В плену подозрений - Макдональд Джон Данн (книга жизни .TXT) 📗
Сначала меня все это сильно пугало, но я не сдавался, упрямо вставал каждый раз, когда меня швыряли вниз, и однажды все-таки настал момент, когда я вдруг понял, что мне все это очень и очень нравится. Наверное, в конечном итоге нравится все, что ты научился делать как надо. Ведь рано или поздно невольно познаешь: самое важное не сырьевые материалы, не производственное оборудование, не ряды современнейших машин, а люди, из которых ты, как из сырой глины, шаг за шагом лепишь свою команду, делаешь их неотъемлемой частью всего производственного процесса... и себя самого. Тогда остальное, как бы само собой, становится все легче и легче. В первое время ботинки казались слишком большими, шаги — слишком широкими, но затем я все-таки приспособился, и мы начали получать прибыль, что было вдвойне приятно, поскольку стало по-своему достаточно объективным мерилом моего личного успеха на этом совершенно новом и безумно сложном для меня поприще.
Затем в мою жизнь неожиданно вошла Ники, сделав ее по-своему восхитительной и желанной. Она должна была стать моей женой, родить мне кучу детей, и мы все вместе стали бы счастливо жить в большом, теплом, светлом, наполненном чистой и вечной любовью доме.
Работа и женщина. Никакая работа сама по себе не может быть и средством, и целью. У каждого человека всегда должен быть кто-то, с кем он может делиться своими маленькими победами, удачами или неудачами, кто неизменно будет его самым терпеливым и благодарным слушателем!
Но не далее как всего тысячу двести вечеров тому назад я шел по мокрой от недавнего дождя улице к ее дому, шел торопливо, с бьющимся от волнения сердцем, как всегда случалось со мной от предвкушения скорой с нею встречи. Я вошел, нет, скорее вбежал в дом, даже не думая позвонить в дверь или как-либо иначе известить о своем приходе, что совсем не означало ни преднамеренного коварства, ни даже самой заурядной бестактности, а объяснялось всего лишь простым нетерпением поскорее ее увидеть.
Я, очевидно, застал их врасплох, поскольку то, что предстало моему взору, показалось мне каким-то нереальным сюрреализмом: она стояла на цыпочках в сильных руках моего родного брата, сжимавших ее красивое, зрелое тело, и тянулась своими полураскрытыми от желания губами к его... Услышав мое сдавленное восклицание, Ники медленно повернулась ко мне с видом ничего не понимающей и крайне недовольной девушки, которую — какая наглость! — так некстати оторвали от столь приятного поцелуя.
В конце того самого месяца мы собирались пожениться...
Бывают картины, которые надолго и с особой яростью отпечатываются в памяти — как правило, либо очень радостные, либо крайне удручающие. Я до сих пор отчетливо вижу его руки на ее груди и то, как она, спотыкаясь, отлетела в сторону, когда я резко оттолкнул ее, чтобы ударить брата, взгляд его немигающих глаз, глаз очень сильного человека, даже не пытающегося увернуться или блокировать удар, который до крови разбил ему рот. И при этом никаких воспоминаний о том, что я им тогда сказал, прежде чем выбежал на улицу, и как, забыв о своей стоящей рядом машине, под проливным дождем добирался до собственного дома...
После недельных мучительных раздумий я понял: так продолжаться не может. Мне никогда не удастся приспособиться к роли по-настоящему сильного человека, который молча переносит любые удары судьбы и с головой отдается любимой работе, начисто забыв о потрясающей девушке, которую судьба сначала милостиво ему уготовила, а затем сама же безжалостно, более того, предательски отняла. Конечно, будь это кто-то другой, может быть, я как-нибудь и справился бы с постигшим меня горем, но Кен... Мы ведь были с ним так близки! Я всегда считал нас одним единым целым, одной абсолютно неразрывной командой, в которой каждый из нас органически дополнял другого: его практичность и методичное, упорное движение к поставленной цели всегда крайне плодотворно компенсировали мою импульсивность, мое извечное стремление сделать все сразу, как можно быстрее... и наоборот. Если бы ее у меня отнял кто-нибудь другой, мне, наверное, было бы куда проще его ненавидеть, а это отвратительное чувство только способствовало бы моей полной самоотдаче делам нашей семейной компании «Дин продактс», коей волей судьбы мне приходилось тогда управлять. Увы, в тот момент, когда мой брат украл у меня Ники Уэбб, он раз и навсегда лишил меня всякого удовольствия как от работы, так и от многого, многого другого.
Я просто молча ушел, и президентство компанией автоматически перешло к Кену. Вначале он часто писал мне письма с просьбой вернуться обратно. Потом письма стали приходить реже, но все равно рука, подписывающая их, для меня так и оставалась рукой, лежащей тогда на ее груди, рукой, которая вскоре после случившегося надела в церкви обручальное кольцо на палец Ники. Моей Ники!
Небольшой уютный коттедж на берегу моря в Индиан-Рокс стал для меня совершенно новым миром, и я делал все возможное, чтобы не допустить туда ничего, абсолютно ничего постороннего, что могло бы хоть как-нибудь заставить меня снова вспоминать, снова думать о прошлой жизни, о том, что могло бы со мной произойти. Конечно, если бы, если бы, если бы... Когда у меня по тем или иным причинам бывало дурное настроение, я невольно думал, что все это вызвано не более чем печальными воспоминаниями о тех трагических для меня событиях четырехлетней давности; когда же на небе сияло теплое и ласковое солнце, вокруг раздавался здоровый веселый смех наших молоденьких загорелых пляжных девушек, а из портативных радиоприемников лились сладострастные латиноамериканские мелодии, все казалось на редкость приятным, успокаивающим душу и желанным.
«Светлая заря» на всей скорости шла на север практически параллельно береговой линии. Погода, а вместе с ней и восприятие дня незаметно изменились: откуда-то совершенно неожиданно начали появляться сильные порывы ветра, вызывая на безмятежной до того поверхности водной глади белую пенящуюся рябь, а затем столь же неожиданно исчезали; гребешки на западе приобрели желтоватый цвет, как бы предупреждая о надвигающемся шторме. Здесь у нас день мог меняться в течение получаса совершенно независимо от научных прогнозов, боли в затылке, ломоты в костях и иных народных, то есть практически «безошибочных», методов определения, какую погоду следует ожидать в ближайшее время.
Я бросил взгляд на отвратительную желтую коробку — отель «Форт Хариссон» в Клиауотере, служивший для мореплавателей своеобразным, но достаточно надежным ориентиром, и вдруг, неизвестно почему, вспомнил о Лестере, о его вроде бы вполне естественном желании вернуть меня назад в компанию. В его последнем годовом отчете акционерам особо подчеркивалось растущее количество государственных контрактов, что неизбежно влекло за собой увеличение занятости, поставок ну и всего прочего. Короче говоря, без талантливого Гевана Дина им теперь просто не обойтись.
«Конечно же, ясное дело», — сказал я сам себе, решив не верить ни единому его слову.
Вместе с тем мне никак не удавалось убедить себя в том, что здесь что-то не то, абсолютно не то. Если не сказать больше...
— Знаешь, нам совсем не хотелось бы, чтобы ты уезжал отсюда, Гев, — неожиданно произнесла Мидж. — Ни Джорджу, ни мне. Ты же понимаешь.
— Спасибо, Мидж. Я и не собираюсь туда возвращаться.
— Ты только так говоришь, а я уже начинаю без тебя скучать, — поежившись, с нервным смешком произнесла она. — У нас ведь были по-настоящему хорошие времена, мы все были счастливы, разве нет?
— Что да, то да.
— Хотя, как мне кажется, в последнее время счастья становится все меньше и меньше.
Я промолчал. Далеко впереди «Светлой зари» большая группа начинающих рыболовов неистово тренировалась в забрасывании наживки в море со скоростью добротного пулемета. Чайки громко верещали и друг за другом пикировали за, так сказать, «дармовой» добычей. Залив, начинающий незаметно для новичков принимать угрожающий вид приближающегося шторма, грозно повышал свой обычный уровень. Суда одно за другим спешили побыстрее вернуться домой, к безопасности.
