Девять граммов пластита - Баконина Марианна Станиславовна (читать книги онлайн бесплатно регистрация txt) 📗
– Давай! Давай! Не спеша! – скомандовал парень и пошел за журналистом. Они пересекли улицу Восстания, дошли до Лиговки. Будь Кирилл один, он свернул бы направо, поскольку жил на Расстанной. Но его повели налево.
Они перешли проспект. Рядом с Октябрьским концертным залом было еще пусто. Только машины любителей группы «На-на» на стоянке да два милиционера возле парадного входа. Но и милицию не удивила странная пара – высокий полный молодой человек в твидовой куртке и обнимающий его за талию парень в кепке. Милиция проводила парочку брезгливым взглядом. Совсем офонарели эти голубые, скоро прямо на улицах начнут целоваться взасос. И ничего им теперь не скажешь. Свобода сексуальной ориентации.
– Куда мы идем? – Кирилл старался говорить тихо, чтобы не дразнить маньяка. В том, что это маньяк, он не сомневался.
– Помолчи…
Они дошли до Греческого. Повернули направо. Еще три минуты, которые показались Айдарову тридцатью.
Кирилл неожиданно вспомнил американскую статью о преступниках и жертвах. Автор, вероятно, психолог-виктимолог, давал довольно внятные советы тем, кто подвергся нападению. Самое важное, по мнению американца, это установить с преступником человеческие взаимоотношения: мол, преступник не считает жертву таким же человеческим существом, как он сам. Для него жертва – некая абстракция, без имени, вкуса, цвета и запаха. А вот если ты сумеешь доказать преступнику обратное, то, может быть, он откажется от своих черных намерений.
– Тебя как зовут? Меня Кирилл, – задал вопрос журналист и немедленно почувствовал себя квадратным дураком, то есть дураком в квадрате. Вот он идет, ощущая затылком дыхание безумца, чувствует лезвие ножа где-то под четвертым ребром и блеет насчет того, что его зовут Кирилл. Парень в кепке никак не отреагировал на вопрос.
Хорошо виктимологам – сидят в комфортабельных кабинетах и расписывают, как и что надо делать в критической ситуации. Разрядите обстановку, загляните бандиту в глаза и в сердце. Это в кино какой-нибудь Аль Пачино легко шутит с Робертом де Ниро, который держит пистолет у его виска: «Не надо мужик, не стреляй, не время еще, рано мне умирать, жена просила кур купить». И шутка получается милой и элегантной. Потому что Аль Пачино знает: пистолетик у врага бутафорский, ассистент режиссера его тысячу раз проверил, а с де Ниро он не далее как вчера пил виски в баре и сегодня они тоже хрюкнут по стаканчику.
Шутить или вступать в душеспасительные беседы с малознакомым человеком трудно. Еще труднее сделать то или другое, если этот человек держит у твоего сердца нож.
– Слушай, что тебе все-таки надо? Может, поговорим? – Кирилл решил сделать еще одну попытку.
– Не сейчас и не здесь. А вот здесь. – Неизвестный заставил Кирилла свернуть в подворотню. Темную и изогнутую, как труба у печки-буржуйки. Изгиб каменного мешка делал двор-колодец совсем закрытым. Даже случайный прохожий не мог увидеть, что там творится.
Парень в кепке все так же спокойно провел Кирилла в дальний угол двора, завел в узкий и совсем темный аппендикс.
– Так куда мы… – Журналист Айдаров не успел задать свой последний вопрос. Он почувствовал, как сталь легко режет мягкий ворс его куртки и что-то еще более мягкое. Кирилл удивленно раскрыл глаза и подумал: «Зря я отказался от оружия, когда нам предлагали, поленился за разрешением…»
Последняя мысль тоже осталась недодуманной. Неизвестный тренированной рукой ударил Кирилла под лопатку, провернул нож, потом не торопясь обыскал карманы куртки, похлопал по брючным карманам журналиста, переложил что-то себе за пазуху и плавным движением через маленькое открытое полуокошко, на котором почему-то не оказалось решетки, спихнул в подвал обмякшее крупное тело. Чтобы пролезть в такое окно, живому журналисту Айдарову пришлось бы согнуться в три погибели, и он наверняка застрял бы.
СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА
Сомнамбула – так назвал бы Лизавету любой сторонний наблюдатель. Она сидела в своем кабинете, скрючившись на диване. Колени подтянуты к подбородку, руки сцеплены в замок, лицо закрыто рыжими, вдруг ставшими тусклыми локонами. Впервые в жизни Лизавета заперла дверь своего служебного кабинета изнутри. Надо подумать, надо понять, что происходит.
Лишь только после того, как Савва взял на себя ее проблемы, выступив вперед и гордо назвав порушенную «Герду» общей, к Лизавете вернулась способность двигаться и говорить.
– Это моя машина. – Она посмотрела на гориллообразного мужика в черной кожаной куртке. – Только подождите. Там наш оператор.
Она кинулась было к машине, чтобы понять, что произошло с Володей Барановичем.
– Да постойте, его уже увезли, – остановил Лизавету гориллоподобный.
– Куда увезли? – Лизавете вдруг показалось, что она увидела растерзанное взрывом тело, лужи крови.
– Успокойтесь. Ничего страшного. Контузия и царапины, осколками задело руку и лицо. «Скорая» уже уехала. Повезло парню.
Ни черта себе, «повезло»! Володя Баранович – один из самых молодых и безотказных операторов теленовостей, черноглазый, веселый парень с жесткими курчавыми волосами и всегда готовым улыбнуться. «Повезло»! Савва выдернул его на неплановую съемку за пятнадцать минут до выезда. Тот согласился без колебаний и капризов. И за руль сел по просьбе Саввы, считавшего автомобильные поездки с Лизаветой чересчур опасными. Он мог отказаться, и тогда на его месте оказалась бы сама Лизавета. А если бы они не затеяли эту встречу с «источником», то рвануло бы, когда Лизавета собралась бы ехать домой!
– Елизавета Алексеевна Зорина, если не ошибаюсь? – спросил гориллоподобный. – Вас-то я и искал.
– Зачем?
– Я, знаете ли, занимаюсь делом «Тутти-Фрутти» и хотел бы прояснить некоторые детали.
– Я ничего не знаю.
– Это мы посмотрим.
– Тут и смотреть нечего. Я знаю ровно столько же, сколько и рядовой обыватель.
– Елизавета Алексеевна, – неожиданно ласково сказал гориллоподобный. От человека с такой внешностью ждешь чего угодно, только не ласковости. – Я понимаю, вы в шоке, вам надо немного отдохнуть. С вами, я думаю, захотят поговорить и насчет этого взрыва тоже. Молодой человек, проводите ее, пожалуйста. Пусть подождет где-нибудь.
– Она подождет в собственном кабинете, дорогой милиционер, – с достоинством ответил Савва. «Дорогой милиционер» было реакцией на «молодого человека». Двадцатишестилетний Савва выглядел очень юно и терпеть не мог, когда ему об этом напоминали.
Савва довел Лизавету до ее комнаты.
– Сварить кофе?
– Можно… Только тебе ведь ехать надо. Твоя дама из Счетной палаты ждет.
– Ничего, подождет. Да и не поеду я… Тут такое творится…
– Это глупо. Если эта дама так напугана, а ты не придешь, можно считать источник потерянным. Да и она распереживается. Ехать надо, иначе сюжет пропадет.
Нельзя сказать, что в данный конкретный момент Лизавета так уж дорожила репортажем о бюджетно-медицинском воровстве. Просто очень хотелось остаться одной.
– Ладно, тогда я туда и обратно. Машину поймаю.
Кофе Савва не приготовил, да ей и не хотелось кофе. Каждые пять минут тарахтели телефоны – то городской, то местный. Лизавета не снимала трубку – не было сил и желания говорить.
Она попробовала разобраться в ситуации. За последние четыре дня ее, в сущности, размеренная жизнь пошла наперекосяк. Раньше все было правильно и понятно: эфиры, съемки, срочные вызовы на работу, нотации руководства, выходные дни, домашние хлопоты, заботы о Масоне, электронные письма от Сергея, телефонные звонки мамы из Москвы. С тех пор как умерла бабушка, мама звонила минимум три раза в неделю. Теперь же Лизавета попала в другой мир. Первый сигнал новой жизни прозвучал в лондонском пабе. Тогда же появился господин Давыдов. Так что, во всем виноват он? Вряд ли. Ее жизнь, бывало, и раньше закручивалась криминальной спиралью. И когда она влезла в расследование убийства журналиста Кастальского, а тот оказался предателем и косвенной причиной смерти прокурора города. И когда они с Маневичем устроили пожар в школе политических двойников. Нет, не стоит обвинять таинственного программиста.
