Завещание профессора Яворского - Ростовцев Эдуард Исаакович (электронные книги бесплатно TXT) 📗
Они свернули на тихую Садовую улицу, затененную густыми кронами каштанов. Лариса чуть наклонила голову, заговорила неторопливым полушепотом:
- Год назад я сошлась с Толиком и не видела ничего ужасного в этом. Толик мне нравился своей непосредственностью, робостью, которую он пытался скрывать за напускной грубоватостью. Но вскоре поняла, что сделала глупость: Толик был наивен, как ребенок, и все принимал всерьез. Он настаивал, чтобы мы поженились. Это было бы смешно, когда бы он не был так настойчив. В общем он надоел мне быстрее, чем я ему. Отделаться от него было нелегко, и мне ничего не оставалось, как сказать, что выхожу замуж за Новицкого. Конечно, это была неправда, но я знала, что Толик поверит: с первого дня нашего знакомства он ревновал меня к Паше. Пашу я не предупредила, поскольку не думала, что Толику взбредет в голову объясняться с ним. А оно вон как получилось!
О книге она умолчала. Но дело было даже не в этом - Галина не поверила ей. Все, о чем она рассказала неторопливым, ровным полушепотом, было уже сказано Тамарой Зимовец, которая подхватила пущенную кем-то сплетню. Тем не менее, Лариса повторила ее почти дословно, не пощадив себя и не сделав никакой попытки оправдаться, очевидно, ничего другого придумать не успела...
- Надежда Семеновна знала о ваших отношениях с Толиком?
- Догадывалась.
- А Новицкий?
Лариса вспыхнула, да так, что запылали уши.
- Нет... То есть, возможно, знал... догадывался. Но с некоторых пор он избегал в разговорах со мной таких тем.
- Почему?
Она не ответила, отстранилась, опустила голову, и ее лицо снова накрыла волна рыжеватых волос.
"Ах вот в чем дело! - подумала Галина. - Как я раньше не поняла. Еще на автостоянке, не удержи ее Чижевская, она бы бросилась в драку, стала бы под нож. И не из любви к острым ощущениям, а потому, что Новицкому, ее Паше, угрожала опасность. И сейчас решила пожертвовать собой, лишь бы отвести от него беду..."
И, если до этой минуты у нее еще оставалось предубеждение к девушке, то сейчас оно исчезло, словно испарилось. Захотелось обнять ее крепкие плечи, по-дружески встряхнуть, сказать, что нечего тревожиться, переживать - все должно обойтись для ее Паши. Но тут же вспомнила Толика Зимовца и невольно отстранилась от Ларисы...
- Вечером 28-го у Толика при себе была книга "Медицинский Канон" Авиценны из вашей библиотеки.
- Книга? - переспросила Лариса, видимо, для того, чтобы выиграть время, сообразить, как и что ответить. - При чем тут книга?
- Не знаю, поэтому спрашиваю.
- У папы было больше семи тысяч книг, я не могу помнить все! раздраженно сказала девушка.
- Это ценная книга. В свое время Толик одел ее в кожаный переплет, это был его подарок Матвею Петровичу, - не отступала Галина.
- Может быть. Не знаю!
Она насупилась и Галина решила не настаивать - иначе у них не получится откровенный разговор.
Они подошли к ее дому, и Лариса подчеркнуто церемонно пропустила Галину вперед.
- Прошу вас.
Квартира была большой - пять просторных комнат, не считая холла, подсобных помещений, кухни; богатой - узорчатый паркет, лепные потолки, хрустальные люстры, ковры; ухоженной - все сверкало безукоризненной чистотой, в полированные поверхности сервантов, шкафов можно было смотреться, как в зеркала, а на ворсистые, причесанные подушки дивана, кресел даже неловко было садиться. Год назад, когда Галина пришла сюда впервые, это не бросалось в глаза, возможно потому, что во всех комнатах стояли высокие, под потолок, стеллажи с книгами и не было столько ковров, хрусталя. Теперь же не было стеллажей, а те немногие книги, что ровными шпалерами, подобранными по размерам и цветам переплетов, жались друг к другу за стеклами стилизованных под старину шкафов и полок, принужденно соседствуя с чайными сервизами, коллекциями вино-водочных бутылок, морских раковин, принадлежали скорее к комнатному интерьеру, чем к библиотеке. Только в кабинете покойного профессора все осталось, как прежде: заваленные книгами стеллажи, шкафы, старомодное потертое кресло, жестковатый диван, портреты Пирогова и Павлова, бюст Гиппократа, массивный письменный стол, чернильный прибор из потемневшей бронзы с дарственной надписью какого-то благодарного пациента.
В доме никого не было, и Лариса провела Галину по всем комнатам, хотя та не просила об этом, показала даже ванную, выложенную цветным кафелем, кухню с навесными шкафчиками, газовой плитой, холодильником, посудомойкой и дверью, выходящей на внутренний балкон. Сказала с усмешкой:
- Вот как живут простые советские медики!
- Ваш отец был большим ученым, замечательным врачом и то, что ему предоставлялось, было заслуженно, - сочла нужным заметить Галина.
- Отец довольствовался кабинетом: там работал, там же спал. И я поначалу спала рядом - в холле, потому что боялась пустых комнат.
- Потом привыкли?
- Привыкла: стала ездить по ним на велосипеде - Паша надоумил.
- Сейчас не ездите?
- Смеетесь? Сейчас надо снимать туфли в прихожей, а еще лучше на лестничной площадке, чтобы не затоптать паркет, ковры... Нет, нет, не снимайте! Видите, я тоже не сняла. Сегодня можно позволить такую вольность.
- Надежда Семеновна не будет к нам в претензии?
- За порядком у нас следит тетя Аня. Но сейчас ей не до поучений...
В столовой Лариса открыла бар, взяла две непочатые красиво оформленные бутылки: с коньком и виски. Галина укоризненно посмотрела на нее.
- Считайте, что это начало переворота, - без тени усмешки сказала Лариса. - Мачеха держит их для демонстрации гостям: не угощает, только показывает. А мы их пустим по прямому назначению: что не выпьем дворнику, газовщику отдадим. Они дяденьки пьющие, пусть отведают заморских зелий... Не беспокойтесь, всю ответственность беру на себя.
- Не много ли берете? - строго спросила Галина, видя, что вслед за баром Лариса открыла сервант.
- Авось не надорвусь, - усмехнулась девушка, заваливая мельхиоровый поднос коробками с соблазнительными этикетками. - Поминать так по всем правилам!
- Вас, кажется, больше занимает обрядовая процедура, - вырвалось у Галины.
Она хотела добавить: "чем смерть Толика", но вовремя сдержалась. Однако Лариса поняла ее, вспыхнула, нахмурилась, но глаз не отвела.
- А что прикажете делать? Кататься по полу? Рвать на себе волосы? Я делала так, когда умерла мама. Меня утихомирили тем, что предупредили: останешься без волос. Мне было десять лет, но я запомнила это предупреждение, и когда хоронили папу, уже не трогала свои кудри.
- Вы не так поняли меня, - смутилась Галина.
Лариса подхватила поднос и чуть ли не бегом направилась в свою комнату. Галина растерянно топталась в гостиной, не зная, как быть откровенного разговора никак не получалось. Зазвонил телефон. Лариса бросилась к аппарату, схватила трубку. Но выражение взволнованного нетерпения на ее лице тут же погасло, - звонил явно не тот человек, чей голос она надеялась услышать.
- Нет... Не знаю... Возможно... Пожалуйста. - Положив трубку, она сказала, как бы объясняя свое разочарование: - Надежду Семеновну спрашивали, - а затем, очевидно, спохватившись, натянуто улыбнулась: Чего вы здесь остановились? Идемте ко мне...
Ее комната была обставлена не столь помпезно, как гостиная, спальня Надежды Семеновны; встроенный в стену шкаф, тахта, низенький столик, замысловатая пирамида книжных полок, секретер. Лариса вышла, и Галина начала рассматривать книги. Всемирная библиотека, сочинения Толстого, Куприна, Вересаева, Шолохова, Флобера, поэзия, десятка два переводных романов, книги по киноискусству, альбомы фотографий актеров. Букинистических, антикварных книг не было. Впрочем, Галина не спешила об этом судить: в кабинете покойного Матвея Петровича, куда она мельком заглянула, когда Лариса показывала квартиру, еще оставалось немало книг.
Вернулась Лариса, поставила на низенький столик вазу с черешней, открыла бутылки со спиртным и еще две с минеральной водой, придвинула Галине пуф, а себе взяла ковровую подушку, бросила ее на пол, села, поджав ноги под себя. Она успела переодеться - на ней был знакомый Галине японский спортивный костюм.
