Объяснение в ненависти - Владимирский Петр (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Все эти новости Кристина обрушила на Артема с милым воркованием, гордость переполняла ее. Ошарашенный Артем не знал, что ему и думать о таких перестановках в отделе. Вначале стало обидно: если уж Бойко убрали, могли бы его, Сирика, назначить временно исполняющим обязанности. Как-никак десять лет отпахал на фирму. Но потом он вспомнил о письме Карапетяна и решил: значит, так судьба распорядилась.
А сотруднички-то поутихли, примолкли, когда вошла Кристина Голосуй! Изменились прямо на глазах. В их движениях и позах, в том, как они перекладывали бумаги или озабоченно говорили по телефону, Артем увидел вдруг молчаливое сопротивление новому руководству. Что-то здесь изменится, думал парень, мысленно уже прощаясь с коллективом, сочувствуя Кристине. Движимый этим сочувствием, он поделился с ней новостями о наследстве. Теперь он будет управлять сетью ресторанов Карапетяна. Слушая рассказ Артема, Кристина широко распахнула свои чудесные небесно-голубые глаза и приоткрыла рот, выражая изумление.
Ровно через десять минут о свалившемся на Артема богатстве знали все. Когда новоявленный наследник ресторанного бизнеса заглянул в кухню выпить чайку, офисный водитель Степаныч солидно пробасил:
— Тема! С тебя причитается. — И сощурил глаза за морщинками наползающих век.
— Да-да-да, родной. Не вздумай увиливать, — поддержал тему Хрущинский.
Вошла Майя Щербакова. Она вспрыгнула на Артема, как обезьянка на пальму, обхватив его ногами и обвив тонкими ручонками.
— Темочка! Ты ведь нас не забудешь? Особенно меня!
— Слезь с Артема! — ревниво бросила Кристина, заглядывая в кухню.
— Правильно, Майка! Слазь! Кристинка первая должна получить доступ к телу наследника. Мы все и всегда его беззаветно обожали, а ты только сейчас на него кидаешься, когда он стал богатеньким, — поддел «обезьянку» Степаныч.
— Тьфу на тебя! Если в ближайшее время на меня тоже не свалится какое-нибудь наследство, я отращу себе крылья и улечу нафиг в Эквадор. Будете все по мне скучать! — заявила Щербакова, смутить которую было невозможно. Но все же слезла, поскольку Артем разомкнул настойчивые объятия и поставил ее на пол.
— Когда ты намыливаешься уходить от нас, Тема? — поинтересовалась Надежда Максимец, ради такого дела оторвавшаяся от компьютера и примчавшаяся послушать последние новости. В кухне собрался уже весь отдел. — Кстати, очень срочный просьб у меня к тебе.
— Валяй! Я сегодня ужасно добер, — улыбнулся Артем.
— Дай мне свою мышку, она ж у тебя со скроллингом, а то у завхоза не допросишься. А мне облом клянчить.
— Ладно, Надюхин. Бери, — Артем великодушно повел ладонью.
— Пасипки, — поблагодарила Надя. — Артюша! Значит, это правда, что тебе покойный Гурген свой бизнес в наследство передал?
— Ну, не так уж мне одному… Там куча родственников.
Я просто помогать буду…
Тут внезапно заговорил молчавший до сих пор Володя Головач.
— Вот и будешь ты у нас теперь армянин из клана. — Тон его любезным назвать было нельзя. Все увидели, что Головач покраснел. — И за своих родственников будешь стоять, как пуговицы — насмерть! Как сицилийская мафия.
— А почему это пуговицы стоят насмерть? — удивленно захлопала склеенными тушью ресницами Майя, но на нее никто не обратил внимания.
— Ты что, Володя? — негромко спросил Артем.
— Ничего, — зло бросил загипсованный. — Просто мы с тобой в одном дворе выросли. У обоих отцы алкаши и матери… Сам знаешь. Вместе сюда пришли. Все делали вместе. А теперь ты будешь богатенький Буратино. Почему? А я?! Получаю три копейки, никого не подсиживаю, на всех вас горбачу… — Он повернулся и вышел, прихрамывая.
Майя Щербакова снова нарушила неловкую тишину:
— И я получаю три копейки.
— Уберите ее отсюда! — застонал Хрущинский. — Иначе сейчас произойдет убийство!
— Меня убивать? За что? — пожала она плечами. — Если кого убивать, то Тему.
— Тему-то за что? Идиотище! — не выдержала Вика Зозуля. — Знаешь, Майка! Твоя простота иногда хуже воровства.
— Но лучше коварства! — гордо объявила Щербакова. — Он теперь богаче нас всех, и мы все завидуем ему черной завистью. Вот я из зависти прыгну под товарняк с пивом. И будет окрестным деревням счастье!
— Майка, не надо под поезд: он сломается и погибнет много человеков. Среди которых, возможно, будет ехать кто-то из нас. Так что лучше просто ограничься шлемом и татуировкой, — посоветовала Максимец.
— А зачем шлем? — не поняла Майя.
— Чтобы голову поберечь, она у тебя самое слабое место! — под общий смех заявила Кристина.
За тонкой перегородкой стоял Прудников. Он слышал все, видел выходящего Головача. «Любопытно, — подумал капитан. — Может, рано выпустили пацана?.. Наследство — серьезный мотив. А этот хромой тоже достоин внимательной разработки. Но каков поворот событий! Незаметный, жалкий сын алкоголика Сирик — получает выигрышный лотерейный билет. И теперь клан Карапетянов сделает его богатым, сильным и независимым. Везет же людям! А за что, спрашивается?»
Если бы Валентин мог читать мысли, он очень удивился бы: кое-кто из участников кухонного разговора думал совершенно так же, как и он. За исключением крохотного дополнения: этот человек еще подумал, что Сирика следует наказать. Дабы другие видели — нет баловней судьбы. А есть слепой рок, случай. И никакое богатство, никакой клан не спасет.
7. СКЕЛЕТЫ В ШКАФУ
Андрей возвращался домой после ночных вызовов. Было шесть утра, совсем светло. С правой стороны улицы белели, как скелеты, остовы недостроенных, безнадежно унылых производственных помещений с огромными проемами окон. Бесстыдно торчала обнаженная чугунная арматура, криво висела одинокая решетка. Ветер гулял по развороченному тротуару и заметал пылью кости вымерших индустриальных динозавров. С левой стороны между островками земли с маленькими кривыми соснами возвышались бледные шестнадцатиэтажки.
Дежурство ничем не отличалось от других таких же. Вечером был у симпатичной супружеской пары — у них спаниель поранил лапу. Лапа никак не заживала, такая вот досадная ранка. Пришлось обезболить, промыть, наложить мазь — терпи, рыжий брат мой, скоро заживет! А на прогулки в носочке будешь ходить. Потом было посложнее: кот свалился с балкона. Отправился к соседской кошке на любовное свидание. Отвез в клинику, пришлось попотеть вдвоем с Зоей, даже вспоминать не хочется. Но жить сексуальный маньяк будет…
В лечении братьев наших меньших упрямство помогало Двинятину. Пока оставалась хоть малейшая надежда спасти больное животное, он боролся за его жизнь. Вот и в отношениях с Верой: другой бы уже давно отступился. А он с маниакальным упорством продолжал искать встречи с ней, чтобы объясниться. Друзья говорили ему: «Брось, Андрей! Ну не хочет она тебя! С женщинами такое бывает. Хотела-перехотела… Не теряй лица!» Ему было плевать на лицо. Он упрямо не желал мириться с очевидным. В результате отношения с друзьями несколько испортились. Однако это его не волновало. В своем неисправимом упорстве Андрей был уверен, что друзья для того и существуют, чтобы принимать тебя таким как есть. «Я не японец, чтоб опасаться потерять лицо из-за женщины. Кому не нравится — выход там же, где вход!» — думал он. Но вскоре почему-то сдался. Устал.
Однажды ночью он не выдержал, проехал мимо Вериного дома. Ее окно, единственное во всем здании, было освещено тусклым оранжевым светом. Не спит. Она одна и он один. Упрямые дети! Отвернулись друг от друга и решили, что это правильно. Что можно расстаться и забыть навсегда. Правда, отвернулась она. А он оставил попытки выяснить отношения, потому что перед ним выстроили глухую стену. Глупо. Можно вычеркивать номер телефона, но помнить каждую цифру. Можно курить по ночам на разных подоконниках, глядя на одну и ту же луну. Можно мечтать, чтобы кино открутилось назад, чтобы неудачный эпизод переиграли заново. Глупо, глупо! Взрослые дети придумывают себе жизнь и любовь, говорят заученные слова. И ничего о любви не знают. А мы попали друг в друга, как два солнечных зайчика в темную комнату. И теперь — все? Ведь было слияние, когда проникаешь друг другу в душу и в кровь. Был пес. Он с подскоком целовал нас в губы и покусывал за пятки. И были книги. И были разговоры до утра. Разговаривали часами и не надоедали друг другу. И бывали все-таки зарплаты, и можно было, черт возьми, накупить цветов, книг, твоих любимых духов и съесть пирожное в кафе. Это была такая простая жизнь, состоящая из мелочей. Но, оказывается, он тогда купался в реке под названием «счастье». А теперь все кончилось. Той пленки уже не вернешь, она сгорела, и зрители в зале свистят, сосут кока-колу и жуют поп-корн. Но кина дальше не будет. Кончилось кино! Все остальное — только агония, даже не приправленная надеждой…
