренней силой они обладают, и оттого возбуждаются сами. Для Эдди Кэссина такая улыбка была признаком девственности, непорочности ума и тела, но прежде всего – непорочности мыслей, с которой ему уже не раз приходилось раньше сталкиваться и которую он сам же и осквернял, причем сам процесс ухаживания был для него куда приятнее, чем обладание.
И вот теперь, глядя на другую сторону улицы, он ощутил какую-то светлую печаль и удивление от того, что эта девушка в белой блузке смогла его так глубоко тронуть. Поколебавшись, он решил к ней подойти, но он был небрит, грязен и чувствовал сильный запах собственного пота. «Черт, да не могу же я их всех поиметь», – подумал он, зная, что издали, даже в ярких лучах солнца, она только и могла рассмотреть изящный овал его лица, а не тонкие морщинки, которые показались бы ей знаком старости, увядания.
Она снова повернулась к детям, и это легкое, воздушное движение головы и тела, и сама сценка, представшая его глазам, когда девушка и дети сели на зеленый ковер травы, буквально обожгла его сердце. Под темно-зеленой шапкой дерева молоденькая девушка в белой блузке, закатанные почти до локтя рукава, два холмика ее грудей, золотая россыпь волос – этого он не мог больше вынести и быстро зашагал по Метцерштрассе к общежитию.
Эдди принял душ, побрился и, хотя уже опаздывал, все равно не пожалел времени на то, чтобы обильно присыпать розовым тальком все тело, шею и лицо. Он тщательно причесался, в очередной раз посетовав про себя на седину в висках, и надел офицерский мундир защитного цвета с нашивками, указывающими на его гражданскую должность, – зная, что в таком виде он будет выглядеть значительно моложе, чем в обычном штатском костюме.
В дверь постучали, и вошла фрау Майер. В банном халате. Это был ее старый трюк. Когда она знала, что Эдди принимает душ или ванну, она тоже принимала душ и, источая сладчайший аромат, входила к нему. Обычно это оказывало свое воздействие.
– У тебя не найдется сигаретки, Эдди? – спросила она, села на кровать и скрестила ноги. Эдди, зашнуровывая ботинки, кивнул головой в сторону стола. Она взяла сигарету из пачки, закурила и снова села на кровать.
– Что это ты сегодня такой красивый? Встречаешься с кем-нибудь?
Эдди замер, бросил изучающий взгляд на ее почти совершенных форм тело и на добродушное, с выдающимися вперед заячьими зубами лицо.
Все ясно без слов. Он схватил ее в охапку, вынес из комнаты и поставил на пол в коридоре.
– Не сегодня, детка, – сказал он, сбежал вниз по лестнице и вышел из здания. Его охватило сильное возбуждение, сердце бешено колотилось в груди. Он рысцой побежал по Метцерштрассе.
Не доходя до угла, перешел на обычный шаг и свернул на Курфюрстеналлее.
Он бросил взгляд вдоль проспекта. Под деревьями никого не было видно – дети ушли. Полоска травы под деревьями простиралась далеко-далеко, но ничто не нарушало гармонического сочетания травы и листвы. Его взгляд упал на то место на другой стороне проспекта, где дети скакали вокруг той девушки, и ему почудилось, что он смотрит на знакомую картину на стене, с которой вдруг каким-то таинственным образом исчезли все человеческие фигуры. Эдди Кэссин постучал в дверь ближайшего дома и на своем ужасном немецком поинтересовался о девушке, которая присматривала тут за четырьмя детьми, но никто ее не знал – ни в этом доме, ни в соседнем. Последний дом был общежитием для американских гражданских служащих, и Эдди узнал в открывшем ему дверь человеке парня, которого часто видел в «Ратскелларе».
– Нет, – сказал американец. – Она здесь не живет. Ребята нашего квартала трахают всех здешних девчонок, так что я их всех знаю. Я, когда ее увидел, сам чуть было не подвалил к ней. Так что тебе не повезло, приятель. – И он сочувственно усмехнулся.
Эдди Кэссин стоял посреди Курфюрстеналлее, не зная, куда же ему теперь направиться.
Наступил весенний вечер, и свежий ветерок уносил прочь дневную жару. На другой стороне проспекта Эдди видел сады с распускающейся зеленью, аккуратные квадраты зеленых садов и огородов, коричневые домики, дощатые и фанерные, где садовники держали свои инструменты и где кое-кто из них даже жил. Он увидел, что на небольших огородах уже работают, и из-за холмов позади огородов доносился запах реки. Между развалин, среди куч мусора и диких кустарников виднелась пробивающаяся трава. Он понял, что никогда больше не увидит той девушки, а если даже и встретит где-нибудь, то не узнает, и внезапно его вновь охватило радостное и трепетное возбуждение, и он двинулся по Курфюрстеналлее, и дошел до самого конца, до городской окраины, и увидел начинающиеся за городом безбрежные зеленые поля и покатые мирные холмы, над которыми парила юная весенняя зелень, словно на холмы накинули легкий покров, и где мрачные уродливые руины не оскверняли красоты дня.
Вечером Гелла развесила по стенам гравюры-иллюстрации к детским сказкам. По ее словам, она купила их для будущего ребенка, но Моска чувствовал, что это своего рода суеверие, своеобразное магическое заклинание, чтобы все прошло хорошо. Закончив развешивать картинки, она сказала:
– Пожалуй, нам надо сходить к фрау Заундерс.
– Господи! – отозвался Моска. – Я чертовски устал. Сегодня такой сумасшедший день.
Гелла села на кровать, сложив руки на коленях, и стала осматривать квадратную комнату. Кремовая коляска стояла у занавешенного голубой занавеской окна – как на картинке. Небольшой круглый стол был покрыт голубой скатертью, на двух стульях были надеты серые чехлы. На полу лежал темно-бордовый ковер, уже старый и сильно потрепанный. Кровать и комод были из красного дерева, а на каждой стене висела картина – какой-то сельский пейзажик в зеленых, фиолетовых и голубых тонах с серебряными ленточками ручьев.
