Римское дело комиссара Сартори - Энна Франко (читать онлайн полную книгу .txt) 📗

Комиссар повернулся к Радико.

— Это тот самый Ремиджи, от которого забеременела синьорина Соларис?

— Да. Они хотели по-хорошему. О, конечно, этот парень хотел только хорошего моей хозяйке! Я знаю, что он музыкант. Пишет музыку и поет в оркестре.

— Радико, вы ведь знали, где находится убежище Марины Соларис, правда?

— Нет, синьор комиссар.

— Но вы знаете настоящее имя Мэри Джойс! Разве не так?

Глаза Радико стали холодными и мутными.

— Мне нечего больше добавить, синьор комиссар.

Сартори наклонился над столом.

— Мы не обнаружили у Паладини отчета о расследовании. Или он не взял его с собой, или. Скажите, вы не брали этот отчет?

— Мне нечего добавить, синьор комиссар.

Сартори откинулся на спинку стула.

— Как хотите, — тихо сказал он без злобы. — Через несколько часов я узнаю, кто прячется под этим именем. Фельдфебель, отпечатайте про­токол, пожалуйста, и пусть синьор Радико подпишет его до того, как его запрут в камере. Я ухожу. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, доктор, — ответили ему в унисон оба подчи­ненных.

— Целую руки, комиссар.

Комиссар закрыл за собой дверь. Он был зол на самого себя за то, что не смог сдержать чувства уважения к Марко Радико.

Решение витает в воздухе

В одиннадцать утра, вернувшись в комиссариат, Сартори узнал, что Фиорелло Ремиджи, опрошенный сразу после выхода из «скорой помощи», подтвердил показания Радико.

Командор Соларис, получив печальное известие от фельдфебеля Фантина, сразу же отправился в морг, где к нему присоединился его брат-свя­щенник. Вид трупа дочери нанес сильный удар этому несчастному родите­лю, пожинавшему плоды того, что сам бессознательно посеял.

Фельдфебель Фантин, как всегда безукоризненный и тщательно выбри­тый — хотя спал он в эту ночь меньше всех, — доложил комиссару о тща­тельном, но безрезультатном обыске в квартире Фиорелло Ремиджи. По всей видимости, Паладини не взял с собой отчет, а отправился на улицу Пришано с целью устрашить Марину Соларис, которая была для него опасным свидетелем.

Сартори перечитал протокол допроса, подписанный Марко Радико, затем распорядился об обыске кабинета и места проживания Арнольдо Паладини.

При обыске убогой квартирки подозрительного детектива отличил­ся бригадир Корона. Под кафелем на кухне он обнаружил сверточек с изумительным изумрудным ожерельем, завернутым в половинку журнала «Обсервер» двухдневной давности.

— Вот чем Мэри Джойс заплатила сыщику за информацию, — про­комментировал находку комиссар.

— Вы думаете, доктор.

— Нет сомнений, друг мой. Паладини скрывался от полиции, боясь неосторожным словом раскрыть личность Мэри Джойс и в то же время не желая оставлять в покое эту женщину. От нее он ждал сумму, которую затребовал в обмен на информацию. А Джойс не могла оплатить, потому что ей не удалось продать Модильяни. В один прекрасный день Паладини продал бы ожерелье и улетучился.

— Почему он не выехал за границу сразу же, как стал обладателем ожерелья? Мог продать его там. — заметил Корона.

— Иностранцу не так легко продать такое ожерелье. Неизвестны ни скупщики краденого, ни ювелиры, ни цены. В Риме же Паладини мог свободно передвигаться и имел возможность реализовать крупную сумму. Хотя должен был оставаться осторожным, так как знал, что его разыски­вает полиция. Возьмите ожерелье и передайте экспертам для оценки. Услышите, какая цифра!

Ближе к вечеру фельдфебель Фантин объявил комиссару о визите японца. Это был слуга дома Соларисов, который принес корзинку со съест­ным для Марко Радико.

Была записка и для Сартори.

«Многоуважаемый доктор Сартори, я думаю, вы не нарушите инструк­ций, если не отвергнете мою просьбу: передайте моему дорогому слуге и другу Радико содержимое этой корзинки. Это всего лишь попытка облег­чить тяготы тюрьмы. Спасибо. Примите мою самую искреннюю призна­тельность.

Пирошка Соларис».

Комиссар поднял взгляд на вежливого японца, стоявшего перед ним.

— Как чувствует себя командор?

— Плохо, синьор, — проговорил слуга твердым голосом на чистом итальянском. — Я оставил его в постели. Боюсь, несчастье уложит его в гроб.

— Скажите синьоре, я сделаю все, чтобы синьор Радико получил пода­рок. И передайте ей мой привет.

— Большое спасибо, синьор. До свидания.

Японец вышел, оставив корзинку на стуле.

— Радико еще в комиссариате? — осведомился Сартори у фельд­фебеля.

— Да. Мы переведем его в Реджина Коэли вечером.

— Тогда сделайте так, чтобы он получил эту корзинку. Но сначала тща­тельно проверьте содержимое.

Фантин вышел из комнаты.

Сартори еще раз взглянул на белую корзинку.

Едва заметная улыбка тронула его губы.

Напрямую к цели

Один из лучших ювелиров Рима оценил ожерелье в десять миллионов, не зная, что человек, давший это ожерелье на экспертизу, был унтер-офицер полиции. Когда дело дошло до того, чтобы изложить сказанное на бумаге с подписью, эта оценка подскочила до цифры восемнадцать миллионов.

— Люди обращаются с миллионами, как с карамелями, — возмущался Корона, кладя на стол комиссару ожерелье и протокол экспертизы.

— Нам не в полиции работать, а бизнесом заниматься, — пошутил Сартори. — Хорошо. Это ожерелье будет нам полезно.

И он спрятал его в карман, не заворачивая в бумагу.

Солнце скользило от карниза здания комиссариата, играло на посере­бренной раме, в которую была заключена фотография Президента Респу­блики.

— Надо бы еще раз допросить акушерку, — сказал вдруг комиссар, — но не хочется идти в Реджина Коэли. Нет, отложим. Есть более срочное дело. Бригадир, посмотрите адрес фотографа, который делал фотографии Кати. Те, из альбома.

Порывшись в объемистой папке дела Машинелли, Корона сообщил:

— Студия Рамелли, улица Бабуино, 9.

Сартори отложил в сторону кипу газет с отчетами о недавней трагедии на улице Пришано и встал.

— Идемте, посмотрим на этого фотографа.

— Какую машину приготовить?

— Неважно.

Корона выбрал автомобиль без опознавательных знаков и спустя несколько минут уже вел его сквозь хаотичное уличное движение в южном направлении. Было тепло, но держать стекла опущенными означало запол­нить автомобиль выхлопными газами других автомашин.

— Какие у вас планы насчет Рождества? — поинтересовался Коро­на. — Не думаете съездить домой?

Если бы он знал, какую рану вскрыл этим вопросом, то, конечно же, воздержался спрашивать.

— Посмотрим, — резко ответил Сартори. — Я еще не решил.

— Моя жена хочет поехать в деревню на праздники.

Впервые в жизни Сартори почувствовал ненависть к Рождеству, Ново­му году и тому лицемерию, которое окутывало праздники.

— Подайте рапорт, — посоветовал он, прикуривая сигарету. — Я буду ходатайствовать.

— Спасибо.

Остаток дороги прошел в молчании. Добравшись до улицы Бабуино, полицейские оставили автомобиль на первой свободной стоянке и дальше пошли пешком. Рядом с фотостудией находился бар, куда они зашли для начала выпить «Чинзано». Потом Сартори и Корона прошли к дому номер девять, где познакомились с Эудженио Рамелли, длинноволосым молодым человеком привлекательной наружности, со всеми признаками тщеславия, выставившим напоказ огромный галстук ярких цветов. Фотограф слушал джаз по транзистору и перелистывал «Плейбой». Обстановка вызывала у комиссара ассоциации, связанные с фигурой Сальваторе Дамма, несчаст­ного любовника Кати. В этом деле было больше любовных разочарований, чем преступлений.

Бригадир Корона представил комиссара сонному фотографу, и тот поспешил отложить в сторону журнал со всеми его голыми красотками.

— Чем могу быть полезен?

— Я знаю, что мои агенты уже были здесь, — начал Сартори. — Согласно вашему заявлению, вам неизвестна английская девушка по имени Мэри Джойс.