Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Тулкун Назарович сразу оценил тревогу Акрамходжаева, в сердцах выпалил:
– Да, проглядели мы тебя, раньше следовало двигать, наверное, при твоей хватке они бы не очень разгулялись в Узбекистане.
В тот день они долго совещались за закрытыми дверями. Тулкун Назарович даже отменил назначенные заранее встречи, никого не принимал, не отвечал на телефонные звонки, дело действительно не терпело отлагательств. К ночи они выработали стратегию по сдерживанию, а при возможности и дискредитации тех, кто прибыл в край по линии Прокуратуры СССР по борьбе с хищениями и коррупцией.
Через несколько дней запустили пробный шар, в одной из газет вышла статья под заметным названием: «Кому, если не нам, наводить порядок на отчей земле?» Под публикацией стояла подпись Хашимова, теперь уже крупного работника Верховного суда республики, на орбиту активных действий запускался и бывший помощник, всегда державшийся в тени. Газетный очерк имел дальний прицел – выявить истинную расстановку сил в крае, он затрагивал не только тех, кто приехал в длительную изнурительную командировку с мандатом от Прокуратуры СССР, но и тех, кого партия направила на постоянную работу в правоохранительные органы, да и на другие ключевые посты, где все поросло взяточничеством, землячеством, кумовством, коррупцией.
Владыка Ночи ничего не отрицал из того, что почти ежедневно появлялось то в центральной, то в республиканской печати. Факты, события, суммы, фамилии, должности поражали своей дикостью, наглостью, масштабностью, полным разложением большинства власть предержащих в крае – этого он не оспаривал, даже давал им жесткую оценку, не расходящуюся с официальной точкой зрения. Отмечая заслугу людей Прокуратуры СССР, проделавших в масштабах республики гигантскую работу, он тут же, исподволь излагал стратегию, выработанную коварным Сенатором и прожженным политиканом Тулкуном Назаровичем. Она вкратце выглядела так: «Сами наломали дров, сами и разберемся». Конечно, рецепт так примитивно не подавался, Миршаб постарался, пошла в ход изощренная демагогия, наподобие «народ очистится от скверны сам», «негоже, чтобы в нашем доме друзья наводили порядок, а мы стояли в стороне». Смысл читался между строк: «мы и сами с усами», «разберемся и без помощи пришлых свидетелей». Как и рассчитывали стратеги, статья нашла и своих горячих сторонников и противников тоже. Даже появилось несколько подборок-отзывов, где весьма осторожно, чтобы не чувствовалась рука дирижера, цитировались строки в поддержку «народ очистится» от скверны сам, без помощи извне, «созрел». Однако редкие строки «Отчего народ допустил скверну и медленно очищается даже с помощью извне?» ломали логику предыдущих отзывов.
Но как бы там ни было, все выглядело пристойно, демократично, выходит, Салим Хасанович выказал душевный порыв и веру в своих местных коллег и в глубинке тоже, которым по плечу очищение родной земли от взяточничества, коррупции, казнокрадства и еще целого букета прочих негативных явлений, простое перечисление которых вряд ли уместится в газетной статье. На время слава Миршаба затмила даже нарастающую популярность Сенатора, он говорил то, что хотели услышать многие. Его и услышали, статью перепечатали почти все газеты в республике, включая и районные, на многих крупных совещаниях стала мелькать мысль, не пора ли свернуть работу пришлых следователей, когда у нас огромная армия своих высококлассных юристов.
В статье уделялось много внимания уличной преступности, квартирным кражам, угонам автомобилей, террору карманников и рэкетиров, но за всей этой заботой таилась изощренная цель – отвести следователей от должностных преступлений, взяток, коррупции, кумовства, местничества, короче, отвести руку Правосудия от верхнего эшелона казнокрадов. На основании пожеланий трудящихся и нарождающегося почина среди местных юристов, с щедрым вкраплением односторонних отзывов в газетах Тулкун Назарович даже отписал в Москву петицию, по старым шаблонам, в которых изрядно поднаторел, мол, народ Узбекистана хочет своими собственными руками навести порядок в доме.
Ответ оказался обескураживающим, не вкладывался в сложившуюся годами логику. Порыв трудящихся и юристов приветствовался и поощрялся, но чтобы быстрее очиститься и приняться за созидательный труд, предлагались дополнительные силы со всех краев страны. Но Тулкун Назарович с Сенатором, судя по делам и программам нового генсека, на иной ответ не особенно рассчитывали, хотя надежды брезжили: а вдруг? Чем не демократический жест: сами воровали – сами разбирайтесь!
Но и не считали, что зря поработали, вселили заметную нервозность в среду людей, занятых расследованием преступлений в крае, кое у кого отбили охоту копаться глубоко, кое в ком поселился страх, а люди, приехавшие на постоянную работу, почувствовали зыбкость и ненадежность своего положения, поняли, тут им не простят ни малейшей ошибки, а что за работа, если она с постоянной оглядкой, когда боишься проявить самостоятельность.
Но обозначилась четко и другая тенденция, которую опять же, кроме него, вряд ли кто заметил и принял всерьез, следователи и прокуроры стали работать более изощренно, отсекая постоянные ответвления в деле, в которых они могли запутаться и на чем теряли главное – время, используемое против них. Некоторые понимали, что статья человека из Верховного суда появилась не случайно, за ней определенная тактика, желание запугать и отвести следствие от людей, занимающих и после Рашидова ключевые позиции в партии и правительстве.
В обществе быстро сложились две равные по мощи, но разные по задачам силы, хотя и те и другие имели в карманах партийный билет единого образца. Одна часть, состоящая условно из творческой и технической интеллигенции и квалифицированных рабочих, окрыленная разрешенными свободами и поверившая в изменение общества безоглядно, не обладала опытом борьбы за реальную власть, без чего перемен не бывает, не имела она и заметных постов, прежде эту категорию трудящихся держали подальше от таких мест, она могла незамедлительно претворить в жизнь искренние порывы социальной справедливости. Реально располагала пока одним – возможностью выговориться, иногда печатно и даже изредка с экранов телевизоров.
Другая часть, внешне одобрявшая курс партии (приученная все одобрять), нутром же противилась перестройке изо всех сил, ее, наверное, как беременную, постоянно тошнило даже от слов гласность, перестройка, демократия, закон, митинг. От нее-то и зависело, внедрять или нет эту самую перестройку в жизнь. Она располагала всем: и опытом, и средствами, и должностями. Все места, где что-нибудь «дают» или «разрешают», оставались у них, и они не спешили поделиться с другой половиной сограждан, хотя время от времени, на всякий случай, начинали кидать на противоположную сторону кое-какие подачки.
И опять Сухроб Ахмедович в силу своей натуры хотел представлять обе половины общества одновременно, и ту, искренне жаждавшую перемен, за которые он ратовал в своих статьях и докторской, но душа-то тяготела к другой, более понятной, близкой среде, хотя он и там намеревался навести определенный порядок, и сводил счеты кое с кем, пользуясь временем или сложившимися обстоятельствами. И вдруг он с удивлением обнаружил, что людей, которым до обеда нравилась перестройка, а после обеда застой или даже еще более ранний период культа личности, слишком много.
Такую двойственность аппарата, а прежде всего масштабы этой двуликости, не предугадал даже такой беспринципный человек, как прокурор Акрамходжаев, он понял, что в обществе нет достаточной опоры ни для перестройки, ни для возврата к застою или культу, власть ныне зависела от случайностей. Сенатор чувствовал, что общество, устав от шараханий, неопределенности, хаоса и неразберихи, от пустых прилавков и очередей, от грабежа и насилий, вновь востребует сильного человека, сильную личность. Оттого он хотел сегодня стать заметным и в той, и в другой части расколовшегося общества, везде быть нужным, полезным, консультировать тех и других, внушить: вот он – сильный и образованный человек, чтобы в некий час «икс» на нем скрестились лучи прожекторов с обеих сторон баррикад.
