Отдельное поручение (Повесть) - Двоеглазов Владимир Петрович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
«Да, я слушаю, Людмила Клавдиевна. Здравствуйте».
«Здравствуйте, Юлий Владимирович. Вы, наверное, догадываетесь…»
«Да, у меня тоже это из головы не идет… Кстати, помните, вы мне говорили, что тех пилотов на буровой он тогда не узнал?»
«Врач санавиации, по крайней мере, так мне объяснил…»
«Так вот: узнал».
«Понятно. Просто, значит, не захотел с ними разговаривать… Все же эти вертолетчики по-хамски поступили».
«По-хамски — чисто женское определение, Людмила Клавдиевна».
«Да, наверное… Вот он, знаете, я забыла вам сказать, как пакет передал, так попросил, чтобы ему принесли «Преступление и наказание». Я долго думала…»
«С «Преступлением и наказанием» объясняется просто: он в этом году на экзаменах в Высшую школу милиции срезался по литературе. Как раз Достоевский попался в билете. На следующий год собирался опять поступать».
«Неужели, Юлий Владимирович, чтобы поступить в школу милиции, нужно знать Достоевского?»
«Выходит, да. Нужно».
«И потом ему сразу стало плохо. Конечно, такой стресс перенести… Вообще он был хрупкий…»
«Хрупкий?»
«Я имею в виду: хрупкая нервная система. Ну, как говорят в народе: принимал все близко к сердцу. Очень точное определение, хотя и не медицинское…»
«Вообще-то есть такое мнение, что принимать близко к сердцу — специфика нашей работы…»
«Возможно. Если без этого нельзя…»
«В общем-то, наверное, можно, Людмила Клавдиевна. Можно и без этого…»
52
Шум мотора удалялся ровно и неотвратимо, на другом участке реки его было б слышно с полчаса, а то и дольше, но здесь Итья-Ах уходил и уходил к юго-востоку, не возвращаясь ни одной петлей, слегка только отклоняясь то влево, то вправо, как штопор с вытянутым шагом винта. К тому времени, как участковый добрался до гребня берега, «Вихрь» умолк насовсем…
Пятакова на гребне не было.
— Федор! — позвал участковый.
Ответа не последовало.
— Федька!
— Ну че? — недовольно отозвался снизу Пятаков.
— Ниче! — разозлился участковый. — Отвечать нужно, когда спрашивают!
Он перехватил покрепче слегу и стал спускаться к воде. В отношении ноги лейтенант успел отметить следующую печальную закономерность: по ровной горизонтальной дороге он мог еще, опираясь на палку, кое-как передвигаться, не испытывая особых мук, но на спусках и на подъемах боль становилась нестерпимой. Он пробовал ставить больную ногу и на пятку, и на носок, и на всю плоскость подошвы — результат был один и тот же: адская боль в колене.
Пятаков сидел на огромной коряжине, развалившись, как в кресле, и молча глядел на реку, по которой несло с верховьев желтоватые сгустки слипшегося и не таявшего в воде снега. Река была готова к шуге. Лейтенант подобрался к самой воде и, держась за елку, проткнул слегой один сгусток, проплывавший в метре от берега, но комок не рассыпался, а лишь разломился надвое, и дальше поплыли уже два куска. Было ясно, что не сегодня-завтра пойдет настоящая шуга.
Пятаков спросил:
— Ты че с клюкой-то?
Лейтенант, не отвечая, достал папиросу и закурил. Валы от шлюпки давно улеглись, и теперь ничто не напоминало о том, что она здесь стояла, разве что молодая хилая елка с примятыми лапами, за которую привязывали чалку. Даже и чалку отсекать не стали те двое. Успевали и так. Аккуратно отвязали и поехали. Только сейчас участковый обратил внимание на то, что возле Пятакова валяется на мху одностволка. И тут не поспешили, вспомнили — оставили чужое ружье. В краже ружья их не обвинишь. Вполне приличные люди. Могли ведь увезти, никто не мешал, — нет, оставили. Чужого им не надо. И не потому, что ружьишко худое, — участковый был уверен в том, что они и бельгийский охотничий автомат не взяли бы.
Вспомнив вообще о ружьях, инспектор запустил руку в карман и достал четыре патрона. Три подкинул на ладони и запустил в воду, а четвертый — двадцатого калибра — пристроил сверху на коряжине, чтобы не забыть потом отдать Андрюхе.
— Ногу, что ль, зашиб? — вновь поинтересовался Пятаков.
Лейтенант отмахнулся и стал внимательно осматривать берег. Слева от коряжины, под высоким берегом, было узкое пологое место, круча висела над ним, готовая обвалиться и удерживаемая только корнями кедров, как арматурой; там, как бы в нише или в гроте, лежала перевернутая хоровская лодка. Лейтенант подковылял к ней, постучал слегой по борту и, с опаской поглядев на нависший козырек обрыва, осторожно присел на днище. Подумав, сказал:
— Не догнать.
— Где же, — сразу откликнулся Пятаков. — Я уж глядел мотор: двадцатка. А у тех двадцать пятый. Да и на шлюпке оне. Ходче. Дак че у тебя с ногой-то?
— Где ты мотор смотрел?
— А вон под лодкой. В брезентину завернут.
Тут же, в нише, прикрытые брезентом, стояли фляга с бензином и два «вихровских» бачка.
— Фляга полная, — сказал Пятаков, когда участковый постучал по ней слегой, пытаясь определить на звук, есть ли в ней бензин. — И в бачке одном больше половины. А вон в той, — указал пальцем на лежавшую на боку чуть в стороне флягу, — нету. Пацаненок, видать, сжег, когда сюда ехал.
— Н-да, — сказал лейтенант, оглядывая лодку.
— Верткая холера, — подтвердил Пятаков, поднимаясь с коряжины.
— Что ж, — сказал лейтенант. — Ехать-то все равно надо.
— Дак ясно, — ответил, зевая, Пятаков, — за нею ишо надо бы смотаться, — кивнул на высокий берег. — За лейтенантшой-то.
— Сейчас сходим.
— «Сходим!» Куда ты сходишь-то на костыле! Сиди уж. Сам сбегаю. Ты давай, сижа-то, лучше мотором займись. Он с ходу-то ишо хрен заведется, сколь пролежал. Вставай, лодку спихну.
Лейтенант, опираясь на слегу, встал, и Пятаков, легко перевернув лодку на днище, поволок ее кормой вперед к воде. Участковый, желая помочь, ухватил ее за борт левой рукой, правой не выпуская слеги.
— Оставь! — сказал Пятаков. — Болташься только под ногами.
— Ну, и хорош, хватит, — сказал участковый, когда корма брякнула в воду. — Мотор хватит опробовать. Тут глубоко.
Пятаков кивнул и вернулся в нишу за мотором. Установив его на корме и затянув винты, закрепил страховочный тросик; вышел из лодки и, закуривая, сказал;
— А шкурки-то твои ушли. Проворонил.
— Иди, я сам тут теперь, — сказал лейтенант.
— Это уж точно, — продолжал Пятаков. — Ушли шкурки.
— Ничего. Доберусь и до них.
— Теперя ага, доберешься. Оне их так затартают, что вобще концов не сыщешь.
— А ты? Свидетель.
— Ну-у, я что за свидетель. Так, алкашил с имя. Оне скажут, с пьяных-то, мол, глаз мало ли что кому привидится. Тем более, с работы убег, какая, мол, ему вера. А сам ты эти шкурки и в глаза не поглядел, не то что пощупал.
— Нечего их щупать, не девки, — сказал участковый. — Я их в тот же день найду, как приеду.
— Хм! Я ему — стрижено, он мне — шмалено. Кого ты найдешь? Толстячка, что ли? И этого длинного? Найти-то найдешь, дак только с чем? И лося оне к тому времени оприходуют…
— Ладно, не твоя забота, — перебил лейтенант.
— А я тебе дело говорил; шкурки забери, акт на лося составь и полетели на вертолете…
— Тьфу! — сплюнул участковый, злясь на свою неловкость, на боль в ноге и еще более оттого, что Пятаков, в сущности, прав (не считая вертолета). — Давай топай, время-то идет!
— Куды его тебе, время-то? До Ёгана так и так засветло успеваем. По течению-то. Ладно, пошел. Там одне только портфели?
— Портфели, — мрачно ответил участковый. — Помоги донести.
— Я ее самое донесу, не то что портфели, — буркнул Пятаков. — Не то что ты, калека двадцатого века… — Он вскинул голову и прислушался: на высоком берегу трещали сучья. — Мальчонка, видать, чешет, — догадался Пятаков, и действительно — на круче мелькнуло черное интернатское пальтишко. — Пошел, — повторил Пятаков и полез навстречу Андрюхе.
Проводив взглядом Пятакова, лейтенант присел на борт лодки и осторожно ощупал колено. Боль не унималась, но полной блокады (ущемления полулунного хряща в суставной щели), по-видимому, не было, иначе нога бы вовсе не разгибалась, Участковый вздохнул и нетерпеливо взглянул на подходившего уже к лодке мальчика с кусками мяса под мышкой.
