Тайна дела № 963 - Заседа Игорь Иванович (серия книг TXT) 📗

Когда Лапченко возвратился, он был преисполнен уважения к собственной персоне.

– Ладно, не раздувайся, как лягушка, лопнешь, – шутливо охладил я Саню, в душе позавидовав легкости, с коей он обрел уверенность в совершенно новой для него обстановке. – Что там? Извини, искренне поздравляю с крещением – взять интервью у Бенсона, да еще и бесплатно, это редко кому удается!

– А что! Когда узнали, что я – советский журналист, заговорили охотно. Больше того, этот Гарри Трумэн, ну тренер Бенсона…

– Не Трумэн, а Трамбл…

– Я шучу, знаю, Трамбл. Словом, он сказал, что единственный соперник, с кем должен считаться Джон, – это Федор Нестеренко. Бенсон, веришь, согласился и даже головой кивнул. Вот это номер, а!

– Ну, а чему удивляться – Федя не подарок даже для Бенсона. Итак, что там было, ну, в руках у той красотки?

– Мистер Романько, скажу я вам – это человек! Я чуть язык не проглотил…

– Ближе к делу! Что?

– Я не рассмотрел, какие-то укрепляющие витаминные пилюли для умственно недоразвитых детей! Бенсон рекламировал их и, кстати, бесплатно. Сегодня по второй программе, кажись, спутниковой, в 11:30 покажут этот сюжет… А Бенсон, ты знаешь, он ушлый парень, за словом в карман не лезет. Когда я его спросил, надеется ли он победить в Сеуле, без обиняков, без разных там экивоков, присущих спортсменам, когда речь зайдет о сопернике, выложил, что Льюис, что тут спорить, великий спортсмен, но его время прошло, и он слишком изящен для того, чтобы бегать так быстро… Но он, Бенсон, уважает Льюиса, как самого великого, после Оуэнса, бегуна, и рад тому, что Карл согласился участвовать в Кубке, ведь они уже более года не встречались на дорожке… Слышь, Олег, у меня, считай, репортаж готов… и наша газета, ты знаешь, выходит утром…

– Не дрейфь, Саня, я найду, что написать! – бодро ответил я, не слушая Лапченко, потому что в голове, как раскаленный гвоздь, засела… да, вы правы, Кэт.

Ее появление ошеломило меня, не стану скрывать. А если и Келли с Питером Скарлборо тоже сидят сейчас где-нибудь на трибуне? Нет, не страх внес смятение в душу, иное взволновало, растерзало мысль: что стоит за их появлением здесь? Я сразу отбросил возникшее было желание броситься в полицию. Что я смогу доказать? Да они только посмеются надо мной – и Келли, и Питер, и, чего уж тут, и Кэт. Расхохочутся прямо мне в лицо…

5

Серж привез на тихую и тенистую улочку где-то в Гринсинге, где в обычном, ничем не примечательном старинном домике, оказывается, обосновался семейный ресторанчик.

– А вот какая писулька появилась у меня в номере, пока я встречал тебя и мы весело прохлаждались в пресс-центре, – вмиг убрав улыбку и глупый блеск сальных глазок, сказал Серж. Он опустился в плетеное кресло и вытащил из внутреннего кармана спортивного блайзера (как он только выдерживал его габариты), как обычно, набитого блокнотами, записками, деньгами, визитными карточками и еще бесчисленным множеством ценных для Сержа предметов, сложенный вчетверо лист твердой бумаги и протянул его мне.

Я бережно развернул лист – стандартный лист белой бумаги для писем со штампом гостиницы – «Версаль», расположенной в Лионе, по улице Капуцинов, 17, с телефоном 229-35-71, и ровными рядами отпечатанных на новой, это легко было определить по четкости букв, портативной машинке. Размашистая подпись черным тонким фломастером была мне незнакома.

– К этой гостинице автор письма никакого отношения не имеет, я справлялся уже по телефону. Читай, – сказал Серж.

– «Уважаемый г-н С.К. Надеюсь, что Вы еще не успели полностью забыть о нашем с Вами рандеву в далеком от здешних мест городе, где все поголовно черноволосые с глазами восточного типа. Если вспомнили, то не стану вновь перегружать Вас ненужными подробностями и именами, тем паче что имя мое ничего не скажет Вам.

Словом, нам нужно обязательно встретиться и обговорить некоторые из нерешенных не по моей и не по Вашей вине, а в силу лишь сложившихся обстоятельств, проблем. Времени теперь осталось совсем мало, и нужно торопиться.

Не оставляю ни адреса, ни телефона, позвоню вечером нашему общему знакомому…»

– С уважением, – произнес я последнюю фразу и недоуменно уставился на Сержа. – Пока не врубился, может, ты объяснишь?

– Это записка от Майкла Дивера.

– От Майкла? Ведь он не давал о себе знать более двух лет?

– Видно, так было нужно.

– Ты уверен, что это он? А если провокация? – спросил я и внутренне зарделся, опять это проклятое наше словечко буквально висит на кончике языка. – Извини, Серж, но это слишком серьезно, чтоб я мог вот так слету поверить.

– Мне знакома подпись Майкла, а он, поверь, не разбрасывается своими автографами в силу правил, существовавших в его офисе. Впрочем, я беру ее под сомнение, потому что в его личном деле, что будет храниться в ЦРУ вечно, наверняка есть образец. Но это – из области допустимых вариантов.

– Что в таком случае реальность?

– Первое, следует дождаться звонка и выяснить, что Майкл предложит, а в том, что ему есть что нам рассказать, сомневаться не приходится.

– Кто этот человек, кому станет звонить Майкл или кто-то, кто будет говорить от его имени?

– Вот тебе и на! – Серж так искренне удивился и с таким глуповатым выражением уставился на меня, что я растерялся. – Впервые вижу перед собой человека, не узнающего самого себя…

– Ладно, мистер Казанкини, я принимаю ваш гол. 1:0 – вы ведете. Но откуда Майкл мог узнать о моем приезде в Вену, гостиницу, где я устроился? – Я все еще не верил в реальность происходящего: слишком неожиданным и слишком фантастичным выглядело это при ближайшем рассмотрении.

– Проще простого: звонок в пресс-центр, девушка поднимает аккредитационную карту – и исчерпывающая информация: где, что, когда. Но оставим это гадание на кофейной гуще, не любил это занятие даже в студенческие годы, хотя у нас в Сорбонне, поверь, оно было разлюбимым занятием девиц и, само собой, приближенных к ним молодых оболтусов. Наверное, поэтому меня не жаловали представительницы слабого пола – из-за отсутствия наивности, а без нее затащить человека в мэрию или в собор Парижской богоматери практически невозможно. Так вот, мы дождемся звонка от Майкла, а я более чем уверен, что это он, и лишь после получения, так сказать, дополнительной информации, обсудим дальнейшие шаги. О'кей?

– Не железная – пластмассовая логика! Ну, что ты уставился на меня, не слышал, что ли, о пластических массах крепче самого крепкого металла?

– Еще раз напоминаю – я закончил факультет журналистики в Сорбонне и в технике – ни в зуб ногой. Я даже не знаю, где в моторе моего «ситроена» находится зажигание, – с гордостью выложил Серж.

– Согласен. Продолжай, ты что-то хотел еще сообщить…

– Есть и еще кое-что, способное заинтересовать тебя лично…

– Вот как!

– Я встречался… – Казанкини цедил слова. – С твоим Питером Скарлборо! И кое-что уяснил полезное для себя…

– Со Скарлборо? Когда? И ты молчал? – засыпал я Сержа вопросами.

– Будешь молчать, если тебе выложат некоторые подробности, случающиеся с теми, кто слишком много знает и не умеет держать язык за зубами?! А тем паче по телефону, да еще разговаривая с вашей страной! Молчал, но отнюдь не потому, что струсил, – тут уж в голосе Сержа прорвалась обида. Он был чертовски чувствителен, этот толстяк!

– Ладно, Серж, не тяни.

– Это произошло, погоди, когда ты умудрился дернуть от них?

– 17 января 1986 года, в 0:31 по Гринвичу, если уж быть точным.

– 18-го я прочел твое интервью в «Дейли тайм», у меня камень с сердца свалился… А 19-го, около восьми, мне позвонили в дверь и завалился эдакий лощеный хлюст, да, да, Питер Скарлборо, собственной персоной, и не один – с ним притащился еще тот самый здоровяк, Келли. Если Питер Скарлборо вел себя вполне пристойно, я бы даже сказал – по-джентльментски, то этот скот, Келли, просто-таки напрашивался на добрую оплеуху. Спасибо мистеру Питеру Скарлборо, он осадил этого сосунка, ведь у того вместо мозгов канаты из мышц, накачанных в спортзале.