Черный треугольник. Дилогия - Кларов Юрий Михайлович (прочитать книгу TXT) 📗
Предположения? Их слишком много. Зачем зря отнимать драгоценное время у таких занятых людей, как Штерн, Отец, Ритус? Нет, мы не чувствуем себя вправе делать это. Да и зачем товарищу Семену наши предположения? Они будут только сбивать его с толку. Допросы? Формальность, ничего существенного, возле да около.
От таких ответов Роза Штерн накалялась, а голос «динамитного старичка» становился все более и более ласковым, как всегда, когда его гладили против шерстки или, по выражению Рычалова, против щетинки… Почему-то Отцу очень хотелось, чтобы мы выложили на стол все наши карты, все до единой. Он апеллировал к нашим революционным эмоциям – не действовало. К логике – напрасно. К целесообразности – бесполезно. Убедившись наконец в тщетности своих усилий, он уже совсем паточным голосом сказал:
– Плохо работаете, товарищ Косачевский, ай как плохо!
– Куда хуже, – с готовностью согласился я.
– Ризницу-то дней десять как экспроприировали, верно?
– Что-то в этом роде.
– А у вас до сих пор никакой ясности, – добавил он в свой голос еще ложку патоки.
– Увы?
– Выходит, нам на пустом месте придется работать? – спросила Роза.
– Выходит, так. Но если федерацию не смущают стотысячные полчища немцев, – сказал я, – то неужто, используя свои богатейшие и многосторонние связи в уголовном мире, – старичок доброжелательно улыбнулся, – она не справится с несколькими бандитами?
Роза пилюлю проглотила молча, только слегка поморщилась, а старичок, продолжая доброжелательно улыбаться мне, сказал:
– Боюсь все-таки, что трудно будет в таких условиях товарищу Семену.
Последняя фраза у него получилась до того приторной, что меня стало слегка подташнивать.
– Трудно-то трудно, – согласился я, – но разве трудности должны нас смущать? Ведь нам тоже было трудно рассеять тень подозрений, которая легла на идейного анархиста товарища Грызлова в связи с делом о похищении Бари. Однако мы почти ее рассеяли…
– Почти? – спросил Ритус.
– Почти, – подтвердил я. – Окончательно мы эту тень рассеем, когда будут найдены драгоценности ризницы и грабители, их похитившие.
Ритус хохотнул, а Отец упрямо сказал:
– Мы, конечно, приложим все усилия, но товарищу Семену будет трудно в таких условиях оказать вам реальную помощь.
Во время всего этого разговора мохнатый и толстогубый товарищ Семен молчал и лузгал семечки, аккуратно сплевывая шелуху в кулак. Со стороны могло показаться, что все происходящее не имеет к нему абсолютно никакого отношения.
– Чего молчишь? – спросил у председателя «Союза анархистской молодежи» Сухов.
Товарищ Семен облизнул языком губы и растянул их в улыбке. Улыбка у этого парня была одновременно и добродушной и хитрой.
– Когда все пусторюмят, то одному не грех и помолчать…
– И долго еще отмалчиваться собираешься?
– Нет, не долго.
– Так что скажешь?
– Ежели требуется, то, как полагаю, отыщем тех деловых, что в церковных закромах шуровали.
– И без протоколов допросов? – усмехнулся Сухов.
Товарищ Семен постучал себя пальцем в лоб:
– Тут у меня протоколы почище ваших. Все тут. Напрямки говорю: ежели требуется, отыщем и возвернем. У нас подноготников хватает.
– А как искать собираешься?
– Это уж моя забота. Это дело мы у себя в союзе обкашляем.
Кажется, планами Отца подобное заявление председателя «Союза анархистской молодежи» не предусматривалось: он перестал улыбаться, и физиономия его поскучнела. Роза недоуменно пожала плечами: стоило столько времени молчать, чтобы в конце концов высказаться подобным образом. Старались упростить ему задачу, а он так ничего и не понял…
Зато Дима Ритус, обладавший завидной способностью всегда и всему радоваться, ликующе сказал:
– Каких орлят федерация вырастила, а?
– Итак, будем считать, что совещание окончено, – сказал я. – Будем надеяться, что товарищ Семен слов на ветер не бросает…
Товарищу председателя Московского совета
Милиции господину Косачевскомув собственные руки.
Москва. Сыскная милиция
Милостивый государь!
Выполняя настоятельную просьбу его высокопреподобия архимандрита Димитрия, обращаюсь к Вам с настоящим письмом. Льщу себя надеждой, что его высокопреподобие, полагающийся на Вашу порядочность, не ошибается и Вы действительно пытаетесь добросовестно разобраться в обстоятельствах происшедшего и возвратить России ее исторические ценности. Ежели это так, то прошу принять и мою посильную лепту.
В середине прошлого года, когда я исполнял должность заместителя начальника Царскосельского гарнизона, некоторые мои друзья, опасаясь столь распространившихся в несчастной России грабежей, разбоев и обысков, попросили меня взять на сохранение их драгоценности. В связи с этим была составлена надлежащая опись, копии которой Вы обнаружили у моего отца, барона Григория Петровича и ювелира патриаршей ризницы господина Кербеля.
Тогда моими услугами, в частности, пожелали воспользоваться ныне пребывающие за границей граф Басковский, владелец бесценного «Батуринского грааля», мой старый фронтовой товарищ ротмистр Грибов, которому принадлежало выдающееся произведение русского ювелирного искусства «Золотой Марк», баронесса Граббе и некоторые другие, чьи имена я не считаю себя вправе назвать, поскольку они в настоящее время находятся в пределах России и моя нескромность может им повредить.
После отчисления от должности заместителя начальника Царскосельского гарнизона я оказался в затруднительном положении, выход из которого нашел мой брат Олег Григорьевич (в иночестве Афанасий). По его просьбе настоятель Валаамского монастыря его высокопреподобие архимандрит Феофил любезно согласился поместить ценности в ризнице монастыря. Там они находились до декабря 1917 года, пока не возникла опасность их утери. Каким-то образом среди монастырской братии распространился слух об этих ценностях, и брат опасался, как бы он не дошел до Сердобольского уездного Совета, который как раз пытался отобрать у монастыря часть его имущества. В том же письме брат предлагал испросить согласия у его высокопреподобия архимандрита Димитрия, который прежде был настоятелем Валаамского монастыря, на помещение этих ценностей в хранилище Московской патриаршей ризницы. Когда в том же месяце я вместе с кузиной навестил брата, он мне показал ответ Димитрия. Тот писал, что весьма сожалеет, но вынужден отказать, ибо назначение патриаршей ризницы общеизвестно, и он не считает себя вправе расширительно толковать его. Поэтому я был весьма благодарен старому другу нашей семьи почетному потомственному гражданину Петру Васильевичу Арставину, который, приехав по делам из Финляндии в Петроград, навестил меня и обещал оказать посильное содействие, используя свои старые связи в хозяйственном управлении Синода и Московской духовной консистории. Арставин сдержал слово: московский митрополит дал свое согласие, и во время очередной визитации в Москву я привез с собой ценности, кои были помещены в патриаршей ризнице.
Я считал, что доверенные мне ювелирные изделия находятся в надежном месте, но, учитывая неодобрительное отношение его высокопреподобия архимандрита Димитрия, к которому я всегда испытывал глубокое уважение, я пытался найти другое место для их хранения. К несчастью, мне это не удалось.
О дальнейшем вы знаете не хуже меня. Прочитав сообщение об ограблении патриаршей ризницы, я немедленно выехал в Москву. В телеграмме господину Кербелю я просил последнего встретить меня на вокзале. Когда ювелира там не оказалось (он должен был ждать меня в буфете первого класса), я поехал к нему на квартиру. Кербеля я не застал, но госпожа Кербель подтвердила мои самые страшные опасения. Она сказала, что ее брат потрясен случившимся и, чувствуя передо мною вину, хотя винить его в чем-либо было бы, конечно, несправедливо, специально уклонился от встречи со мной.
В заключение, господин Косачевский, хочу сообщить Вам об обстоятельствах, которые, возможно, представят для сыска некоторый интерес. Когда мы привезли ценности в Москву (в целях безопасности меня сопровождал мой товарищ), мне показалось, что за нами следят. Во всяком случае, мне дважды попадался на глаза некий сухощавый господин среднего роста в черной широкополой шляпе, который пытался со мной заговорить. Кроме того, на третий день нашего пребывания в Москве, когда ценности уже находились в патриаршей ризнице, на моего товарища вечером было совершено вооруженное нападение. Грабители отобрали баул, в котором мы везли из Петрограда ценности, и оружие. Товарищ мне говорил, что среди нападавших был, кажется, и господин, о котором я упомянул. Впрочем, он в этом до конца не был уверен, так как напали на него вечером и рассмотреть лица грабителей было трудно.
