Единственная женщина на свете - Полякова Татьяна Викторовна (читаем книги бесплатно .txt) 📗
– Ага, – сказала я и на всякий случай кивнула.
– Ага, – передразнила Милка.
– Может, мне Славку задействовать? Поймаем твоего шантажиста и разъясним, чем должны заниматься по ночам интеллигентные люди.
– Только Славки не хватало. Давай еще в милицию заявим. Ты идешь со мной или нет?
– Иду, конечно, – ответила я.
Надо сказать, произнесла я это с отчаяния, уже сообразив, что отговаривать подругу бесполезно. Но к затее общаться с шантажистом душа не лежала. И не только потому, что я была убеждена: одной встречей дело не кончится, аппетит, как известно, приходит во время еды, а такие люди кушать хотят без перерыва. Было нечто в рассказе Милки, вызывающее смутную тревогу. Я поразмышляла над этим, пока пила кофе, но ни до чего так и не додумалась.
– Ладно, – сказала подруга, поднимаясь. – Заеду за тобой в одиннадцать. Что будешь делать до вечера?
– Ничего. Почему я должна что-то делать?
– С ума с тобой сойдешь, – махнула она рукой и зашагала к своей машине, которая была припаркована неподалеку.
Я расплатилась за кофе и еще немного посидела, наблюдая за прохожими.
Домой я возвращалась пешком, продолжая ломать голову: чем мне так не нравится эта история? Ясное дело, шантаж – штука скверная, следовательно, и история, связанная с ним, хорошей быть не может. Но речь, конечно, прежде всего о моей подруге. Людмила Михайловна существо взбалмошное, темпераментное и нервное. И сейчас, по идее, должна заливаться слезами и гневаться на Господа, который так некстати решил наказать ее за прелюбодеяние. Не помню, чтобы она хоть раз в жизни согласилась с тем, что не права или в чем-то виновата. Впрочем, она и сейчас далека от этого. Так что все в порядке. А вот ее спокойствие выглядит несколько странно. Нервозность в ней ощущалась, но вызванная скорее моим скудоумием, а не опасением потерять возлюбленного из-за собственной глупости. Может, она уже успела и нареветься, и ногами потопать, а мне позвонила, все решив и успокоившись?
Тут у меня зазвонил мобильный. Взглянув на дисплей, я увидела Милкин номер и поспешила ответить.
– Ты не вздумай сказать кому-нибудь о нашем разговоре, – ворчливо произнесла она.
– Сейчас начну развешивать объявления на столбах и заборах.
– Главное, Славке своему ни слова, не то непременно к нам охрану приставит. Мало того, что фоток лишусь, еще полгорода будет знать, что меня шантажируют.
– Славка не из тех, кто любит трепаться.
– Он, может, и не из тех. А его ребята? На каждый роток не накинешь платок. Короче, помалкивай. Я на тебя очень рассчитываю.
Последняя фраза меня доконала. Она точно не из лексикона моей подруги.
– Большое горе меняет людей, – вздохнула я и зашагала быстрее.
До моего дома оставалось два квартала, когда телефон вновь затрезвонил, а я с сожалением вспомнила те времена, когда обходилась без мобильного. На этот раз звонила мама.
– Где ты? – сурово спросила она. Я прикинула, есть ли на мне какой грех, и с облегчением вздохнула, ни одного существенного не обнаружив.
– Иду по улице, – ответила я.
– Не мешало бы навестить родителей, – суровости в мамином голосе лишь прибавилось. – Мы дома, так что, будь добра, приезжай прямо сейчас.
– С чего такая срочность?
– Тебе надо, чтобы мать при смерти лежала? Иначе времени для меня не найдется? И добро бы ты была занята чем-то полезным…
Я развернулась в направлении родительского дома, слушая сетования родительницы по поводу своей непутевости. Задала пару наводящих вопросов и смогла выяснить, что ничего особенного в семействе не происходит, просто маме пришла фантазия провести очередную воспитательную беседу. Я хотела придумать неотложное дело и избежать нравоучений, но вовремя вспомнила, что не появлялась у родителей две недели. Слишком большой срок. Мама беспокоится: вдруг она потеряет квалификацию и беседа не получится особо впечатляющей. Родительским слабостям надо потакать.
Сообщив, что уже сажусь в такси, я сунула телефон в карман, и тут он вновь зазвонил. «Выбросить его, что ли?» – подумала я со злостью, но на дисплей на всякий случай взглянула, а вслед за этим поспешила ответить. Это был Славка. Если мама не могла прожить без нравоучений, то Славка не мог прожить без звонков. А если я не отвечала, способен был примчаться в мою коммуналку, бросив все дела, и, не обнаружив меня на месте, сидеть под дверью с самым разнесчастным видом. Это не способствовало душевному равновесию, более того, у меня возникала уверенность, которая раз от раза укреплялась, что я порчу ему жизнь. Оттого я и поспешила ответить, стараясь, чтобы голос мой звучал бодро и с намеком на большую радость.
– Как дела? – незамысловато начал он. Звонил он сегодня уже трижды и каждый раз с этим вопросом. Проблема в том, что у меня вовсе не было никаких дел.
– Иду к родителям, остро нуждаясь в указаниях, как жить дальше.
– Сочувствую, – хмыкнул Славка. – На всякий случай: если мама вдруг спросит, когда ты выйдешь замуж, сообщаю, что готов идти в загс хоть сегодня.
– Давай подождем до завтра, – предложила я.
– Я влюбился в чокнутую. Только чокнутая может отказать такому парню.
– Я уже четыре раза была замужем и считаю привычку регулярно наведываться в загс вредной.
Славка засмеялся, но как-то неуверенно.
– Как насчет романтического ужина? – спросил он.
– Годится. Но закончить его в объятиях друг друга вряд ли получится.
– Это еще почему?
– У меня есть дело сегодня вечером. Дела так редко появляются, что это я пропустить не могу.
– Вечером – это во сколько?
– В одиннадцать.
– И что за дело такое?
– Обещала подруге погулять с ее собакой. Ничего толкового мне не предлагают.
– Мы можем гулять с собачкой вместе, по-моему, это романтично.
– Собака считает иначе. Она терпеть не может новые знакомства. Меня, правда, тоже, но хозяйке на это наплевать.
– Ладно. Пусть будет просто ужин, потом ты отправишься на свидание с собакой, а я предамся мечтам о женитьбе. Большой дом, трое ребятишек и жена у плиты.
– Такая перспектива способна отбить охоту к замужеству даже у старой девы.
– Да брось ты, нормальные желания. Закажу столик на семь часов в «Дворянском собрании». Идет?
Я заверила, что совершенно счастлива, и вновь ускорилась. Конечно, проще взять такси, но беседы с мамой никогда не являлись моим любимым времяпровождением, и сейчас я решила, что надо подготовиться.
Мама открыла дверь и окинула меня критическим взглядом. Я растянула рот до ушей, сняла кроссовки и поцеловала ее. Поцелуй был воспринят благосклонно, а вот мой внешний вид маме не понравился.
– Ефимия, девушке твоего возраста следует выглядеть элегантно. Не хочу тебя огорчать, но время джинсов и маечек прошло безвозвратно.
– Ерунда, – услышала я папин голос, а вслед за этим он появился в холле, обнял меня и сказал: – Ты прекрасно выглядишь.
– Ничего подобного, – отрезала мама. – Твоя дочь выглядит оборванкой.
– Красивой девушке все к лицу, даже драные джинсы. – Папа был настроен благодушно, и я решила, что желание срочно меня видеть не связано с намерением изводить меня бессмысленными разговорами, по крайней мере, папа сегодня к этому не расположен. Он повел меня в столовую, обняв за плечи, мама следовала позади.
Столовая в родительской квартире огромная, круглый стол возле французского окна слегка в ней терялся.
– Мой руки и садись обедать, – велела мама.
Папа занял место у окна, а я побрела в ванную. Когда вернулась, мама ставила супницу с ангелочками на крышке. Даже сваренные на скорую руку пельмени мама подавала на стол в этом фаянсовом чуде. «В семье должны быть традиции», – любила повторять она. Считалось, что супница принадлежала моей прабабке. Я искренне в это верила, пока папа не проболтался, что накануне свадьбы они с мамой купили ее на блошином рынке. Сестрица Агата отпускала по этому поводу язвительные замечания, а мне супница по-прежнему нравилась. Что касается традиций в семье, так их и без супницы было за глаза. Например, вкушать пищу следовало молча. К разговорам переходили только за чаем. Мне это казалось весьма разумным. Но сегодня мама совершила нечто из ряда вон выходящее.
